— Так, может, поделитесь открывшейся мудростью? — с иронией спросил «аристократ». — Если, конечно, это не коммерческая тайна?
— «Осел, груженный золотом, возьмет вражеский город вернее своей армии», — и эта истина была известна еще какому-то древнему греку. Применительно к нашим реалиям, что выгоднее — завоевать какую-нибудь Нигерию, потратив уйму денег на строительство там какой-то цивилизации, на усмирение недовольного населения, на поддержание какой-то его жизни, чтобы оно там не передохло, и, подведя баланс, оказаться в убытке, зато гордиться, что над этой землей развевается наш флаг? Или оставить туземной власти все издержки и проблемы с собственным электоратом, а только стричь прибыль, ну самую малость подкрепляя свои требования большой и тяжелой дубинкой карательного корпуса, с визитами раз в несколько лет?
— Это понятно, но при чем тут русские? СССР все же не Гватемала.
— В некотором отношении, именно она, — усмехнулся толстяк. — Не более чем какая-нибудь Верхняя Вольта с большой и, пожалуй, очень неплохой армией. Но вот касаемо возможности удовлетворить товарный спрос даже своего собственного населения — именно на уровне Гватемалы. Уинни, да и кое-кто из вас, джентльмены, обеспокоены, возьмут ли русские Проливы, Польшу, Румынию, да хоть даже — предположим! — всю Европу. Но даже русским большевикам не удалось вывести человеческую породу, которая не потребляла бы — а уж европейцы привыкли к более высокому уровню жизни. Что будет — да взгляните сейчас хоть на Канаду или Австралию. Ведь Гитлер был абсолютно прав, считая, что в случае войны Британия не сумеет одновременно прикрыть метрополию от вторжения и обеспечить свои коммуникации по всему миру! А населению нужно есть, одеваться, да много чего еще. В итоге, некий мистер Смит из Монреаля или Мельбурна может искренне считать себя патриотом Британской империи — но если он потребляет наши, американские, товары, в своем бизнесе завязан на американских контрагентов и благополучие его и его семьи зависит от климата на Уолл-стрит, а не в Сити, чьим патриотом будет он на деле? После войны мы скажем разоренной и голодной Европе, что можем всех накормить, поставить товары по приемлемой цене — что тогда будет с любым правительством, посмевшим возразить? Мир меняется, джентльмены — и начертание границ уже не столь важно. А вот чей рынок эта территория — имеет значение много больше.
— Вы оптимист, — заметил «ковбой». — Для этого необходимо, как минимум, чтобы та сторона приняла ваши правила. А это невозможно без принуждения — чтобы Гватемала и Панама стали тем, что сейчас, потребовались экспедиции нашей морской пехоты. А вам напомнить Парагвай девятнадцатого века, как его пришлось приобщать к свободе торговли?
— А вы вспомните Китай того же девятнадцатого века, — парировал толстяк. — И чем кончились монополия торговли и пошлины для него? А ведь тоже были претензии на мировую державу! Теперь представьте, что во время Опиумных войн Китай не оказался с Англией один на один, а пользовался бы поддержкой некоей европейской державы, также воюющей с британцами и поставляющей китайцам современное оружие. Тогда Китай, имея пушечного мяса в десятки раз больше, чем Англия, вполне мог выиграть, и даже, допустим, захватить британские колонии — Индию, Малайю, что там еще? И что бы он делал с захваченным, чьи бы товары очень скоро заполнили те рынки — китайские или неназванной европейской державы? Вот мое видение, что такое Россия сейчас, и оттого я спокойно смотрю на всякие страсти по поводу Проливов. Кто бы ни победил, сливки снимать все равно будем мы!
— Это большевики, — сказал «аристократ». — Открыть свой рынок для наших товаров — они не пошли на это даже когда у них был голод, в двадцать первом году. И кто помешает им установить таможенные пошлины, защищая свой рынок?
— Уже не большевики, — возразил толстяк. — Не идейные разрушители старого мира, они могли бы доставить проблемы. Но ведь Сталин явно сворачивает на прежний курс, строит подобие империи, то есть будет играть по общемировым правилам, хочет он того или нет. Однако прежде закончим с Европой. Вы согласны, что защищать таможней рынок имеет смысл, когда наличествует свой производитель — ну а если его нет, или он явно слаб, не может обеспечить весь спрос? Если русские попробуют ответить на наше предложение «железным занавесом» хоть по всей границе континентальной Европы — получится не успешнее, чем подобная же мера Наполеона. А уж сколько им придется потратить, чтобы удержать недовольных сателлитов в своей орбите! Если они глупы, то попробуют — и очень скоро в занятой ими Европе будет такой порядок, что Гитлер покажется добрым самаритянином: единый военный лагерь, всеобщая бедность, все ходят строем и работают за миску похлебки и койку в бараке — в отличие от Еврорейха в мирное время, когда «завтра» не обещано ничего! И как вы думаете, надолго ли их хватит? Ну, а если умны, то сразу уйдут в глухую оборону, по своей прежней границе. Я слышал, их народ терпелив, в отличие от европейцев, сумеет вытерпеть еще сколько-то лет.
— А если русские нападут на нас, как Гитлер? — спросил военный. — Это был бы выход для них.
— Не нападут, — уверил толстяк. — Как минимум лет двадцать мира нам гарантированы. После одной мировой войны без передышки влезать в другую — это даже для русских чересчур. А через двадцать лет нам воевать будет не с кем. Сталин сделал громадную ошибку, отказавшись от идеи мировой революции. Может быть, тактически это было верно, но в долгосрочном плане? Если нет идеи, нет цели, то зачем тогда отказывать себе во всем? Причем самым слабым звеном будет элита. Как показывает наша вековая практика торговли и дипломатии с варварскими народами, бусы и зеркальца вождям и детям вождей — в обмен на золотой песок. И как негритянские царьки посылали своих чад на учебу в Оксфорд или Сен-Сир, гордясь этим — так и русские всегда оглядывались на Европу. Их цари женились исключительно на германских принцессах, их «высшее общество» ездило отдыхать в Ниццу и Баден-Баден. Вы сомневаетесь, что их элита, имея на то возможности, откажется от высшего уровня жизни, «зеркалец и бус», которые мы им продадим за бесценок? Даже если сам их вождь Сталин и его ближние соратники — это тупые фанатики, как монахи-аскеты, во имя чего их преемникам и детям нести такой обет, если нет высокой идеи?
— Вы предлагаете нам ждать, пока у русских сменятся поколения? — заметил «ковбой». — Простите, но капитал должен приносить прибыль сейчас!
— А это самый худший для нас сценарий, джентльмены! — сказал толстяк. — Основанный на предположении, что Сталин понял то, что пока неочевидно даже такому зубру, как Уинни. Если же он мыслит как некоторые из нас, задача сильно упрощается. Он измеряет мощь и благополучие силой своей армии, которая действительно хороша — так бык тоже сильнее человека, однако в нашей воле и запрячь его в плуг, и пустить на мясо. Пусть русский Вождь сидит в Кремле и смотрит на марш своих железных легионов или краснознаменные демонстрации покорного народа — но если вы хотите стать частью мировой цивилизации, играйте по правилам, первое из которых — это свобода торговли! Кто-то сомневается, что по финансам и товарной массе мы превосходим русских настолько же, как какую-нибудь Бразилию? Ну а когда мы будем контролировать все денежные потоки в стране, кому тогда будет принадлежать реальная власть?
— Сталин не уступит.
— А что Сталин, — усмехнулся толстяк. — Он ведь, по сути, реликт ушедшей эпохи, как динозавр. Это было между двумя Великими Войнами, все государства грешили диктатурой, даже такие мелкие, как Албания или Эстония. Но грядет новый мир, где у Америки не будет конкурентов, с гибелью Еврорейха, а вместе с ним и независимой европейской промышленности и рынка. И тогда диктаторы, если только это не «карманные», во всем послушные нам марионетки, будут быстро сходить со сцены, ведь диктатор все ж величина непредсказуемая, мало ли что ему в голову придет — толпой в этом отношении управлять легче: «Хлеба и зрелищ», — со времен Рима никто не придумал лучше. Так что примите еще одно мое предвидение, джентльмены: наступает эпоха революций, но не опасных нам, а совсем наоборот. За свободу торговли, свободу слова, свободу парламентаризма — что еще мы можем купить с потрохами, к нашей выгоде?
— А если процесс выйдет из-под контроля? — усомнился «аристократ». — И начнется уже за свободу вообще? Так дойдет до того, что ниггеров и содомитов потребуют уравнять в правах со всеми. А кто-то и коммунизма потребует, воодушевившись лозунгами и красным цветом знамен.
— А отчего революция должна быть обязательно «красной»? — удивился толстяк. — Пусть будет любого другого цвета, хоть желтой или голубой!
Берлин, Рейхсканцелярия.
20 августа 1943