ни малейшего понятия.
Дождь капал со лба на щеки Джо, и он откинул назад мокрые волосы. Потом моргнул, не зная, отчего туманится перед глазами — то ли от соленых брызг Ла-Манша, то ли от чего-то другого. Все пассажиры, находившиеся на палубе, уже укрылись от дождя, оставив их с Хаммондом вдвоем.
— Я скажу вам, кто знает, что такое боль, — произнес Джо. — Та девочка, чью мать вы забили до смерти в ее присутствии. Неважно, что, по-вашему, сделала вам Бекка, — ее дочь не заслуживала того, чтобы увидеть подобное.
— Она ничего не видела. У нее на глазах была повязка, и она пряталась за спиной бабушки. И не надо мне скармливать эту чушь насчет «что, по-вашему, сделала Бекка». Я прекрасно знаю, что сделала ваша коллега. Я там был. А вы — нет.
— В тот вечер, когда погибли Одри и Этьен, вы вели себя угрожающе и агрессивно. Это была работа Бекки — защитить их от вас. Что еще она должна была делать?
Имена любимых людей, произнесенные недругом, словно ужалили Хаммонда. Он швырнул мокрые очки на палубу.
— Одри снова увозила от меня моего сына, поэтому я, конечно же, был зол — любой нормальный родитель разозлился бы. А что, я должен был стоять смирно и лишь махать рукой им вслед? Не будьте таким наивным.
— Попытайтесь взглянуть на это с точки зрения полицейского. Бекка увидела испуганную мать, пытавшуюся защитить своего ребенка от мужчины, который в прошлом уже проявлял по отношению к ней насилие.
— Вы не видели, как ваша подруга смотрела на меня, — бросил Хаммонд. — Как будто я — собачье дерьмо, приставшее к подошве ее ботинок. Она не стала бы слушать ни единого слова из того, что я мог сказать. Она была заранее враждебно настроена ко мне, хотя у нее не было на то причин.
— Вы один раз уже сломали Одри запястье, когда набросились на нее. Бекка в тот вечер сказала коллеге, что видела сообщения с угрозами, которые вы посылали Одри — сотни сообщений.
Хаммонд покачал головой.
— Нет, это был просто ушиб.
— Она показала Бекке фото своего запястья в гипсе.
— Это вышло случайно. Я не помню… должно быть, она кинулась на меня, я, наверное, ее оттолкнул, и она упала. Нельзя винить в этом меня.
Паром снова ухнул вниз, и Джо не удержался на ногах. Он заскользил вперед, и Хаммонд развернулся всем телом, как будто готовясь выпрыгнуть за борт. Джо вскинул ладони, показывая, что не намерен подходить ближе.
— А какую долю вины во всем этом вы берете на себя, Доминик? — спросил Джо. — Вы, конечно же, не можете верить в то, что совершенно невиновны. Почему Одри вообще захотела бросить вас? Если вы считаете себя несправедливо обиженным, скажите, какая причина была у нее сбегать от вас не один, а целых два раза? Если б вы оставили их в покое в тот вечер, она и Этьен, вероятно, были бы живы до сих пор.
— Не смей произносить их имена! — рявкнул Хаммонд. Он смотрел на Джо так, словно впервые задумался о том, что действительно мог сыграть какую-то роль в смерти своей семьи. Потом его глаза сделались такими же темными, как небеса над головой. Джо сжал кулаки, надеясь, что Хаммонд бросится на него. Он бы рискнул навлечь на себя ярость этого психопата, если б Хаммонд ради этого отпустил перила.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, мать твою! — продолжил Хаммонд, убрав одну руку с перил и наставив на Джо указательный палец. — В этом не было моей вины! Стефан Думитру, Дариус Чебан, Уильям Бёрджесс, Гарри Доусон, Зои Эллис и Бекка Винсент. Все они в ответе за убийство моей семьи, а не я. Если б твоя подруга как следует пристегнула Этьена ремнем безопасности, он все еще был бы жив.
— Если б вы не пришли к ним домой, чтобы терроризировать их, Одри и Этьен вообще не покинули бы свое жилье.
— Не пытайся переложить вину на меня!
— А как насчет ребенка Зои Эллис? Кто его убил?
— О чем ты говоришь? У нее не было никакого ребенка.
— Она была на третьем месяце беременности, когда вы убили ее.
Глаза Хаммонда расширились.
— Лжешь, — произнес он.
— Нет, это показали результаты посмертного вскрытия. Почти двенадцать недель. Первый триместр, так это называется?
Паром опять нырнул, но Хаммонд не пошевелился. Джо гадал, не пытается ли убийца вспомнить какие-либо не замеченные им ранее признаки того, что его любовница вынашивает его ребенка.
— Итак, вы отправили в могилу уже двоих детей, верно? — добавил Джо.
Хаммонд не шевелился и продолжал злобно смотреть на Джо, точно ожидая, что тот признается во лжи. И Джо знал, что это открытие заставило Хаммонда усомниться в себе.
— Знаете, Доминик, учитывая все усилия, которые мы приложили, чтобы найти вас, крошечная часть моего разума прониклась к вам невольным уважением. Не припомню, когда я в последний раз читал о ком-либо, способном совершить столько убийств за столь короткий срок и избежать поимки. Для этого, должно быть, потребовалось скрупулезное наблюдение и планирование. Я полагал, что у вас, должно быть, была очень веская причина, чтобы сделать то, что вы сделали. Но я ошибся, так? Вы не мстили за смерть своих близких, подобно герою, каковым себя считаете. Вы просто искали других людей, которых можно обвинить, — вместо того, чтобы взглянуть на себя самого.
Небеса извергали потоки дождя, и Джо трудно было понять, вода или слезы текут по лицу убийцы.
— Тебе, вероятно, легко вот так стоять здесь и осуждать меня, когда ты понятия не имеешь, как я жил, — бросил Хаммонд.
— Взаимно, Доминик. Вы строили разные предположения обо мне и о людях, которых вы убили, чтобы это укладывалось в ваши представления. Как и у вас, у меня были плохие времена — и еще будут. Но я не обвиняю в них всех остальных. Если вы так убеждены, что действовали правильно, то можете пойти со мной, и все, что вы скажете, будет записано, чтобы весь мир мог узнать вашу правду.
Хаммонд фыркнул:
