В ноябре 1917 года Луначарский публикует обращения «Ко всем учащим» и «К учащимся», в которых просит их помочь советской власти в ее борьбе с нищетой и невежеством. «Ведь учитель, подлинный учитель, каким он должен быть, должен прежде всего быть с народом… Позор тем, кто покидает его… Народ зовет вас работать вместе».
Как во всяком беспрецедентно новом деле Луначарскому и его соратникам не удавалось обойтись без накладок и ошибок.
Луначарский считал, что цели социалистической революции гуманны, что революция не является самоцелью, что «революция есть средство к созданию гармонической культуры, к бесконечному росту сил и красоты человека».
В докладе на Первом Всесоюзном съезде учителей (1925) Луначарский говорит, что культура нужна нам для нашего продвижения к коммунизму. Коммунизм же бессмыслен, если не служит культуре. Культура, образование, наука, искусство — это не только средства, путем которых мы идем к намеченной цели. Это вместе с тем самая высокая цель. Следовательно, «культура является не только средством, но и целью».
Культурная революция решает задачу просвещения народных масс, ликвидацию неграмотности. Луначарский руководит созданием новой системы образования и воспитания, новой школы, формирующей духовное богатство личности. Был принят правительственный декрет: население республики в возрасте от пяти до пятидесяти лет, не умеющее читать и писать, обязывалось обучаться грамоте. Наркомат просвещения создал комиссию по ликвидации неграмотности и способствовал организации общества «Долой неграмотность». Уже к первому десятилетию Октября около десяти миллионов человек взрослого населения Советского Союза ликвидировали свою неграмотность.
Луначарский сыграл выдающуюся роль в выработке принципов новой школы, связанной с жизнью трудящихся.
Луначарскому удается привлечь на свою сторону многих представителей старой интеллигенции — ученых, педагогов, художников, артистов и включить их в дело строительства нового общества, новой культуры, нового просвещения.
В разработанных Луначарским «Основных принципах единой трудовой школы» большое внимание уделено эстетическому воспитанию: «Предметы эстетические: лепка, рисование, пение, музыка — отнюдь не являются чем-то второстепенным, какой-то роскошью жизни… Вообще под эстетическим образованием надо разуметь не преподавание какого-то упрощенного детского искусства, а систематическое развитие органов чувств и творческих способностей, что расширяет возможность наслаждаться красотой и создавать ее. Трудовое и научное образование, лишенное этого элемента, было бы обездушенным, ибо радость жизни в любовании и творчестве есть конечная цель и труда и науки».
Директор Павлышской средней школы, известный советский педагог В. А. Сухомлинский, стремился к тому, чтобы эстетика, красота пронизывали все сферы жизни школы, к чему призывал Луначарский. Поскольку человек любую физическую или умственную работу творит по законам красоты, то эстетическое воспитание готовит человека к жизни и к труду лучше, чем внедряемое ныне прагматическое воспитание. Луначарский говорил: «Невеждою не должен быть никто. Всякий должен знать основы всех наук и искусств. Будь вы сапожник или профессор химии, если у вас закрыта душа к любому из искусств, — значит, вы урод, такой же, как если бы у вас не было одного глаза или вы были бы глухим. Ибо образование заключается именно в том, чтобы все, в чем человечество творит историю и культуру, что отражается в произведениях… чтобы все это было доступно каждому человеку, но чтобы при этом он имел какую-нибудь специальность».
Образование, говорит Луначарский, «должно стремиться создать из человека, искалеченного теперешним обществом, гармоническое существо». «…B обществе все должно служить для общей цели, и всякий отдельный индивидуум должен дать максимум творческих усилий, чтобы все слилось в одну гармонию. И эта-то гармоничность, то, что мы называем культурой, и есть образование».
Процесс образования не завершается школой: «сколько человек живет, столько же он и учится». Луначарский выступает за внешкольное образование, пропагандирующее и прививающее молодежи научные знания и художественные ценности, способствующее просвещению народа. Луначарский считал, что задача школы — сделать человека «борцом за человечность». А таким может быть только образованный человек.
На Садово-Сухаревской, за кинотеатром «Форум», в старом шестиэтажном кирпичном здании находились Высшие государственные литературные курсы (ВГЛК). Здесь преподавали профессора М. А. Уявловский, А. С. Орлов, специалист по изобразительному искусству А. А. Сидоров, литературовед М. С. Григорьев, поэты Илья Сельвинский, Иван Рукавишников, Юрий Верховский.
Весной 1929 года распространился слух, что в связи с формированием пятилетнего плана решается вопрос о возможности преобразования литературных курсов в высшее учебное заведение. При этом, как это часто бывает в ходе обсуждения проектов коренного улучшения, возник вопрос и о целесообразности самого существования литературных курсов. Они оказались под угрозой ликвидации. Слушатели курсов — молодые литераторы — обратились за советом к Сельвинскому, и он обещал выступить на эту тему в печати. Слушатели к тому же организовали делегацию к наркому просвещения.
Наркомпрос помещался в особняке на Рождественском бульваре. Луначарский запаздывал к назначенному часу. Молодой секретарь наркома Игорь Сац пригласил молодых литераторов пройти в кабинет и подождать. Шумной гурьбой они расположились в креслах и на диване и стали оглядывать кабинет. У окна, выходившего на бульвар, стоял массивный письменный стол. На стене висел большой, во весь рост, портрет конца прошлого века: молодой Луначарский в форменной студенческой куртке. Один из слушателей курсов под общий смех занял место за письменным столом наркома, взял в руки карандаш и, постучав им по столу, стал пародировать наркома:
— Прошу внимания. Открываю заседание. Предотвращая засыпание, предлагаю вопрос на засыпание: питомцу муз нужен ли вуз? Презрев и сытость, и уют, пусть гении в изорванных ботинках высокое искусство создают. Во всех уголках Советского Союза обойдемся без литвуза.
Во время пародийной речи в дверях появился Луначарский. Смеясь, он сказал:
— Вы, кажется, без меня уже начали обсуждение. Может быть, я не очень нужен?
Молодой человек, изображавший наркома, смутился, извинился и пересел на диван. Луначарский, в свою очередь, извинился за то, что заставил себя ждать, поспешно обошел кабинет, здороваясь за руку с каждым из присутствующих, а затем сел за письменный стол. Видимо, так ему было привычнее разговаривать с посетителями, он расслабился и спросил, что волнует его молодых друзей. Слушатели, как могли, объяснили свое беспокойство по поводу судьбы литкурсов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
