— Лучший, — легко согласился Север. Он понимал: отказываться в данной ситуации нельзя, вор его просто убьет. А так Федор считает, что нужен Белову куда больше, чем Белов Столетнику. И отчасти это правда.
Последнее время жизнь Севера и Милы можно было назвать почти нормальной. «Лечилась» Мила только тогда, когда муж находился в своих «командировках». Остальное время она даже не вспоминала о болезни. Север тоже старался не думать о том, чем занимается жена, оставаясь одна. Поэтому чувствовал себя сносно.
Дворцовая стража Столетника не очень стремилась понять происходящее. Мужики видели мрачного парня, свободно бродившего по территории виллы и время от времени исчезавшего на несколько дней, но не узнавали в нем страшного монстра Белова, многократно показанного публике телевидением. Не вникали они и в странные отношения этого парня с дьявольски красивой девкой, живущей здесь недавно. Вроде он ее муж, но совершенно спокойно относится к тому, что в его отсутствие охранники трахают девку как последнюю вокзальную шлюху. Блатные лишь слегка недоумевали. Однако бандитской «пехоте», пусть даже «пехоте» высшего эшелона, необязательно, а то и опасно слишком вдумываться в смысл приказов шефа. А шеф приказал исполнять все желания загадочной парочки да не болтать. «Пехота» и не болтала.
— Хорошо! — сказал между тем Столетник. — Вези Милу в клинику. И тотчас отправляйся кончать Зангара. Если ты задержишься, Иван заберет девчонку из больницы.
— Сразу же после дела я сам хочу тоже прооперироваться! — настойчиво произнес Север.
— Естественно, — кивнул Столетник. — Ты и так достаточно засветился. Дальше будешь работать инкогнито.
Север облегченно вздохнул. Если бы Федор начал возражать против его плана, это могло осложнить Белову дальнейшую жизнь. Тайком от Столетника Север недавно встретился с Павлом, обрисовал ему свое нынешнее положение и выяснил, что тот уже готов провести Миле сеанс глубокого психоанализа. Значит, излечение девушки не за горами. А тогда ничто не помешает послать Столетника ко всем чертям.
108
Зангара Север убрал чисто — так чисто, что никто не додумался приписать это убийство Белову. Правда, пришлось повозиться: использовать снайперскую винтовку, выбирать место, время и стрелять с очень далекого расстояния. Гарантировать поражение цели на такой дистанции не мог бы ни один профессиональный снайпер, но Север справился.
Вернувшись в Москву, Белов первым делом отправился к Павлу. Со дня на день Мила выписывалась из больницы, и Север хотел забрать жену сам: он сильно соскучился. Кроме того, ему необходимо было узнать результаты проведенного Кузовлевым психоанализа. Собственно, это и было самым главным.
Павел встретил Белова в своем кабинете.
— Ты за Милой? Она готова. Вон, кстати, и машина ваша за ней пришла. — Врач кивнул за окно, где во дворе действительно парковалась машина Ивана. Павел знал ее, поскольку именно Иван довез Беловых до больницы две недели назад.
— Как Милка? — спросил Север.
— Отлично! Бинты ей уже сняли. По-моему, она стала еще красивее. Знаешь, удивительные вы с ней все же люди! Послеоперационные шрамы на ее лице просто исчезли, как будто никакого вмешательства не было вообще! Феноменально!
— Это здорово, но, Павел… Ты догадываешься, что в первую очередь меня интересует другое.
— Догадываюсь… присядем! — предложил Павел.
Они уселись друг напротив друга. Север с надеждой искал взгляд врача, но тот упорно отводил глаза, бессмысленно перебирая лежащие на столе бумаги.
— Итак, я должен рассказать тебе о результатах психоанализа, — сказал он наконец. — К сожалению, они неутешительны…
…Мила, нетерпеливо ожидавшая выписки, видела из окна палаты, как в больницу входил Север. Девушка чуть не запрыгала от радости. Сейчас он будет здесь! Интересно, как ему понравится ее новое лицо? Но что-то долго он не идет… Мила машинально выглянула в окно еще раз и заметила машину Ивана. Ага, вот и транспорт прибыл. Где же Север? Наверно, зашел к Павлу. Мила схватила все свои вещи — она приготовила их заранее — и бросилась к кабинету главврача. Ей не терпелось увидеть мужа.
Двери кабинета Кузовлева были двойными. Между внешней и внутренней дверью имелся небольшой тамбур. Мила шагнула туда, затворила за собой внешнюю дверь, протянула руку, чтобы открыть внутреннюю, и вдруг застыла. Она услышала последние слова врача…
— К сожалению, они неутешительны, — повторил Павел.
Север дернулся, словно его ударили.
— Неутешительны?.. Но почему, Павел?! — простонал он. — Милка не любит меня?! Почему она такая?! Ради Бога, объясни! Не любит?!
— Очень любит, Север… Больше жизни любит. Не будь тебя, она давно покончила бы с собой. Останавливает ее только твое обещание умереть вслед за ней. Она знает — ты это сделаешь. И не может позволить себе… смерть. Не может стать причиной твоей смерти.
— Тогда почему ее снова и снова притягивает это… вся эта дикость?! — выкрикнул Север, даже не решившись назвать вещи своими именами.
— Видишь ли… — Павел удрученно примолк, затем собрался с духом и заговорил снова. — Все началось после катастрофы, в больнице. Милу там изнасиловали… Не знал?
— Нет, — опешил Север. — Она никогда не рассказывала…
— Все правильно. Для нее эта тема — табу. Потому что изнасилование является первопричиной ее болезни. И пока болезнь продолжается, табу остается.
— Изнасилование — причина нимфомании? — пробормотал Север пораженно. — Как так?..
— Давай по порядку. Когда Мила уже почти оправилась от последствий аварии, ее начали мучить нестерпимые сексуальные желания. Конечно, их происхождение может быть разным. Например, подобный результат дает иногда травма головы. Но, думаю, у Милы дело обстояло иначе. Подозреваю, ей кололи определенные препараты, возбудители.
— Почему ты так решил?! — ужаснулся Белов.
— Она подробно рассказала, какие видела сны, что ей представлялось в тот период… Можно уверенно предположить — эти видения вызваны искусственно. Особенно если учесть изначально высокую нравственность Милы, внутреннюю верность своему возлюбленному, который у нее был до аварии и о котором она забыла все, кроме самого факта его существования…
— Этот возлюбленный — я! — вдруг перебил Север ошалело. — Точно я! Мне тут один бандит рассказывал, что раньше, давно, работал со мной в Энске и что именно там я впервые встретил Милу, полюбил ее… она полюбила меня… Мы вместе уехали, в Москву уехали! Боже мой… Я думал, парень врет, а теперь понял — нет… То-то нас с Милкой сразу так потянуло друг к другу!
— Ты?! — Павел встал, нервно прошелся по кабинету. — Ну, тогда картина совсем полная!
— Так что дальше произошло с Милкой? Паша, не томи! — Север весь дрожал.
— В отделение, где она лежала, поступили трое бандитов с легкими травмами после драки. Они, видимо, быстро очухались и надумали слегка позабавиться, рассеять больничную скуку. Эти парни откуда-то знали, что Мила — человек фактически без прошлого. То есть человек, которого, можно сказать, не существует. Они решили воспользоваться ее полной незащищенностью — ведь она не могла даже в милицию обратиться, поскольку и фамилии тогда не имела, не говоря уж о паспорте. Однажды бандиты подкараулили Милу, затащили в курилку и, заперев дверь, изнасиловали, все трое почти одновременно, сопровождая свои действия издевательскими комментариями. Конечно, она испытала жесточайший шок. Но при этом получила мазохистское удовольствие от акта насилия. Такое иногда бывает… Да, она испытала ужас, омерзение, но и пережитое ею наслаждение было огромно. Видимо, его причиной стали вводимые тогда Миле препараты, вызвавшие сильный сексуальный голод. И вот тут, как говорится, нашла коса на камень. Мила остро устыдилась своего наслаждения, решила, что оно является изменой ее прежнему возлюбленному и что она теперь — конченая женщина. Кроме того, ее буквально потрясло столь откровенное торжество зла, его полная безнаказанность. Она ощутила всевластие зла в этом мире. Помни, она тогда еще не вполне оправилась после аварии и ее разум был достаточно хрупким, неустойчивым. И вот в ее подсознании сложилась такая установка: если уж она сама столь омерзительна, что может испытывать удовольствие от издевательств над собой, если уж она изменила человеку, которого любила и надеялась встретить опять, если уж она не сохранила себя для него, то она должна хотя бы защитить других людей от торжествующего зла, принять его на себя и таким образом отвести от остальных. Подчеркиваю, это не было сознательным решением, это выстроилось в ее подсознании независимо от нее самой, в результате пережитого, почти мгновенно. У нее сформировалась неосознанная убежденность, что ее главное предназначение — отдаваться подонкам, чтобы зло, которое они несут, изливалось на нее и этого зла оставалось в мире меньше. Таким образом она как бы защитит от него человечество. И ее организм, тогда еще восстанавливающийся, стал формировать себя в полном соответствии с этой установкой. Она превратилась в нимфоманку-мазохистку, причем вся ее физиология перестроилась так, что поставила организм в зависимость от удовлетворения патологических сексуальных потребностей. Она стала нуждаться в регулярных изнасилованиях…
