Он поднялся наверх, в спальню для гостей. Леди Маргарет еще не спала.
– Маргарет, – сказал он. – Обещай мне, что, если я откажусь от Франчески, ты оставишь ее в покое.
Эти слова были сказаны мертвым голосом.
Она обернулась.
– Если женишься на Пенни Брэчен – да.
Он схватился за дверную ручку. Все его тело наполнилось болью, тупой болью потери. Такова, значит, его судьба, такова плата, которую он должен отдать за право любить Франческу, плата за ее прошлое и будущее.
Он взглянул на сестру. Она была невероятно далека от него, далека, как никогда.
– Дай слово, что никогда не причинишь ей зла, – сказал он. – Ни ей, ни ее фирме; и тогда я сделаю, что ты хочешь.
По лицу Маргарет пробежала тень улыбки, которую она постаралась не показать брату.
– Даю слово, – ответила она. – Но попробуй только с ней встретиться, и я ее с лица земли сотру.
Она повернулась на бок и закрыла глаза. Патрик молча вышел из комнаты.
Ровно три недели спустя Джон стоял в гостиной небольшого дома на Марстон-авеню, изучая открытку, исписанную от руки. Она была адресована ему, но слова предназначались Франческе. Он не знал, как поступить.
Он посмотрел в сад, свежевскопанный и засаженный растениями. Франческа трудилась на этой земле до изнеможения, чтобы справиться с унижением и болью. Ей хотелось притупить чувствительность своего организма, чтобы справиться с душевными страданиями. Это Джон очень хорошо понимал.
Ожидая ее возвращения домой, он с тревогой думал о ее здоровье. В чем только душа держится, думал он, совсем в тень превратилась, в бесплотного ангела.
Хлопнула входная дверь.
– Франческа?
Она вошла в комнату. Лицо ее было белым как мел, только на щеках горели два горячечных пятна, и глаза горели ненатуральным блеском.
– Где ты была? Я так волновался!
Он незаметно сунул открытку в карман.
– У доктора, – ответила она. И потом, расстегнув пуговицы на пальто, тихо добавила: – Джон, я беременна.
Его тронула обезоруживающая искренность ее слов. Их смысл дошел до него не сразу, и он стоял, глядя на нее пустыми глазами, не зная, что сказать или сделать. А потом подошел и обнял. Она прильнула к нему, впервые за много дней забыв о своих бедах и тревогах.
– Что думаешь делать?
Она покачала головой. Этот ребенок зачат в любви, это плод страсти, и никакая ложь, никакой обман не могут пересилить память о той любви.
– Я сохраню ребенка, – прошептала она.
Он погладил ее по волосам. Его жизнь, пустая и бесполезная, подходящая к закату, внезапно обретала новый смысл, начиналась сызнова. Она даровала ему ребенка. Пусть это не его дитя, но он – частица ее, а раз он ее любит, значит, и его частица будет в этом ребенке.
– Делай так, как считаешь правильным. А я тебя поддержу.
Он вспомнил об открытке, которая лежала у него в кармане, и о словах Патрика, отчаянных и безыскусных. Моя любовь неизбежно принесет ей боль, писал он, и потому я отказываюсь от своей любви, чтобы не причинять ей больше боли. Если она спросит обо мне, напомните ей слова из «Послания к Коринфянам»: «Все покрывает, всему верит, все переносит любовь. Любовь никогда не перестает…»
Часть вторая
ЭНЦО – РИМ 1990
27
Опять тот же кошмар. Густая, почти черная мгла, наполненная какими-то жуткими ночными звуками, и он бредет по полям, слыша за собой чьи-то шаги. Его обволакивает липкий страх. Он знает, что произойдет дальше. Внезапный крик совы, нож, приставленный к его горлу и навалившееся на него всей тяжестью тело брата. Сердце бешено бьется и, кажется, вот-вот разорвется в груди. Он открывает рот, чтобы крикнуть, но крика не получается. Он глядит на себя и видит, как его заливает густой горячей кровью, его собственной кровью.
– Джованни… Нет! – Он пытается дотянуться до рук брата, но силы изменяют ему. – Нет! – кричит он. – Господи, нет… Франческа… спаси меня!
Энцо проснулся.
В спертом воздухе стоял гул голосов. Энцо повернулся на бок, свернулся, прижав колени к подбородку. Его заливал холодный пот и пронимала дрожь. Заболел, должно быть, подумал он. Прислушиваясь к тяжелому дыханию соседей по ночлежке, он лежал, уставившись в темноту, и боялся прикрыть веки, чтобы кошмар не повторился.
Энцо Монделло лежал, зажатый тисками воспоминаний, и вглядывался в темноту за окном, с тоской ожидая рассвета.
– Эй, Энцо! Сигарету хочешь?
Энцо остановился, опершись на свою метлу.
– Кладу по два десятка на каждую ягодицу!
На той стороне улицы раздался взрыв смеха. Энцо принялся за свою работу.
– В чем дело, Энцо? Наши городские шуточки деревенщине не по вкусу? – Толстяк-мусорщик оскалил в улыбке неровный ряд гнилых зубов. Энцо продолжал мести тротуар, делая вид, что не обращает на него внимания. Смех понемногу утих, все занялись своими делами.
Энцо со всей силой налегал на метлу, несмотря на боль в ладонях, покрытых мозолями. Плевать ему было на боль. Ему на все было наплевать с тех пор, как ушла Франческа. Он по дешевке продал виноградник, лишь бы поскорее избавиться от обузы и отправиться на поиски. Найти ее и вернуть – вот все, что он хотел. Ради этого он и работал до боли в спине, до мозолей на руках, вычищая городскую грязь, которая въедалась ему в поры, изо дня в день, чтобы заработать немного денег на жизнь, и когда придет час, как-нибудь да найти Франческу.
Вскоре он услыхал на другой стороне улицы какой-то шум и, прикрыв глаза от солнца, попытался вглядеться, выяснить, что там происходит. Мусорщики, которые работали неподалеку, тоже с интересом смотрели в ту сторону.
Возле небрежно припаркованной у тротуара машины стояли молоденькая девушка и мужчина. Девчонка не давала ему сесть в машину и визжала, требуя денег. Тот ее отпихивал. Кто-то из наблюдавших эту сцену засмеялся.
Мужчина, которому надоела перепалка с девицей, заметил, что за ними наблюдают, больше того – увидел насмешливое выражение лиц. Настроение его резко переменилось.
– А ну пошла отсюда, сука паршивая! – крикнул он. – Ты сполна получила, больше ничего не дам!
Он резко оттолкнул девицу, и она отлетела прочь, едва удержавшись на ногах. Кто-то из зевак загоготал. Девушка подлетела к обидчику и принялась лупить его кулачками в грудь. Раздосадованный насмешками, тот размахнулся и с силой ударил ее. Она вскрикнула от боли.
– Кому сказано, пошла прочь, грязная тварь!
Он опять толкнул ее, и она упала, громко заплакав. В этот момент Энцо увидел ее лицо. Он на секунду замер от неожиданности, а потом издал пронзительный крик.
– Франческа!
Бросив метлу, он кинулся через улицу.
Подскочив к мужчине, когда тот собирался сесть наконец в машину, он нанес ему удар, в который вложил всю свою силу. Незнакомец отпрянул. Энцо схватил его за горло и, прижав к капоту автомобиля, стал душить. Мужчина начал задыхаться. Тело его билось в руках Энцо, но ему было не сладить с таким здоровяком. Его лицо побагровело и раздулось, в глазах застыл ужас.
