Одна из ошибок революционеров прошлого состояла в том, что они считали коммунизм очень близким. Вследствие этого они ограничивали социализм относительно непродолжительным периодом. В настоящее время стало очевидным, что социализм представляет собой не кратковременный этап, а длительную фазу развития человеческого общества. Колоссальное ускорение, которое приобрел исторический прогресс в XX веке, не меняет этого вывода. Коммунизм — дело очень отдаленного будущего. Мы не можем знать, сколько времени пройдет, прежде чем развитие производительных сил общества позволит удовлетворить основные материальные и духовные потребности человека. И сколько поколений должно смениться после этого, прежде чем общественное бытие определит общественное сознание и у людей выработается коммунистическое отношение к труду и к своим согражданам. Поэтому современное социалистическое общество не может включать в себя такие черты коммунистической формации, как отсутствие товарно-денежных отношений, нерыночную экономику и отсутствие классов. Любые попытки игнорировать этот запрет, даже частично, будут иметь неизбежным следствием издержки плановой централизованной экономики и уравнительное — в той или иной степени — распределение вместо распределения по труду.
В этой связи очевидно то влияние, которое оказала на ход истории нашей страны в XX веке вульгаризация марксизма в той его части, которая касается принципиальных черт и признаков социалистического общества и способа производства. Действительно, как это отмечено еще в одной из первых глав, судьба СССР оказалась нераздельно связанной с историей развития социалистической идеи. Основоположники марксизма не располагали доступной нам теперь информацией о развитии капитализма и реального социализма в этом столетии. Поэтому они не сумели правильно определить тенденцию ближайшего развития капитализма. Они связали ее с огосударствлением, а не коллективизацией собственности. Социализм в их интерпретации предстал не в качестве самостоятельной общественно-экономической формации, а как неполный коммунизм, как его первая, низшая стадия. В результате на социализм были перенесены многие атрибуты коммунизма, в том числе главный из них — форма собственности. Обобществление средств производства в общенародной форме однозначно предопределило существовавшие в СССР способ производства, способ распределения, характер политической системы и, в конечном итоге, всю логику истории СССР.
ЭВО И РЕВО
Коллективизация собственности на средства производства, представляя собой сердцевину концепции нового социализма, направлена на ликвидацию препятствий, сдерживающих развитие производительных сил общества. Она предполагает радикальное преобразование отношений собственности, не реформирование капиталистического способа производства, а его ликвидацию, следовательно, революционный переворот, прежде всего в способе производства, а затем и в политической, идеологической и остальных сферах жизни общества. Поэтому идея коллективизации собственности лежит в русле того направления преобразования общества, которое отстаивают революционные социалисты (марксисты, коммунисты), но не социал-демократы.
Вместе с тем в последние годы в общественном сознании прочно укоренилось негативное отношение к любой революции. Впрочем, настойчивость, с которой нам навязывают тезис об исчерпании нашей страной лимита на революции, должна вызывать подозрение, поскольку громче всех об этом говорят люди, не далее как несколько лет назад совершившие, причем не спросив мнения народа, очередную революцию (с приставкой “контр”) во всех перечисленных выше сферах.
На самом деле социальные революции — неотъемлемый элемент общественного развития, более того, необходимый его элемент. В период революций время как бы ускоряет свой ход и вялотекущие общественные процессы в короткий срок доходят до своего логического конца. Общество сбрасывает путы старого способа производства, страна скачком, минуя длительный этап медленной эволюции, переходит на новый уровень развития производительных сил и благодаря этому начинает опережать другие страны.
Несмотря на открытое неприятие современной буржуазией и зависящими от нее средствами массовой информации самой идеи социальной революции, они не могут скрыть тот очевидный факт, что основа нынешнего процветания стран Запада была заложена как раз в ходе буржуазных революций. В борьбе с феодальными пережитками буржуазия не уповала только на постепенную эволюцию общества. Становление капиталистического способа производства происходило революционным путем. Первая буржуазная революция произошла в XVI веке в испанских Нидерландах. Она дала такой мощный импульс экономическому и социальному развитию Голландии, что та вскоре стала, по свидетельству К. Маркса, образцовой капиталистической страной XVII столетия[191]. Не случайно одной из основных целей Великого посольства Петра I было посещение Голландии.
Интересно, что буржуазные революции далеко не всегда завершались безусловным успехом. Силовая фаза борьбы нередко заканчивалась частичным или полным поражением революционных классов, однако даже такой исход не мог поставить под сомнение неотвратимость радикальных реформ. Победа реакционных сил означала, что революция лишь переходила в мирную фазу. Феодальная аристократия оказывалась вынужденной делиться политической властью с буржуазией. Под напором новых жизненных реалий власть все равно осуществляла насущные буржуазно-демократические преобразования, обеспечивающие слом старого и утверждение нового способа производства. Подобные революции “сверху” представляли собой результат своеобразного классового компромисса. Поэтому при неблагоприятном для буржуазии соотношении сил противодействие реакции могло приводить к неполноте и незавершенности капиталистических реформ и провоцировать тем самым новые попытки радикального решения назревших проблем.
Например, английская революция XVII века формально закончилась не очень удачно — реставрацией монархии и компромиссом буржуазии с феодалами. Однако она и инициированные ею процессы все-таки обеспечили полный простор развитию буржуазных отношений. В итоге в XIX веке Англия по степени развития капитализма значительно опережала другие страны. В отличие от нее Франция не только задержалась с проведением буржуазно-демократических преобразований, но и сами эти преобразования, сопровождаемые периодами реставрации старых порядков и отката назад, потребовали нескольких революций, начиная с революции 1789–1794 гг. и кончая событиями 1848 г. Поэтому представляется закономерным, что именно Англия в прошлом веке стала первой промышленной державой, “мастерской мира”, Франция же, доминировавшая в эпоху феодализма, отстала от нее.
