Норману едва не стало плохо от желания уложить этого человека на пол, упереться коленями ему в грудь, наклониться над ним и откусить всю его верхнюю губу вместе с наглыми усиками прямо от его рожи. Он догадывался почему. Парикмахер был похож на памятного маленького педераста, Рамона Сандерса. Того, кто безуспешно попробовал заполучить его наличность по кредитке ATM, которую сперла эта лживая сука, его жена.
«Ох, парикмахер, — подумал Норман. — Ох, парикмахер, ты сейчас так близко к тому, чтобы от тебя остались одни задние подфарники. Задай только еще один вопрос, скажи еще одно неверное слово мне, и это все, что от тебя останется. И я не могу тебе ничего сказать. Я не мог бы предупредить тебя, даже если бы и хотел, потому что сейчас мой собственный голос — единственный предохранитель, который меня держит. Вот так обстоят дела».
Парикмахер окинул его еще одним долгим и осторожным взглядом. Норман не двигался с места, позволяя ему сделать это. Теперь он чувствовал, что успокоился. Случится то, что должно случиться. Все теперь находилось в этих проклятых черномазых руках.
— Ладно, похоже, что так, — наконец произнес парикмахер. Голос его прозвучал робко и обезоруживающе. Норман расслабил правую руку, засунутую глубоко в карман и сжимавшую рукоятку разрядника. Парикмахер положил свой журнал на столик, рядом с бутылочками тоника и одеколона (там еще была маленькая медная табличка с надписью «Сэмюэль Лоу»), встал и встряхнул пластиковый передник.
— Хочешь быть, как Майкл, давай сделаем.
Двадцать минут спустя Норман задумчиво смотрел на себя в зеркало. Сэмюэль Лоу стоял возле своего стула и наблюдал за клиентом. Лоу был слегка ошарашен, но и заинтригован. Он напоминал человека, видевшего нечто знакомое под совершенно новым углом зрения. Вошли еще двое посетителей. Они тоже наблюдали, как Норман смотрел на себя в зеркало, и у обоих на лицах застыло одинаковое оценивающее выражение.
— Мужик недурен, — сказал один из них с легким удивлением, обращаясь в основном к самому себе.
Норман не мог до конца взять в толк, что человек в зеркале по-прежнему он сам. Он подмигнул, отражение в зеркале подмигнуло, он улыбнулся, и отражение улыбнулось, он отвернулся, и отражение отвернулось, но это не помогало. Раньше у него был лоб легавого, теперь — лоб профессора математики, лоб, уходящий в стратосферу. Он не мог свыкнуться с гладкими, до странности чувственными изгибами своего лысого черепа. И его белизной. Ему и в голову не приходило, что к нему уже пристал загар и по сравнению с бледным черепом остальная его кожа выглядела коричневой, как у телохранителя. Голова его казалась удивительно хрупкой и слишком совершенной, чтобы принадлежать такому человеку, как он. Вообще любому человеческому существу, особенно мужского пола. Она была похожа на фарфоровую посудину из китайского сервиза.
— А у тебя классная башка, парень, — сказал Лоу. Он произнес это небрежным тоном, но у Нормана не возникло ощущения, что тот хочет оскорбить его, и это было хорошо, поскольку Норман был не в том настроении, чтобы позволить кому-то подтрунивать над собой. — Хорошо выглядишь. Выглядишь моложе. Верно, Дэйл?
— Неплохо, — согласился один из вошедших. — Да, сэр, совсем неплохо.
— Сколько, ты сказал? — спросил Норман у Сэмюэля Лоу. Он попытался отвернуться от зеркала и немного расстроился, когда обнаружил, что его глаза пытаются увидеть, как выглядит макушка сзади. Ощущение разобщенности с самим собой охватило его сильнее, чем прежде. Он не был человеком в зеркале — с профессорским лысым черепом, возвышавшимся над густыми черными бровями. Да и как он мог им быть? Это был какой-то незнакомец, вот и все, какой-то фантастический Лекс Лютор с дурной репутацией в Метрополии, и все, что он сделает, начиная с этого момента, не имеет отношения к Норману Дэниэльсу. Включая, конечно, поимку Розы. И разговор с ней.
По душам.
Лоу снова кинул на него настороженный взгляд, оторвавшись на мгновение, чтобы глянуть в сторону вошедших двоих, и Норман неожиданно понял, что тот хочет проверить, помогут ли они ему, если большой белый — большой лысый белый — вдруг озвереет.
— Прошу прощения, — сказал Норман, стараясь, чтобы голос прозвучал мягко и осмысленно. — Ты что-то сказал, да? Что ты сказал?
— Я сказал, меня устроят тридцать звяков. Как тебе это звякнет?
Норман достал смятую пачку банкнот из левого нагрудного кармана, вытащил из-под старой тусклой скрепки две двадцатки и протянул их парикмахеру.
— Тридцать звякает слишком тихо, — сказал он. — Прими сорок вместе с моими извинениями. Ты хорошо поработал. Просто у меня была хреновая неделька, вот и все. — «Ты и половины этого себе представить не сможешь, приятель», — подумал он.
Сэмюэль Лоу заметно расслабился и взял деньги.
— Нет проблем, братишка, — сказал он. — И я не шутил — у тебя вышла совсем неплохая башка. Ты, конечно, не Майкл, но ведь и никто не Майкл.
— Окромя Майкла, — вставил вновь пришедший по имени Дэйл. Трое черных мужиков от души рассмеялись, кивая друг другу. Хотя он мог убить всех троих так же просто, как выдернуть волосок, Норман кивнул и посмеялся вместе с ними. Новые клиенты в парикмахерской изменили ситуацию. Настала пора снова стать осторожным. Все еще посмеиваясь, он вышел на улицу.
Тройка подростков, тоже черных, стояла, прислонившись к забору, рядом с «фордом-темпо», но они не предпринимали никаких действий с тачкой. Наверное, та была уж больно паршивенькой, чтобы заняться ею. Они с интересом уставились на белую голову Нормана, потом переглянулись и вытаращили глаза друг на друга. Им было лет по четырнадцать или около того — обыкновенные мальчишки, от которых не стоило ждать больших неприятностей. Тот, что в середине, начал было: «Ты чего на меня уставился?» — как Роберт Де Ниро в «Таксисте». Норман, казалось, почуял это и вонзил в него взгляд — только в него, не обращая внимания на остальных. Стоявший посередке решил, что, по-видимому, подражание Де Ниро требует дополнительной тренировки, и отменил его.
Норман спокойно прошел мимо, влез в свою свежевымытую краденую тачку и уехал. В шести кварталах от центра города он зашел в магазинчик подержанной одежды под названием «Прокрути это еще разок, Сэм». Там слонялось несколько зевак, и все они как по команде уставились на него, но это было нормально. Норману было наплевать, что на него смотрят, в особенности если внимание их привлекает его только что выбритый череп. Раз они смотрят на его макушку, то не будут иметь ни малейшего представления, как выглядит его физиономия через пять минут после того, как он выйдет на улицу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
