Они с Люком стояли в полумраке: каменный вестибюль был освещен единственным факелом. После шума сражения тишина в здании казалась оглушающей. Попав сюда с поля боя, с его влажным воздухом, густо сдобренным привкусом крови, Клэри, тем не менее, начала задыхаться.
Люк схватил ее за плечо:
— Ты чего?
Она вытерла мокрые щеки:
— Ну зачем ты так про Гретель? Нежить не второсортная раса.
— Очень рад слышать. — Люк повернулся, чтобы взять факел со стены. — А я уж думал, что Лайтвуды тебя здорово обработали.
— Как видишь, нет.
Люк нахмурился: он никак не мог вынуть факел из железного держателя. Тогда Клэри покопалась в кармане и высоко подняла гладкий камешек, подаренный ей Джейсом. Из камня, лежащего на ладони, хлынули лучи света, прогоняя темноту.
— Ведьмин огонь? — Люк выпустил факел.
— Подарок Джейса.
Камень слегка пульсировал на ее ладони, как сердечко птицы. Клэри задумалась: где сейчас Джейс, в какой из комнат этой серой громады, страшно ли ему, надеется ли он увидеть ее вновь?..
— Давненько я не сражался при свете этого камня. — Люк шагал по скрипучей лестнице. — Не отставай!
Ведомые ведьминым огнем, фигуры Люка и Клэри отбрасывали длинные причудливые тени на гранитные стены. Они остановились на каменной площадке, украшенной арочным сводом. На ступени, ведущие дальше, сверху падал свет.
— Так и выглядел приют сто лет назад? — прошептала Клэри.
— Почерк Ренвика виден до сих пор, — ответил Люк, — но Валентин, Блэквелл и компания немного переделали здание по своему вкусу. Вот смотри! — Он поскреб по полу носком ботинка, и в гранитной плите появилось изображение круга с девизом на латыни в центре: «In Hoc Signo Vinces».
— А что это означает? — спросила Клэри.
— С этим знаком мы победим. Таков был девиз Круга.
Клэри взглянула наверх, в сторону освещенного пространства:
— Они там.
— Да, — мрачно подтвердил Люк. — Пошли.
Они продолжили подъем по винтовой лестнице и, в конце концов, очутились у входа в длинный узкий коридор, на стенах которого горели факелы. Клэри сомкнула пальцы над ведьминым огнем: камень замигал и потух. Вдоль коридора на равном расстоянии друг от друга виднелись плотно закрытые двери; наверное, раньше там размещались палаты. Пол коридора крест-накрест исчертили следы ботинок с кусками грязи и травы. Недавно здесь кто-то прошел.
Первая дверь открылась легко; в лунном свете пустая комната с натертым до блеска дощатым полом и стенами каменной кладки выглядела зловеще. С улицы доносился приглушенный шум сражения, накатывающий с ритмичностью океанского прибоя.
Вторая комната оказалась забита оружием. Взору Клэри предстали бесчисленные ряды мечей, булав и топоров, на которых играли серебристые блики лунного света.
Люк присвистнул:
— Целый склад!
— Неужели это личное оружие Валентина?
— Вряд ли. Скорее всего, для его армии.
В третьей комнате стояла кровать с синим балдахином. Мебель почему-то была белого цвета, как в детской. Все предметы покрывал тонкий слой пыли, слегка мерцавшей в лунном свете.
В кровати спала… Джослин. Она лежала на спине, в белой ночной рубашке, положив руку на грудь, дыша ровно и тихо. В лунном свете, падавшем на лицо, было заметно легкое трепетание век: ей снился сон.
Клэри вскрикнула и кинулась к матери, но Люк остановил ее, выбросив в сторону руку, будто шлагбаум:
— Погоди. — В его голосе сквозило напряжение. — Не торопись.
Клэри раздраженно повернулась к Люку, но он смотрел куда-то мимо с выражением ярости и страдания на лице. Клэри проследила за взглядом Люка, и ее взору предстало то, на что она сначала не пожелала обратить внимание: на ногах и руках Джослин оказались серебряные кандалы, цепи от которых уходили в каменные плиты с обеих сторон кровати. На столике возле изголовья стояли странные трубочки и пузырьки, стеклянные банки и длинные необычные инструменты, поблескивающие хирургической сталью. В одной из банок торчала резиновая трубка, другим своим концом подсоединенная к вене на руке Джослин.
Увернувшись от Люка, Клэри бросилась к кровати и обняла маму. Однако та по-прежнему лежала без движения, одеревеневшее тело сохраняло ту же позу, она была словно кукла с негнущимися руками и ногами. Спокойное дыхание Джослин ни на миг не сбилось.
Неделю назад Клэри разрыдалась бы; сейчас из ее глаз не выкатилось ни одной слезинки. Она выпустили тело матери и поднялась на ноги. Клэри не испытывала ни панического страха, ни жалости к себе — лишь горькую ярость и желание найти человека, ответственного за все произошедшее.
— Валентин, — произнесла она вслух.
— Естественно.
Подошедший Люк ощупал лицо Джослин, потом поднял ей веки. Глаза у Джослин оказались белыми, как мрамор.
— Это не от лекарств. Скорее всего, заклятие.
Из груди Клэри вырвалось приглушенное рыдание.
— Как же мы ее заберем отсюда?
— Я не в силах трогать кандалы, — признался Люк. — Они серебряные. У тебя есть…
— Я видела в оружейной топоры! — воодушевилась Клэри. — Мы можем разрубить цепи…
— Эти цепи разорвать невозможно, — раздался с порога знакомый ворчливый бас.
Клэри и Люк резко обернулись, в дверях стоял ухмыляющийся Блэквелл, все в той же кроваво-красной мантии, из-под которой виднелись покрытые грязью ботинки.
— Грэймарк! Вот так сюрприз! — произнес он.
— Только идиот стал бы удивляться, — ответил Люк. — Мое прибытие нельзя назвать тихим и незаметным.
Щеки Блэквелла побагровели еще сильнее.
— Снова вожак стаи? Никак не избавишься от привычки ввязывать нежить в свои грязные делишки? Солдаты Валентина уже весь газон усеяли волчьими трупами, а ты тут отсиживаешься со своими подружками! — Он насмешливо посмотрел на Клэри. — По-моему, девчонка для тебя маловата, Люциан.
Покрасневшая Клэри кинула на Блэквелла злобный взгляд, ее ладони сжались в кулаки.
И тут раздался спокойный голос Люка:
— Называй вещи своими именами. Это не солдаты, а Отреченные, замученные существа, которые раньше были живыми людьми. Если память мне не изменяет, пытки и применение черной магии запрещены Конклавом. За то, что тут творится, по головке вас не погладят.
— К черту Конклав! — взревел Блэквелл. — Мы по горло сыты его заискиванием перед всякими полукровками! И вообще, Отреченных скоро не станет! С помощью Чаши Валентин превратит их в Сумеречных охотников, таких же, как мы. Новые Охотники будут лучше, чем обожающие нежить сопляки, которых Конклав считает воинами!
