скупым лимландским изяществом: сплошь пышные, сочные. Первые красавицы Лимланда напоминали мраморные статуи. Балеарки, напротив, были полны жизни. Бурлящих чувств.
— Конечно, канцлер. Главное, чтобы работа над такими… набросками не пошла во вред созданию вашего портрета.
— И снова: браво! Вы бьёте словом точно в цель, мастер ван Вейт. Будто аркебузир королевской гвардии. Воистину, талантливый человек талантлив во всём. Не только кистью вы меня раз за разом глубоко поражаете! Отрадно видеть человека, всегда отмечающего главное. Знайте, сеньор: Балеария щедра. Она никогда не забывает ни врагов, ни друзей.
Герцог вновь наполнил бокалы: графин почти опустел. Сначала взгляд его нырнул ко дну сосуда, а затем чёрные глаза канцлера поднялись. Посмотрели в зелёные глаза художника.
— Запомните, мастер ван Вейт: все и всегда получают от Балеарии по заслугам.
Глава 3
Франсиску появление больного в доме не обрадовало. Дону Карлосу пришлось вновь объяснять, что цинга — тяжёлая, но не заразная болезнь, так что опасности нет никакой. Что касается детей — их событие, нарушившее привычный уклад жизни, привело в восторг.
Всё это мешало дону Карлосу работать.
Поначалу загадочный человек в основном пребывал без сознания. Сеньор Каронеро знал, что хоть все необходимые действия врача очевидны — благоприятный исход не гарантирован, раз болезнь зашла так далеко. Может выжить, может умереть: от врача это не вполне зависело. Как повезёт.
Ещё после первых процедур, пользуясь беспамятством незнакомца, дон Карлос очень внимательно его осмотрел. Стоило узнать о неожиданном госте побольше, пока тот ещё не оправился. Старый офицер заперся в комнате больного, зажёг побольше свечей.
Пожалуй, возраст он изначально оценил правильно: не больше тридцати лет, не меньше двадцати пяти. Несмотря на природную худощавость и пущее истощение от морских приключений, ясно видно: крепкие мускулы, отличное физическое развитие. Никаких видимых патологий, серьёзных шрамов тоже не видно. А что до прочих особых примет?
Никакого клейма: значит, это не каторжанин и не галерный гребец. А вот обычный заключённый — возможно, это просто так не проверишь. Характерных морских татуировок не обнаружилось. И хотя мужчина был весьма силён, на посвятившего жизнь тяжкому простонародному труду он совсем не походил. Возможно, аристократ. Или просто какой-нибудь купец, священник, служащий — любой, кто не работает руками?
О постоянном пребывании в седле телосложение незнакомца тоже не говорило. Даже если благороден, то не всадник. Что касается внешности — сошёл бы и за балеарца, и за тремонца. Может, даже за самого-самого южного норштатца… случаются среди них довольно смуглые. Поверхностный осмотр больше ничего не дал.
Дон Карлос вздохнул, плеснул себе вина, посмотрел в окно. По лёгкой ряби тянулась дорожка призрачного света луны. Только что замолкли цикады. Заняться бы в такую великолепную ночь чем поприятнее… Однако дело есть дело.
— Ну что ж, продолжим… — пробормотал сеньор Каронеро себе под нос.
Руки. Руки многое говорят о человеке. Да, ладони не были совсем уж стёрты тяжёлым трудом — но осмотрев их более тщательно, судовой врач заметил небольшие мозоли под самыми пальцами. На правой руке они были выражены гораздо сильнее, чем на левой. Чтобы подтвердить догадку, дон Карлос хорошенько присмотрелся к суставам, особенно к большому пальцу.
— Да ты, сынок, не так-то прост…
Это рука фехтовальщика, без сомнений. Очень опытного. Теперь сеньор Каронеро внимательнее отнёсся к мелким рубцам — поначалу не придал им значения, сочтя за обычные бытовые травмы. Ну да: весьма похожи на следы как тренировочных, так и заточенных клинков. Абсолютно характерное расположение по правой стороне тела. На голени, предплечье, рёбрах — значит, этот человек доспехом не пользовался. Оружие он носил с обычной одеждой.
Впервые поговорить удалось только на следующий день.
К тому времени сеньор Каронеро успел порыться в бумагах, разыскивая старые наброски — когда-то он зарисовывал буквально всё подряд. Убил пару часов, однако нашёл требуемое. Находка освежила память: лодка, которую врач видел на берегу, наверняка тремонская. Типичное судно тамошних ловцов креветок и крабов.
Герцогство Тремонское никогда де-юре не являлось частью Балеарии. Но будучи государством не слишком большим, граничащим с могучей Балеарской империей — всегда в известной степени от неё зависело. Обе стороны не испытывали радости от такого положения вещей. Поколениями тремонские герцоги грезили стать королями. А каждый император Балеарии желал когда-нибудь наконец услышать вассальную клятву некрупного, но очень богатого соседа.
Такие же мысли роились в императорских головах и насчёт норштатских государств. Лимланд тоже соблазнял правителей Балеарии. Императоры сменялись — и всё более крепла идея восстановить величие Старой Империи. Хотя бы частично. Балеарцы считали себя законными наследниками великой державы прошлого.
Когда-то, во глубине веков, одно государство занимало весь запад Ульмиса. От Южного океана до северных гор, за которыми лежит мёртвая тундра. От лимландских прибрежных скал до хребтов Ург и Восточного Леса, уходящего за пределы известного мира. Увы: с тех пор, как Старая Империя рухнула под собственной тяжестью, у новых государств Ульмиса не находилось времени и сил на изучение далёких земель. Вдумчивое исследование мира виделось задачей поколений, которым выпадет жизнь поспокойнее.
На руинах Старой Империи сложилось немало государств, но лишь Балеарская империя на юго-западе и королевство Стирлинг на северо-востоке стали по-настоящему могучими. Остальные старались держаться кого-то из доминантов или лавировать между ними.
Рано или поздно большая война обязана была случиться. Вопрос состоял лишь в том, кому достанет смелости или глупости нанести первый удар. Шестьдесят лет назад на балеарский престол взошёл Педро Фелипе — и немедленно начал войну, к которой все давно готовились.
Неудивительно, что едва Балеария сцепилась с равным по силе противником — тремонцы выступили против своего грозного соседа. Герцоги так и не короновались, но послевоенные договоры освободили их от былого влияния Балеарии. Стирлинг подмять Тремону под себя тоже не смог: слишком далеко. Баланс остался шатким.
Все понимали, что Тремона хочет быть настоящим королевством. Более того: недалёк день, когда она сама возжелает начать экспансию. Возможно, станет подчинять небольшие норштатские графства, герцогства и княжества. Возможно — даже начнёт войну с Ургвином. Рано или поздно.
Конечно, многих балеарцев подобное не устраивало. Сдержать усиление Тремоны, в идеале — и вовсе вернуться к прежнему положению вещей… Вот о чём мечтали люди старой закалки. Истинные патриоты.
Но воевать открыто никто уже не собирался. Борьба теперь разворачивалась на бумаге, в переговорных залах да по тёмным углам, где вершились тёмные дела. Это — война уже не для таких людей, как дон Карлос.
Совсем для других.
Например — для тех, которые
