Мы не знали.
– Бросают в колодец, а потом сверху швыряют им жалкую еду. Но ничего подобного, уверяю вас, с моим дурно воспитанным братцем не произошло. Сам Киклос, один из самых достойных и почитаемых граждан Спарты, приветствовал его в своем доме как гостя, хотя позднее ему все же пришлось передать Эгесистрата властям, поскольку тот стал грубо настаивать на немедленном отъезде.
Так вот, я, собственно, хотел сказать, что, по-моему, именно мой братец виновен в той печали, что гнетет тебя. Скорее всего, он опутал тебя какими-то чарами. Я решил безотлагательно поговорить с тобой, узнав, что он здесь и собирается присутствовать на Играх. Надеюсь, ты помнишь, как он выглядит? Если нет, твой друг сможет указать тебе на него.
* * *
Излагая все это в своем дневнике, я и понятия не имел, что мы действительно вскоре встретим этого человека, которого зовут Эгесистратом из Элиды. Едва я дописал последнее слово, как пришел Диокл и мы направились туда, где судейская комиссия заносила в списки будущих участников Игр – их было великое множество, и они, насколько я понял, прибыли не только из Эллады, но и отовсюду, где говорят на языке эллинов.
Всех в первую очередь внимательно осматривали, ибо, согласно правилам, в состязаниях могут участвовать только эллины. Жена чернокожего сказала мне, что чернокожий тоже очень хотел принять участие в соревнованиях по бегу и в метании дротиков, но ему отказали, хотя он предложил сразу уплатить необходимый взнос. Некоторое время нам с Диоклом пришлось подождать, и наконец мы подошли к одному из судей.
Это был знакомый Диокла, и они дружески приветствовали друг друга.
Диокл представил всех нас и пояснил, что чернокожий понимает, что его к соревнованиям не допустят, однако мечтает изучить механизм проведения Игр, дабы учредить нечто подобное среди своих соотечественников. Имя Пасикрата занесли в три свитка, как только за него были уплачены взносы.
– Ты эллин? – спросил судья, внимательно вглядываясь в мое лицо.
– Конечно, – сказал я и объявил (как меня наставляли Тизамен и Диокл), что я гражданин Спарты.
– Это он просто так сильно загорел, Агатарх, – вмешался Диокл. – Мне его регент Павсаний рекомендовал. Пришлось взять.
– Ясно. – Судья пригладил бороду.
– Он будет управлять колесницей великого регента, – сказал Тизамен. – Меня ведь тоже сделали гражданином Спарты, хотя обычно меня называют Тизамен из Элиды. Благородный Пасикрат, спартанец по рождению, я уверен, готов за него поручиться.
Глаза всех обратились к однорукому спартанцу, который прошипел как змея:
– Да, он житель Спарты – но никакой не эллин!
После чего случилось нечто такое, что мне и в голову прийти не могло.
Тизамен взвился от негодования и с кулаками набросился на однорукого, который испуганно отшатнулся; страх был прямо-таки написан у него на лице.
Диокл ловко отгородил его от разъяренного прорицателя.
– Тут не без ревности, Агатарх, ты же понимаешь…
Судья пожал плечами:
– Ну что ж, Латро Спартанский, проверим, действительно ли ты эллин.
Почитай нам какие-нибудь стихи, а мы послушаем.
Я признался, что ни одного стихотворения не помню.
– Ну что-нибудь ты же должен помнить! Как насчет вот этого:
Из-за тебя, мой сын, всю жизнь я провела в слезах;Из-за тебя скиталась по темницам вечным ада.Но не дарована судьбой мне гибели награда -Не выпустит стрелы своей златой богиня;Ужасная болезнь мое дыханье не прервет.Ты, ты, мой сын, – моя болезнь, моя отрада;Недобро ты с моей любовью вечной поступил -Я для тебя хила, тебя не видя – сгину.
Печаль охватила меня – я точно слышал стон неведомой женщины на ветру.
Глаза мои наполнились слезами. Я лишь молча качал головой.
– Господин мой, – шепнул мне Тизамен, – теперь твоя очередь читать стихи, иначе… Киклос на тебя станет гневаться.
Дворец моей памяти вставал передо мной камень за камнем. Я спешил от статуи к статуе – от мужчины с головой крокодила к другому – с головой ястреба.
– Ну? – нетерпеливо поторопил меня судья.
Я попытался припомнить, что он говорил о богине с золотыми стрелами, хоть и не знал – как не знаю и сейчас, – что это означает. На мгновение мне показалось, что она мелькнула у него за спиной, ее нежный светлый лик светился прямо над его темноволосой головой, и сразу же невесть откуда возникли у меня на устах полузабытые строки:
Ты лира золоченая для Аполлона и для муз,Твоя мелодия ведет их танец дивный,Когда, хозяин хора певчих птиц,Он заставляет голоса их чистые звучать призывней…
Еле слышно до меня донесся чей-то крик: "Что?… Латро!"
Ты гасишь молнии огонь опасный.Орел небесный складывает крылья, что устали не знают,Чтоб тебя послушать, твоею песней потрясенный.И даже Арес покидает войско,Услышав голос твой прекрасный…
– Латро, это же я, Пиндар! – Он был старше меня по крайней мере лет на десять и значительно ниже ростом, однако заключил меня в поистине медвежьи объятья и даже немного приподнял над землей.
– Хорошо, он будет участвовать в состязаниях на колеснице великого регента, – пробормотал, записывая, судья. – А также – драться на кулаках.
И участвовать в панкратионе.
Пиндар и чернокожий тем временем устроили настоящую пляску, подскакивая, точно камни в праще, и обнимая друг друга.
Глава 41
ПУСТЬ БОГ САМ РЕШАЕТ
Так было условлено после долгих споров. Фаретра уезжает завтра со своей царицей, Фемистоклом, Эгесистратом и прочими. Между тем прибывают все новые путешественники, у меня просто глаза разбегаются. В городе только и говорят, что об огромном лагере гостей, который разрастается с каждым днем. Когда Пиндар пригласил нас выпить с ним вина, я засомневался, что в Дельфах осталась хоть капля, да и местечко, где можно было бы спокойно посидеть, вряд ли нашлось бы. Но Пиндар повел нас в гостиницу, где останавливается всегда, когда сюда приезжает.
– А приезжаю я каждые четыре года, – сказал он, – когда проводятся Пифийские игры. Я, правда, еще ни разу не выиграл, но надежды питаю большие – очень большие! – именно в этот раз. Да и для дела моего полезно бывать на публике.
Считая его слишком старым для соревнований по бегу, я спросил, не дерется ли он на кулаках, чем ужасно насмешил их с Диоклом (Пасикрата и Тизамена с нами не было, хотя Пиндар пригласил их обоих. Пасикрат ни за что бы не остался, а Тизамен, как мне кажется, опасался, как бы однорукий не поговорил с регентом наедине).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
