Делать было нечего, надо двигаться дальше, к Дону. Тропинка извивалась в окружении высокой травы, и тут они в ужасе остановились. В нескольких метрах они увидели немца, вооруженного немца, при полной амуниции. Он полз по траве и почему-то делал вид, что не видит женщину с двумя детьми. Или действительно не видел. Эта картина навек запечатлелась в памяти всех троих. Дальше все развивалось, слава Богу, для них благополучно, если не учитывать тот факт, что все их перемещения по правому берегу реки проходили в условиях не прекращающейся бомбежки. Им удалось, с большим трудом, переправиться на лодке через реку, и спустя некоторое время они вышли к железнодорожной станции с очень симпатичным добрым названием, Злодейская. Там они смогли погрузиться на открытую площадку эшелона, перевозившего какие-то зачехленные орудия, на которой они добрались до станции Минеральные воды.
У Бельчиковых, такова была фамилия дедушки и бабушки, к этому времени уже жили их ближайшие родственники — дочь Рахиль со своей дочкой Софой, которая была на пять лет старше Нонны и работала в это время в военном госпитале. Муж Рахили, Вениамин, скромный московский инженер, попал в конце тридцатых годов в сталинскую мясорубку. Спасаясь от репрессий, применяемых к членам семьи врага народа, мать и дочь уехали из Москвы. Софа лето проводила в Кисловодске вместе со своей двоюродной сестрой, Нонной, а осень и зиму — вместе с мамой в Ростове, в семье тетки, где она окончила школу и поступила в мединститут. Как и многие другие невинные жертвы, Вениамин после смерти Сталина был посмертно реабилитирован, а Софа, в порядке компенсации, получила в шестидесятых годах набольшую квартиру в Сестрорецке, в пригородном районе Ленинграда.
Приятно и радостно встретиться близким людям, даже в такой ситуации. От немцев, слава Богу, удрали, мы в безопасности и все вместе. Однако события развивались вопреки всему и слишком быстро. Немцы стремительно приближались. Некоторые из ближайших соседей по улице уезжали. Решила уехать из Кисловодска и объединенная семья Бельчиковых. Дедушка пошел в горсовет за эвакуационными листами, облегчающими срочный отъезд и дальнейшее пребывание в эвакуации. Но там ему сказали, что листы закончились, а когда отпечатают новые — неизвестно. А ведь эти “достойные” советские работники видели, кто стоит перед ними и отлично понимали, что ждет старого еврея и его семью, когда придут немцы. Конечно, надо было бежать и без эвакуационных листов, но так нелегко трогаться с привычного родного места старикам, да еще с детьми. Хотя, по моим расчетам, возраст стариков в то время не превышал еще шестидесяти пяти лет, и они не были лежачими больными. Но правильное решение не было принято. Оставалось надеяться только на то, что ужасы о зверствах немцев преувеличены, и на еврейского Бога.
Немцы появились тихо, без стрельбы. Очень скоро, через несколько дней, были развешены приказы, обязывающим всех евреев, независимо от возраста, появляться на улице только с желтой звездой Давида. За нарушение — расстрел. У дедушки, который шил дома головные уборы, нашелся подходящий материал, и всем пришили эти зловещие звезды. Были и другие антиеврейские приказы, но, находясь в мареве непроходящего кошмара, люди как-то на них не очень реагировали. За исключением одного, завершающего. Этот приказ обязывал всех евреев, без исключения, собраться в определенном месте к определенному часу для отправки в малонаселенные районы Украины. С собой взять минимальный запас продуктов, одежду и все драгоценности. За неисполнение — расстрел на месте. Это означало, что любой человек, признанный на улице или в доме евреем, будет расстреливаться без каких-либо юридических процедур. Более того, чтобы исключить укрывательство евреев, расстрелу подлежали также лица, в доме которых будут обнаружены эти люди, поставленные вне закона.
Ни Нонна, ни Юра не помнят, как проходило обсуждение вопроса о том, что делать: идти ли на сборный пункт или не идти, что сводилось, скорее всего, к одному и тому же результату. Но человек живет надеждой, даже тогда, когда он сам себя обманывает: а вдруг немцы говорят правду и все обойдется? В конце концов, решили, что на сборный пункт пойдут бабушка и дедушка, в сопровождении дочери Рахили. Мама, Сарра Наумовна, сказала, что она не пойдет и детей своих не поведет: “Что мне скажет Мотя, если я не попытаюсь спасти наших детей”. Как будто это самое главное, что, потом и непонятно кому, скажет Мотя? Но дело не в словах, а в делах, в решимости бороться за жизнь, свою и детей. И сама решимость в этих страшных условиях была сродни героизму13.
Из дома вышли все вместе. Старики, поддерживаемые дочерью, пошли в одну сторону. Мама с детьми — в другую. Куда — неизвестно. Они направились на окраину города и бродили, стараясь не привлекать к себе внимание, до самой темноты. Затем, без особой надежды, они подошли к домику одной знакомой Бельчиковых, которая жила вместе со своей дочерью и внучкой. К сожалению, имена и фамилии этих замечательных женщин, не сохранились у Нонны в памяти, а они, как и другие, кто, с риском для собственной жизни, оказали неоценимую помощь евреям, объявленным вне закона, достойны того, чтобы быть причисленными в Израиле к праведникам мира.
Но спасение было, увы, временным. Больше, чем неделю, Сарра Наумовна не могла позволить себе находиться в одном доме. Нельзя было подводить людей, рисковавших своей жизнью. Надо было искать новое убежище. Каждый раз они уходили в никуда, и каждый раз находились добрые, самоотверженные люди, которые тайком помещали несчастных в какую-нибудь комнатушку. Само собой понятно, что о выходе взрослых, а Нонна была причислена к таковым, на улицу, нельзя было даже помечтать. Даже во двор выйти запрещалось. Но пятнадцатилетней девочке трудно сидеть в четырех стенах. Однажды в окне Нонна увидела девочку, видимо, жившую в этом же доме, которая с удобством устроилась под деревом, растущем во дворе, с книгой в руках. “Почему, почему даже такая радость мне недоступна. Чем я хуже ее?”
В другой раз случилось совсем непредвиденное. Заболел зуб. А зубы у Нонны были белоснежные, красивые. Что делать? Надо идти к зубному врачу, благо один зубоврачебный кабинет находился где-то неподалеку. “Иди, Нонночка, но ты можешь сделать только один визит к доктору, это очень опасно”. Тем временем, доктор посмотрел и сказал: “Ты знаешь, девочка, твой зуб надо лечить”. — “Нет, доктор, я прошу вас его удалить”. — “Почему, он тебе еще долго прослужит”. — “Нет, я хочу его удалить”. — “Но у меня, к сожалению, нет обезболивающих средств”. — “Рвите так, я вытерплю”. Она даже не вскрикнула.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
