собираетесь в шестнадцать лет…
— Я на год старше Вали, — перебил Сережа.
Надя подавила улыбку. Кирилл слегка сбился.
— Интересно! Как же вы оба — в девятом?
— А я второгодник! — с достоинством сказал Сережа.
Надя охнула. Кирилл захлебнулся от возмущения. Валентина объяснила:
— Он не по успеваемости. Он по поведению…
— Что ты за меня выступаешь? — перебил Сережа. — Я сам могу.
— Ну я уже скажу… Он второгодник по идейным разногласиям.
— По каким? — изумилась Надя.
— Он усы не хотел брить, а его заставляли, а он…
— Кончай за меня толковать! Я объясню сам.
— Не надо! — Терпение Кирилла лопнуло. — Все ясно: мы сами с усами! Пожалуйста, хоть с бородой, но никаких — замуж!
— Уже поздно, — сказала Валентина.
Мама схватилась за сердце. Папа вытаращил глаза.
— Да, поздно, я уже дала Сереже слово.
— А-а, — облегченным хором простонали родители.
Сережа, снисходительно наблюдавший за ними, успокоил:
— Вы не волнуйтесь, у нас все продумано насчет секса.
— Насчет… чего? — поперхнулся Кирилл.
— Насчет секса, — спокойно объяснил Сережа. — Мы решили подождать до полной физической зрелости.
— А-а, тогда спасибо, — не нашел сказать ничего лучшего папа.
— Жить мы будем у нас, — заявила Валентина. — У Сережи с родителями полная несовместимость!
— Идейные разногласия? — съязвил Кирилл.
— Именно идейные! Они…
— Опять! — рассердился Сережа. — Что ты все за меня объясняешь?
— Объясни сам! — обиделась Валентина.
— Я не буду ничего объяснять. Поймут — поймут, нет — нет!
— А если не поймут — так у нас ничего и не будет!
— Ну и не будет!
— Ну и… пусть тогда! Тогда катись! Целую крепко, ваша репка!
— Пока! Чава какава!
И жених, прыгая по скамейкам трибуны, помчался к выходу. Все произошло так скоропалительно, что мама с папой словечка не успели вставить.
— Сережа! Сереженька! — опомнилась Валентина, но бросилась не за женихом, а к маме на грудь. — Сереженька! Ой, мамочка! Сереженька! — путалась она в рыданиях.
Мама гладила ее по волосам, по спине, успокаивала:
— Ну будет, будет. Валюта, все наладится… Ты же замуж собралась, а семейная жизнь такая — без ссор и слез не обойтись. Зато потом как мириться хорошо-о…
— Он меня не понимает. Я его так люблю! — рыдала Валентина. — У меня такая любовь, а никто не понимает!
— Понимаем, понимаем, отчего же не понять… Любовь у тебя. Первая любовь. В том-то все и дело, что — первая…
Мама гладила волосы дочери и улыбалась — светло и чуть печально.
Леша в классе допел, но еще продолжал задумчиво перебирать струны. Последние аккорды растаяли в тишине.
Юлик обвел взглядом одноклассников и остановился на капитане второго ранга Анатолии.
— Толя, теперь расскажи ты: за что получил боевую награду в мирное время?
— За выполнение особо важного государственного задания, — коротко ответил Анатолий.
— Толя, — сказала Надя, — а где сейчас Толя-два? Вы же тогда вместе в училище уходили: Толя-раз и Толя-два…
Надя осеклась, увидев, как все посерьезнели. Толя, помолчав, сказал:
— Надюша, Толя Цветов в прошлом году погиб.
— Как?! — выдохнула Надя.
— При выполнении особо важного государственного задания, — повторил он формулировку.
Скорбно молчали одноклассники.
— Вот ведь как вышло, — сказал Толя и кивнул на камеры. — Наверно, про это не нужно…
— Нет! — каким-то новым, без игры, голосом сказал Юлик. — Это нужно, это необходимо. Это все — наша жизнь…
По узенькой деревенской улочке, поднимавшейся от реки ко дворам, неслась верхом на палочках лихая кавалерийская атака. Впереди пацанов летел Сашка, размахивая голубой саблей:
— Отряд, вперед! Ур-ра! Застава, за мной, в атаку!
Из-за огородного плетня выглянула Надя — рукава блузки закатаны, косынка повязана почти на глаза.
— Сашка! Вы поосторожней там! Опять шишек понабиваете!
Но Сашка, не слушая ее, пронесся мимо туда, где за баррикадой из ящиков и бочек готовилась отбить атаку компания таких же пацанов.
Надя вздохнула и вернулась к делам: на огороде работало все ее семейство. Младшие — Петька, Антон, Ириша — собирали молодую картошку в мешок. Старшие — Наташа, Валентина, Олечка — окучивали кусты, которые предстояло обирать осенью. А Машка с Юрой, папой Кириллом и дедом Антоном — постаревшей копией Кирилла — возились с насосом поливальной системы.
— Ура-а! Вперед! Пограничники умирают, но не сдаются! — доносилось с улицы.
Надя обеспокоенно глянула из окна.
— Чем они там кидаются?
— Не суетись, Надежда, — сказал дед Антон, — чем положено, тем и кидаются.
Кирилл включил насос — вода фонтанчиками рванула из труб.
— Пошла, елки! — обрадовался Кирилл.
— А куда ж она, елки, денется! — вторил дед Антон.
Надя вдруг тревожно распрямилась.
— Саша… Где Саша?
На склоне, где только что гремела «канонада», была тишина. Мальчишки толпились у разрушенной баррикады. А к берегу бежал, спотыкаясь, конопатый пацан. Он добежал и остановился. Губы его дрожали.
— Сашку… убило…
— А-а! — страшно закричала Надя.
И полетела слепой сумасшедшей птицей со двора.
На зеленой траве, широко разбросав руки, лежал ее сын Сашка. Мальчишки тормошили его.
— Вставай! Это ж не настоящая бомба, это земли кусок! Вставай!
Сашка не шевелился.
Надя упала на колени, прижала Сашку к груди.
— Сыночка! Родной! Что ты?! Сашенька! Что ты?! Са-ша-а!
Сашка был неподвижен.
— А-а! — снова страшно застонала она.
И Сашка испуганно вздрогнул, открыл глаза:
— Мамочка, не плачь, я живой!
— Живой! — заорали счастливые пацаны. — Сашка живой!
Они прыгали вокруг Сашки. А Надя застыла на земле.
— Живой, елки? Хо-ро-шо! — протянул Кирилл.
— Хо-ро-шо, елки! — протянул и дед Антон.
И оба они одинаковым движением рванули ремни из своих брюк.
Сашка шарахнулся к маме и поспешил объяснить:
— Я был пограничник, и меня убило! Это, конечно, игра понарошку, но надо же играть взаправду…
Надя заплакала. Попробовала улыбнуться. Снова заплакала.
— Мама, ну что ты плачешь? — обнял ее Сашка. — Не плачь, мама! Видишь, война кончилась, и я вернулся с войны живой!
В Надиных глазах еще блестели слезы.
— Ты чего? Ревешь?.. — удивленный Юлик стоял рядом с нею.
Надя замялась, кивнула на юпитер.
— Заревешь тут — вон какой фонарь в глаза!
Юлик с сомнением покосился на нее, что-то быстро посоображал и развернулся на камеру.
— А сейчас, друзья, слово нашей, не скрою, всеобщей любимице, бывшей старосте класса, так сказать, неформальному лидеру, Надежде…
— Ой, мамочка, уже! — охнула Надя.
Все засмеялись, и Юлик улыбнулся:
— Докладывай, каких высот достигла?
— Высот… Я вот сижу, мучаюсь, формулирую…
— А ты не мучайся. И не формулируй. Начни попроще, в двух словах.
— Верно, — обрадовалась Надя неожиданной подсказке. — Можно именно в двух словах. Я — мама!
— А я — папа, — пробасил солидный Николай.
Все опять засмеялись, а Юлик поторопил:
— Ну-ну?
— Что — ну? — удивилась Надя. — Я — мама. Понимаете?
Улыбки еще
