class="p1">— Значит, ошиблась. Или меня намеренно ввели в заблуждение, — в спокойном голосе на мгновение мелькнула досада. — Но тем лучше. Начнёшь с нуля. И, надеюсь, у тебя получится донести до этого хитрована, что нельзя обманывать Верхних.
— О, в этом можешь быть уверена, уж я донесу.
От явно прозвучавшей угрозы, Вадим съёжился, насколько позволяла вцепившаяся в волосы рука. Бедный он, бедный… Учёба обещает быть очень интенсивной. Спина и задница зачесались рефлекторно.
— Ладно, не буду вам мешать. Пообщайтесь.
— Спасибо. А! Стой, Лира, у тебя случайно нет лишнего пояса верности? Думаю, небольшой урок я проведу прямо сейчас.
Вот не зря у него чесалось! Правда, не там, где надо, но всё же. Но тогда… А как с возбуждением? Да у него членом сейчас гвозди можно забивать! Образно, конечно.
— Есть. И даже не лишний, а специально для этого обормота подобранный, — тихое шуршание и шаги. — На, дарю.
— Вот забавно… День рожденья у тебя, а подарки пока получила только я. Хотя что это я, в той коробочке найдёшь кое-что интересное, уверяю.
Блииин… Точно! У Лиры же сегодня день рожденья!!! Как он об этом забыл? Снова стало невыносимо стыдно, что затеял всё в такой неподходящий момент. С другой стороны, когда бы ещё-то? Да и Олег наверняка не забыл. Уж найдёт, как утешить. Между этими двумя вообще так искрило с некоторых пор, что удивительно отсутствие взрыва. Эх, ладно, это не отменяет, что он сам поступил как свинья. И прощенья не попросишь — глупо.
Лира, передав знакомый уже девайс, вышла из комнаты, а Рита… Госпожа Марготта наконец отпустила его многострадальные волосы, слегка оттолкнув от себя, и села на кровать, покачивая в пальцах пластиковую игрушку. От взгляда, ощутимо скользящего по телу, становилось не по себе. И приказов никаких… Чтобы хоть что-то прояснить, Вадик открыл было рот, но его тут же прервали, не дав сказать и слова.
— Заткнись! Я не давала разрешения говорить. Так значит, козлёныш ты бессовестный, у тебя никого нет? А я-то радовалась, что встретила такого открытого и яркого мальчика. И даже, кажется, влюблённого… А ты, значит, и с одной, и с другой шашни крутил? Кобелина…
С каждым словом Вадик всё ниже опускал голову. Со стороны-то оно, наверное, так и выглядит, некрасиво. Как теперь объяснить? А главное — как вернуть теплоту в любимый голос? Рискуя вновь нарваться на гневную отповедь (говорить-то так и не разрешали), он распластался на полу в самой покорной позе, какую знал.
— Ах, какие мы раскаивающиеся… Прям верю-верю. Вот только не думай, что так просто и радостно всё забудется. Ты у меня свою вину отработаешь сполна. И передо мной, и перед леди Лирой. Ну, говори, вижу же, что не терпится оправдаться.
И его ощутимо пнули в плечо. Не больно, но как-то пренебрежительно. Не рискуя подняться и по-прежнему вжимаясь лбом в пол, Вадик постарался вложить в слова всю искренность и убедительность, что были.
— Госпожа Марготта! Мне нет прощенья, я знаю. Я поступил очень некрасиво, плохо. Но я раскаиваюсь. На тот момент не видел иного выхода и толком не понимал, что не имею права начинать новые отношения, не завершив старые. Признаю свою вину и готов к любому наказанию, что вы сочтёте достаточным.
Как же сложно разговаривать с любимой женщиной, когда она Верхняя! Но вроде постарался фразы составить так, чтоб случайно не обидеть. Судя по насмешливому хмыканью, удалось.
— Ну надо же. Любому, говоришь? А ну-ка, раздевайся!
Пальцы чуть не порвали футболку — с такой силой он её с себя сдёрнул! А вот с ширинкой еле справились, но спустя несколько секунд Вадик уже стоял перед Госпожой полностью обнажённым. Та обошла вокруг, разглядывая (словно не видела его таким же голым два дня назад!), и скрылась за спиной. Пошуршав на полках, вернулась, и спину обжёг настолько неожиданный удар, что с трудом удалось подавить удивлённый вскрик.
— Хорошо. Умеешь терпеть. Я не люблю криков. Но я велела раздеться, а не вставать на ноги! На пол! — Вадик тут же рухнул на колени. — Упрись руками и считай. Это тебе за обман Верхних.
Удары оказались совсем не такими мягкими, какими обычно награждала Лира (если не считать порку розгами, конечно). Теперь он понял, что именно награждала. Рита била от души. А он закусывал губы в попытках не кричать, и впивался пальцами в ковёр, чтобы не дёрнуться случайно. Заслуженное наказание же.
На двадцатом казалось, что кожу со спины сняли до мяса, однако не было ощущения ручейков по бокам, значит, не до крови, значит, всё не так страшно, как ему кажется. Одно радовало: боль его никогда не возбуждала, так что стояк почти прошёл. Впрочем, стоило, следуя приказу, распрямиться и посмотреть на блестящий взгляд и учащённо вздымающуюся грудь Верхней, член снова начал потихоньку наливаться желанием.
— А вот этого нам пока не надо!
Быстро шагнув к нему, Госпожа сильно, до боли сдавила бедную плоть у основания, так, что Вадик аж зашипел, а глаза защипало от навернувшихся слёз. И, зажмурившись, он уже не видел, зато чувствовал, как на снова опавший член надевают клетку. Мокрую дорожку под правым глазом стёрли пальцем.
— Ты так красиво страдаешь, что я даже почти готова тебя простить, саб. Но только почти. Пострадай ещё. А теперь нагнись раком и разведи ягодицы.
Он не видел, что делала Госпожа, зато почувствовал, как в зад вошло что-то тонкое и длинное. Не страпон, точно. А потом новый приказ — распрямиться, и уже когда на нём крепили систему ремней, догадался. Ещё до того, как с милой улыбкой его мучительница нажала на одну из кнопок на маленьком пульте. Внутри разошлась тёплая волна от слабой, но всё нарастающей вибрации.
— Думаю, теперь мы можем ехать домой. Одевайся. А там уже продолжим наказание. Это — за измену. Нам обеим. И, пожалуй, за это я буду на тебя злиться до конца выходных.
Вадик представил предстоящую пытку и тихо застонал. Выходные предстоят мучительные и… безумно горячие.
Прикосновение ткани к выпоротой коже было, конечно, неприятным, но всё перебивала маленькая вибрирующая игрушка в заднице. Благо ехали они не на общественном транспорте, а в машине Риты. Свою он потом как-нибудь со стоянки заберёт, ничего с ней не случится.
Любимая девушка жила одна, в доставшейся от бабушки квартире, так что развлекаться им никто не мешал. Ух, как она
