крах. Он все еще верил, что надругательство над каргой Клаузен было первой вылазкой Орма, а это приводило полицию прямиком на его порог. Все эти злосчастья угнетали Хоффмана, пока он целеустремленно шагал к пациентке с неизвестным диагнозом. Следовало пересмотреть приоритеты, и он дал себе слово избавиться от этого ярма страхов, как только представится возможность. Ему хватит сообразительности заставить женщин замолчать при помощи лжи и угрозы, но надсмотрщик – дело другое. С ним придется управиться не мытьем, так катаньем.
* * *
Маклиша ждали почести. Гильдия пригласила его с супругой на особый ужин, чтобы отметить рост продуктивности компании; величайшей лептой в успехе стала его рабочая сила, и дешевле было именно воздать почести, чем дать прибавку к жалованью.
Миссис Маклиш уже давно не бывала на формальных приемах и держалась настороже. Выпуклость новой жизни в животе только-только начала показываться, и ее слегка беспокоило, что она покажется пухлой, а не беременной. Они одевались в спальне: он возился и ругался на запонку для воротника; она вертелась и смотрелась в ростовое зеркало на гардеробе.
– Уильям, как думаешь: синее или зеленое?
– Я только что купил тебе синее, вот и носи.
– Да, но какое лучше подойдет для этого вечера? Все-таки больше мне идет зеленый.
– Тогда на что мы купили тебе синее? – спросил он брюзгливо, когда запонка выпрыгнула из пальцев и исчезла под кроватью. Он чертыхнулся и заполз за ней, пока блестящие парадные брюки сбивали ковер. Она пропустила реплику мимо ушей.
– Но выбор только между ними, у меня всего два платья.
– И слава богу, а то бы мы проторчали дома всю ночь! – ответил он из-под кровати, и его голос странно загудел в резонансе фарфорового ночного горшка. Маклиш нашел запонку и выполз, чтобы опять затеребить воротник.
Обычно Мэри Маклиш была не из женщин, впадавших в подобную кокетливую неуверенность; ее аскетичная жизнь основывалась на простых фактах и базовых удобствах, но теперь она получала удовольствие. Маленький фарс выбора вернул ее на высокогорье, в бабушкин дом, к детским играм во взрослую примерку.
Маклиш расправился с воротником, но скособоченный галстук висел с вялым и извиняющимся видом. Он любовался им, пока она не рассмеялась.
– Что? – резко спросил он.
– Что? О, Уильям, сам взгляни, в каком он состоянии!
– В каком?
Она отложила платья и с игривой улыбкой подошла поправить галстук. Он ощетинился при ее прикосновении. Чем больше она тянула, тем больше он цепенел. Когда ее улыбка потухла, его тепло уже ушло целиком.
– Все было замечательно, женщина, а теперь какой-то бардак, – сказал он, отталкивая ее пальцы. – У нас нет на это времени, нам нельзя опаздывать.
Она ничего не ответила и вернулась к платьям; теперь они казались сморщенными и равнодушными. Он бросил взгляд через плечо.
– Где синее? – спросил он в наполнявшем комнату брожении разочарования. – Не знаю, что за сыр-бор, смотреть сегодня все равно будут не на тебя, – заключил он, хватая пальто и распахивая дверь.
Она смотрела, как он исчезает из комнаты. После нескольких секунд в полной неподвижности оделась и спустилась ждать подле него прибытия автомобиля, который отвезет их на торжество. Стоя перед домом, она выглядела грациозной и тихой, и зеленое платье подчеркивало ее волосы и глаза, но муж был слишком занят своими мыслями и сердит, чтобы обратить внимание.
Доктор прождал долгих десять минут, прежде чем фары машины исчезли с дороги. Затем направился к укрепленной двери рабского барака, войдя с помощью собственного набора ключей, о котором никто не знал. Там он поставил сумку на центральный стол и вынул сверток. Хоффман уже собирался ударить в гонг, когда услышал на металлической лестнице шаги. Обернулся и увидел, как с отсутствующей улыбкой на лице медленно спускается вестник лимбоя.
– Орму? – спросил тот плоским мертвым тоном.
– Да, – сказал доктор нервно. Он никогда не бывал здесь без Маклиша, и его пугали и это место, и населявшие его существа. Мурашки ползли по коже всякий раз, как он приближался к вестнику.
– Что сделать? – спросил тот.
Доктор объяснил специфику задачи и как ее необходимо осуществить.
– В этот раз вам не понадобится запах или след, – настаивал он, и вестник вроде бы согласился.
– В этот раз видящий останется, останется до потом.
Доктор на миг задумался, кивнул, забрал сумку и ушел. Вестник нежно поднял сверток и прижал к груди.
Вот и все. Теперь он поговорит с этой нахальной Тульп и укоротит ее непокорность; она буквально не в том положении, чтобы спорить. Он назначил официальный визит и удивился при виде адреса. Он никогда не был в доме номер четыре по Кюлер-Бруннен, но знал его; занимался одним делом в связи и в близости с ним. Почему она там живет? Не могла же эта собственность принадлежать ее отцу или другому члену ее влиятельной семьи?
Он упоминал Тульпов – и, разумеется, семейство Лоров, – когда осматривал жену Августа Дарена, которая, как оказалось, стала жертвой Касания: правую сторону ее тела слегка парализовало, словно электрическим током. Тогда-то ему и пришла в голову мысль лечить пораженных болезнью разрядами гальванической энергии. У Месмера получалось, почему не получится у него? Стоит людям заслышать о комбинации шоковой терапии и барбитуратов, как бумажники захлопают, как дрессированные птички; сколько чудесного оборудования он сможет накупить для усовершенствования экспериментов: генераторы Ван дер Граафа; крутящиеся колеса; искры и запах озона; медные провода, стеклянные провода; фарфоровые резисторы – эти гигантские блестящие жемчужины. Лаборатория преобразится. Как только он расправится со всеми неугодными затруднениями, можно приступать.
– Тульпы – новая кровь, разбогатевшие торговцы во втором поколении, – рассказал ему Дарен. – Родом с низменностей под Лейденом – а может, Делфтом. Умелые предприниматели с бюргерскими амбициями. В трех поколениях от знати, если мы это допустим. А вот с Лорами все иначе; были здесь еще до моих, да уж; старые деньги. В одном ряду с императорами, да уж; состояние безграничное, – Дарен откинулся в своем кресле в благоговении перед такой суммой мирских богатств, уверенный, что Тульпы наверняка думают о нем с тем же пиететом. Он потешил себя мыслью об упадке семейства Лоров. – Впрочем, теперь уже вырождаются, – добавил он с крошечной ноткой злорадства. – Осталась одна только ненормальная дочка, чтобы управлять всем этим богатством и влиянием в нашей Старой стране.
Доктор ловил каждое слово, взвешивал каждый грамм возможностей.
– Вы знали, что она была слепа от рождения? – спросил Дарен.
– Мне известны некоторые подробности ее случая, но, как понимаете, я не могу их разглашать, – солгал доктор.
– Ах да, конечно! – сказал
