Это была незабываемая неделя, — писал он. — Я чувствовал, что мы знаем друг друга много лет. Ну почему Лидия никогда не приглашала вас на каникулы? Мы могли бы познакомиться раньше. Как мне хочется снова вас увидеть. Посещение школы это табу? Полагаю, это будет рассматриваться как не совсем соответствующее правилам. Нет ли чего-то вроде середины семестра? Вы домой ездите? Возможно, это слишком далеко для такого короткого срока. Однако Лондон не так далеко. Мне хочется познакомить вас с моим братом Чарльзом. Может быть, вы с Терезой могли бы нас посетить? Пожалуйста, подумайте об этом.
Я и думала, и это было довольно соблазнительно. Я не говорила об этом Терезе, потому что это возбудило бы ее надежды, а я не была уверена, что следует поехать.
Я все еще переживала мою встречу с Джейсоном Веррингером в Логове дьявола в Колби Холле. Это тревожило меня даже больше, чем я предполагала вначале. Я не могла перестать думать о нем, и в моих мыслях возникали картины того, что могло произойти, если бы я не совершила драматичный жест, разбив руками стекло. В любом случае это был безнадежный жест. Я ни за что не могла бы ускользнуть от него, если бы он был решительно настроен меня поймать. И даже если бы мне удалось выбраться через окно, прыгнула бы я с вершины башни? Мой поступок говорил о том, что я скорее предпочту смерть, чем покорюсь ему. Это было безрассудно. Однако это его отрезвило. Он и правда был потрясен, увидев кровь на моих руках.
Перестань о нем думать, приказывала я себе. Забудь его. Это всего лишь неприятное происшествие, из которого мне удалось выбраться невредимой. Даже шрамы на руках уже зажили. Но в Колби меня окружали руины прошлого со всеми мрачными легендами и ужасными страданиями, которые видели эти стены, и меня охватывала атмосфера катастрофы и рока.
Тут происходили странные вещи. Джейсон Веррингер, казалось, никогда не был от них далек. Что на самом деле произошло с его женой? Где Марсия Мартиндейл? Там, где Джейсон, всегда будут вопросы. Он — человек темных тайн. Можно было почти поверить, что одним из его предков был дьявол.
И как же все это отличалось от Эппинга — солнечного света, запаха зерна, простоты образа жизни, людей. Было чисто и свежо, и понятно. Мир… именно его мне предлагали… а мир казался в данный момент очень соблазнительным. Мне хотелось быть там, и однако же… почти против собственной воли меня притягивали темные башни Колби Холла и развалины Аббатства.
То, что в конце концов убедило меня принять приглашение Джона, было еще одно письмо. Его переслала мне тетя Пэтти, и оно было от Моник Делорм.
Дорогая Корделия, — писала она по-французски. — Я больше не мадмуазель Делорм, но мадам де ла Крезез. Да. Я вышла замуж за Анри. Жизнь чудесна. Мы едем в Лондон. Друзья Анри одолжили нам дом на неделю. Так что мы будем в вашей столице с третьего числа будущего месяца. Было бы замечательно повидаться с тобой. Напиши мне туда. Даю тебе адрес. С нетерпением меду твоего сообщения. Обязательно приезжай.
Всегда любящая и верная подруга Моник.
Я сказала Дейзи, что получила приглашение от друзей, которых мы навещали летом. Их дом расположен в Лондоне, но мы провели с ними неделю в деревне. Я могла бы поехать в середине семестра. Это лишь на пять дней, включая уик-энд. Я подумала, что могла бы этим воспользоваться.
Дейзи призадумалась.
— Немногие девушки поедут домой. Конечно, уроков не будет. Не думаю, чтобы кто-то еще из учителей планировал уезжать. Да, думаю, вы можете это сделать.
— Тереза тоже приглашена.
— О, это будет для нее приятным сюрпризом.
— Значит, я могу строить планы?
— Да. Думаю, да. Давайте.
Так я и сделала. Джон ответил, что он в восторге, Тереза с ума сходила от радости. По адресу, который был в письме, я написала и Моник, пообещав зайти к ней, когда буду в Лондоне.
Джон встретил нас на Пэддингтонском вокзале, и очень скоро мы продвигались рысцой в кэбе к его дому в Кенсингтоне. Это был высокий дом на площади, его охраняли два свирепых на вид каменных льва; белые ступени, ведущие к тяжелой дубовой двери, сияли, а бронза сверкала как золото.
Когда он своим ключом открыл дверь, в прихожей нас встретил высокий молодой человек.
— Это Чарльз, — сказал Джон. — Ему не терпится познакомиться с вами. Он много слышал о том, как мы проводили время на ферме.
У Чарльза было такое же открытое лицо и красивая внешность. Он мне понравился сразу.
Появилась горничная.
— О да, Сара, — сказал Джон. — Дамы захотят пройти к себе. Тереза, ваша комната по соседству с комнатой Корделии.
Мы поднялись по богатой, устланной алым ковром лестнице и вышли на площадку. Горничная открыла дверь, и я оказалась в жизнерадостной спальне с большой кроватью с колоннами, нисколько не похожей на ту с тяжелыми бархатными занавесями, что была в Холле. У этой кружевные занавески были задрапированы на каждом из торцов и подхвачены бантами бледно-лиловых атласных лент, бронзовые шарики и спинки сияли, и казалось, что она светится свежестью. В комнате была легкая элегантная мебель, которая напоминала Францию восемнадцатого века. Я подошла к окну и выглянула в маленький мощеный сад, в котором стояли горшки с зеленью. Она наверное буйно цвела летом и весной. Сейчас у серой кирпичной стены отцветали хризантемы и маргаритки.
Вошла Тереза. Она сияла. У нее была чудная маленькая комнатка, и между ее спальней и моей была дверь. Я вошла и огляделась. Очевидно, это была гардеробная.
— Ну разве не замечательно? — воскликнула Тереза.
Она была счастлива не только вырваться из школы, но и встретиться здесь с Джоном, поскольку была из тех людей, кто прочно привязывается, когда находит объект для восхищения. Она обратилась ко мне в отчаянии, и благодаря нашей дружбе в ее жизнь вошли люди, которых она полюбила. Я. Тетя Пэтти. Вайолит. А теперь она в эту компанию добавила Джона. Это было потрясением для нее: не было никого и вдруг появилось множество близких.
Я боялась, что Тереза склонна к драме: я не могла забыть, как она бросила в пруд серьгу Марсии Мартиндейл. Она была так молода, так плохо управляла своими эмоциями и, будучи неопытной, видела во всех дьяволов и ангелов… и ничего в промежутке. Ей придется учиться, но в течение следующих нескольких дней она будет с теми, кого любит и кем восхищается, и радовалась этому.
Обед в тот вечер прошел чрезвычайно интересно. Столовая была изысканной комнатой с высокими окнами, выходящими на улицу. Во время еды мы слышали цокот проезжающих мимо лошадиных упряжек, а иногда крики продавца вечерних выпусков газет.
Мы говорили о проведенной в деревне неделе, о школе, о Лондоне и о том, что будем делать во время нашего визита в столицу.
