Пруссии. Среди них было соглашение, по которому Франция и Пруссия обязывались поддерживать нейтралитет северной Германии. Зона нейтралитета давала Берлину возможность расширить свое влияние на менее значимые немецкие государства, входящие в эту зону. Министр иностранных дел Хаугвиц быстро воспользовался этой возможностью, убедив ряд северогерманских территорий (включая Ганновер) присоединиться к прусской системе нейтралитета и тем самым освободиться от обязательств по защите Священной Римской империи.14 Наконец, зона нейтралитета оставляла Пруссии свободу действий на востоке и гарантировала, что французская агрессия будет направлена на австрийцев - в этом смысле она соответствовала традиционной дуалистической политике. Другими словами, нейтралитет был не просто предотвращением войны с Францией. Когда мир был подписан, а Пруссия находилась в безопасности за северогерманской "демаркационной линией", король мог позволить себе смотреть на достигнутое с определенным удовлетворением.
Однако его достижение оказалось более хрупким, чем казалось на первый взгляд. Пруссия теперь была изолирована. За последние шесть лет она заключила союз практически со всеми европейскими державами, а затем бросила их. Известная склонность короля к тайной дипломатии и хаотичным двойным сделкам сделала его одинокой и недоверчивой фигурой на дипломатической сцене. Опыт вскоре показал, что если Пруссия не сможет рассчитывать на помощь великой державы в защите германской демаркационной линии, то зона нейтралитета окажется необоримой и, следовательно, в значительной степени бессмысленной. Более долгосрочный вопрос заключался в исчезновении Польши с карты Европы. Даже если отбросить моральное возмущение, совершенное против Польши державами, участвовавшими в разделе, остается фактом, что независимая Польша играла важнейшую роль буфера и посредника между тремя восточными державами.15 Теперь, когда ее больше не существовало, Пруссия впервые в своей истории имела длинную и необоримую границу с Россией.16 Отныне судьба Пруссии будет неотделима от судьбы ее обширного и все более могущественного восточного соседа.
Укрывшись в северогерманской зоне нейтралитета, согласованной с французами в Базеле в 1795 году, Берлин также продемонстрировал свое полное безразличие к судьбе Священной Римской империи: демаркационная линия разделила Германию посередине, оставив юг на милость Франции и австрийцев. Более того, секретное соглашение, приложенное к Базельскому договору 1795 года, гласило, что если Франция в конечном итоге сохранит за собой прусские территории, оккупированные ею в Рейнской области, то пруссакам будет выплачена компенсация за территории к востоку от Рейна - зловещее предвестие поспешных аннексий, которые поглотят Германию в конце десятилетия. Австрийцы также отказались от всякого притворства в пользу имперских чувств меньших и наименьших государств. Австрийские войска, участвовавшие в войне с Францией, вели себя скорее как оккупационная армия, чем как союзник на юге Германии, а барон Иоганн фон Тугут, умный и беспринципный министр, назначенный руководить австрийской внешней политикой в марте 1793 года, сосредоточил свои планы в отношении Германии на возрожденной версии старого баварского проекта обмена. В октябре 1797 года Вена заключила с Наполеоном Бонапартом соглашение об обмене Австрийских Нидерландов на Венецию и Зальцбург, одни из самых выдающихся церковных княжеств старой империи.17 Казалось, что судьба Польши вот-вот постигнет Священную Римскую империю. Ганс Кристоф фон Гагерн, главный министр маленького графства Нассау, четко обозначил эту связь, заметив в 1797 году: "Немецкие князья до сих пор находились в двойном несчастье: желать сближения между Пруссией и Австрией, когда они думают о Франции, и бояться его, когда они думают о Польше".18
Главной целью французской политики по отношению к Германии в эти годы было "восстановление" для Франции ее "естественных границ" - совершенно фиктивной концепции, придуманной Ассамблеей и навязанной Людовику XIV. На практике это означало массовую аннексию немецких территорий вдоль левого берега Рейна. Эта территория представляла собой плотное лоскутное одеяло имперских княжеств, включавшее территории, принадлежавшие королю Пруссии Гогенцоллерну, курфюрстам Кельна, Трира и Майнца, курфюрсту Палатина, герцогу Пфальц-Цвайбрюккенскому, различным имперским городам и множеству других мелких суверенитетов. Таким образом, поглощение Германии французским унитарным государством должно было иметь катастрофические последствия для империи. Однако немецкие территории были не в состоянии оспаривать приобретения Франции на западе. Крупные государства - Баден, Вюртемберг и Бавария - уже были вытеснены из войны и стремились навести мосты с Францией. По Кампо-Формийскому миру, подписанному в октябре 1797 года после победоносной кампании Бонапарта против австрийцев в Северной Италии, Вена официально признала французские завоевания в немецкой Рейнской области. Также было решено, что последствия французских аннексий для империи в целом должны решаться путем прямых переговоров между Францией и представителями имперских территорий. Таким образом, была заложена основа для длительных переговоров, которые должны были завершиться переделом германской Европы. Они начались в ноябре 1797 года в живописном баденском городе Раштатт и закончились, после различных остановок и запусков, отчетом императорской делегации (известным на немецком языке под гигантским термином Reichsdeputationshauptschluss), опубликованным в Регенсбурге 27 апреля 1803 года.
Доклад возвещал о геополитической революции. Все имперские города, кроме шести, были сметены; из всего многообразия церковных княжеств, от Кельна и Трира до имперских аббатств Корвей, Эльванген и Гуттенцелль, на карте остались только три. Главными победителями стали крупные и средние княжества. Французы, проводя традиционную политику создания немецких государств-клиентов, были особенно щедры к Бадену, Вюртембергу и Баварии, чье географическое положение между Францией и Австрией делало их полезными союзниками. Баден стал крупнейшим победителем в пропорциональном отношении: он потерял 440 квадратных километров в результате французских аннексий, но был компенсирован более чем 3 237 квадратными километрами земель, отторгнутых от епископств Шпейер, Штрассбург, Констанц и Базель. Еще одним победителем стала Пруссия, получившая епископство Хильдесхайм, Падерборн, большую часть Мюнстера, Эрфурта и Айхсфельда, аббатства Эссен, Верден и Кведлинбург, имперский город Нордхаузен, Мюльхаузен и Гослар. Пруссия потеряла около 2 642 квадратных километров рейнских земель с населением 127 000 человек, но приобрела почти 13 000 квадратных километров территории с населением около полумиллиона человек.
Священная Римская империя была на последнем издыхании. Церковные княжества исчезли, католического большинства в диете больше не было, и католичество империи ушло в прошлое. Ее смысл существования в качестве защитного инкубатора для политического и конституционного разнообразия традиционной Центральной Европы был исчерпан. Древняя связь между императорской короной и домом Габсбургов теперь казалась практически бессмысленной, даже преемнику Леопольда II, Франциску II, который в 1804 году объявил себя наследственным императором Австрии, чтобы обеспечить независимую опору для своего императорского титула. Формальный конец империи, объявленный имперским глашатаем после обычных трубных фанфар в Вене 6 августа 1806 года, казался простой формальностью и вызвал на удивление мало комментариев современников.
До окончания Наполеоновских войн произойдут новые территориальные реорганизации, но основные очертания упрощенной Германии XIX века были видны уже сейчас. Новые территории Пруссии укрепили ее господство на севере. Объединение Бадена, Вюртемберга и Баварии на юге создало ядро
