— А я приехала на каникулы к тете. В первый раз в Ленинграде. И вот тетя не встретила, теперь это уже ясно. Буду добираться сама.
— У вас есть ее адрес?
— Проспект Щорса.
— Это на Петроградской стороне. Поедемте, я довезу вас. Мне на Васильевский, по дороге.
— Если по дороге, спасибо. Это очень кстати.— И девушка вдруг улыбнулась, совсем изменившись. Сдернулось покрывало внешней деловой независимости, и она стала мечтательная, ласковая и грустная.
Ивернев повел свою спутницу направо, к стоянке такси.
— Почему так кстати? — спросил он, усаживаясь и захлопывая дверцу.
Девушка не краснела, а слабо розовела, смущаясь.
— У меня денег едва ли хватило бы на такси.
— Студентка?
— Да.
— Раз уже так случилось, давайте познакомимся! Ивернев, Мстислав Максимилианович, потомственный геолог, ленинградец — тоже потомственный. Можно просто Мстислав, имя и отчество у меня такие, спотыкательные.
— Черных, Наталья Павловна.
— Сибирячка, разумеется?
— С Алтая. Будущий педагог.
Оба замолчали, украдкой разглядывая друг друга и немного смущаясь.
Машина свернула с Большого проспекта в узкий переулок и выехала к коленчатому изгибу проспекта Щорса.
Внимание Ивернева привлек дом цвета серого гранита с огромным барельефом посредине фасада. Полуобнаженная женская фигура держала гирлянду в раскинутых руках. Сосредоточенное лицо и прекрасное тело были высечены искусным скульптором. «Странно, я никогда не замечал здесь этого барельефа»,— подумал Ивернев и решил, что если девушка направится в этот интересный старый дом, то…
— Здесь, тетя мне описала примету! — воскликнула девушка, и ее слова прозвучали для Ивернева как обещание.— Квартира на третьем этаже, значит, я дома. Большое вам спасибо! — Проворно выпрыгнув из машины, она улыбнулась благодарно и чуточку грустно.
— Погодите, Наталья Павловна! А вдруг тети нет дома или она куда-нибудь уехала? Почему она не встретила вас? Что вы будете делать с вашим чемоданом?.. Поднимитесь-ка налегке, а я подожду в машине!
— Право, это лишнее, куда могла деваться тетя Маруся? Но, пожалуй, дольше рассуждать, я сбегаю…
Она быстро простучала высокими каблуками по тротуару и исчезла в темном парадном. Ивернев проводил ее взглядом, думая, что он не может так просто с ней расстаться. Он пригласит ее к себе, познакомит с мамой. Она приехала в отпуск, а у него до отъезда в экспедицию еще много времени. Он будет показывать ей Ленинград, родной и всегда новый, всегда таящий про запас нежданную радость архитектуры, искусства или просто дуновения широкого ветра на могучей холодной Неве!
Ивернев закурил, предложил папиросу водителю. Она появилась с опущенной головой. Пятна румянца горели на щеках. Виновато взглянула на Ивернева и смущенно сказала:
— Простите, я задержала вас. Такая неприятность: у тети заболел кто-то из родственников в Пскове, я их не знаю. Она уехала к ним, не оставив адреса. Соседи говорят, что она послала мне телеграмму и была уверена, что я не приеду. Может быть, телеграмма потерялась, в общежитии это бывает…
— Что же вы собираетесь делать? У вас есть еще кто-нибудь в Ленинграде?
— Никого. Я пойду в здешний педагогический институт, в общежитие. Студенты всегда выручат. Переночую, достану денег и уеду назад в Москву… Придется отложить знакомство с Ленинградом до будущего года.
— Но ведь ваша тетя вернется когда-нибудь?
— Когда-нибудь, конечно! Но я не знаю срока… неделя или месяц… Еще раз спасибо, пожалуйста, плащ и чемодан!
Ивернев вдруг заволновался, покраснел и вышел из машины.
— Послушайте, Наталья Павловна, почему бы вам не поехать ко мне? Да погодите вы, эка женщины!.. Сразу воображать бог знает что… Я живу с мамой в двухкомнатной квартире. Разместимся, мама устроит. А там и тетя ваша приедет! Решено? — Он распахнул дверцу машины.
Девушка исподлобья изучала его лицо, глубоко вздохнула, словно собралась броситься в воду, и вдруг протянула руку.
— Только с одним условием. Считайте, что мы не решили еще окончательно. Я увижу вашу маму и тогда… тогда, пожалуйста, не уговаривайте меня, я уйду в общежитие, ну, посижу для приличия, конечно.
— Мало ли что может вам показаться…— начал Ивернев.
— Покажется или не покажется, надо решать мне… Принимаете условие?
— А что мне еще остается делать? — вдруг развел руками Ивернев с такой непосредственной мальчишеской усмешкой, что оба расхохотались.
Машина понеслась по Большому проспекту и выехала на мост.
— Вот это Васильевский остров, издавна обиталище студентов, ученых, художников и моряков,— пояснил Ивернев,— я живу на шестнадцатой линии. Линия — это не улица, а только одна сторона улицы.
— Еще интересней. В самом деле, вот десятая и одиннадцатая, а улица одна.
Евгения Сергеевна откровенно изумилась, когда сын ввел в переднюю красивую незнакомую девушку. Не дослушав слегка смущенные объяснения сына, она сказала:
— Все уже понятно. Нужен приют. Предлагается три варианта. Первый — наша гостья, простите, как вас зовут? Слава не догадался представить.
— Наталья, просто — Тата.
— Тата помещается со мной. Второй — у соседей наверху, Монастыревых, сейчас свободна комната, можно поместить Тату туда. Третий вариант — к Монастыревым перебираешься ты, а Тата занимает твою комнату. Я думаю,— продолжала мать,— удобнее всего именно третий вариант.
Тата вздохнула и, прищурив глаза, улыбнулась Иверневу — он выиграл.
* * *
Спускаясь по утрам к себе, Ивернев с несказанным удовольствием видел Тату, тщательно причесанную и одетую, деловито хлопочущую с завтраком или беседующую с матерью. Теперь Ивернев редко задерживался на работе и с нетерпением дожидался воскресенья. Совместная поездка за город или долгая дневная прогулка по Ленинграду стали для него такой же необходимостью, как и ежевечерние разговоры на набережной Невы. Тата оказалась ярым фотографом и обладательницей дорогого аппарата «Старт» со светосильным объективом. Она рассказала, что получила аппарат в премию от журнала «Советское фото» на конкурсе жанрового снимка. Вдвоем они устроили фотолабораторию в стенном шкафу. Днем Тата помогала Евгении Сергеевне по хозяйству, успевая что-то шить, стирать и убирать до блеска квартиру.
Через неделю после приезда Тата поехала на Петроградскую сторону и там узнала, что тетя Маруся задержится в Пскове еще не меньше чем на месяц. Вечером она заявила, что ей пора уезжать. Сын с матерью стали уговаривать ее в один голос.
