Несмотря на усталость, я чувствовал, что нервное напряжение последних дней не позволит заснуть, и после ужина зашел к Исаеву. Он явно обрадовался и тут же протянул мне пачку своего любимого «Беломора».
События времен романтической авиационной молодости и приключений на немецкой земле давно ушли в прошлое. Но с годами у нас двоих усилилась потребность во встречах, позволяющих поделиться сокровенными мыслями.
Исаев сказал, что отпросился у Королева и в Крым не полетит – много неприятностей с морскими ракетами. Ему нужно срочно вылететь в Красноярск.
«Никак не могу справиться с этими бандитами, – сказал Исаев, имея в виду технологов красноярского завода, на котором шло серийное производство его двигателей. – Но это все ерунда. В конце концов мы их добьем. А вот вы с Н1, по-моему, крепко влипли. Я не хочу быть пророком. Уверен, что двигателя у Кузнецова скоро не будет. То есть металла в Куйбышеве наделать могут много. Мощности там колоссальные. Но отработать надежность для такой ракеты – да еще когда вы поставили только на первую ступень 30 бутылок по 150 тонн!
Вот смотрел я позавчера на грандиозное строительство и думал, что не в ваших интересах его форсировать. Нагонят еще десять тысяч солдат и построят. Это мы умеем делать с блеском. А вот двигатели, со всей арматурой, да еще по новой замкнутой схеме… Мне Вася Мишин и Миша Мельников расписывали эти двигатели как свое личное достижение. Якобы они убедили Кузнецова выбрать такую схему. Но я Ване Райкову больше верю. Он не разделяет их оптимизма. В 68-м году двигателей у вас не будет».
Потом Исаев рассказал о сцене, невольным свидетелем которой он стал на днях в самолете.
«Я, ты заметил, когда лечу с твоими начальниками, не люблю сидеть в переднем салоне, а сажусь в общий, где мне никто не мешает читать или спать.
Только я задремал, меня пригласили в передний салон, якобы пить чай. Ну, чай с печеньем, конечно, был и даже коньяк капель по пятнадцать. Но не это самое главное. Келдыш вздумал при Королеве спрашивать мое мнение относительно кузнецовских двигателей. Он еще при этом намекал, может быть, у Глушко на высококипящих компонентах большая тяга получится раньше. Ведь взялся же он делать большие двигатели для Челомея и Янгеля.
Сам понимаешь, откровенничать в такой компании, да еще глядя на мрачного Королева, я не хотел. И зачем мне это нужно, чтобы потом Келдыш ссылался на меня где-нибудь в высоких сферах. Затаскают по экспертным комиссиям.
Только я начал давать уклончивые ответы, а тут Королев вспылил:
– Мстислав Всеволодович! Прекратите эту игру. Вы и так уже немало сделали во вред Н1. И ваша политика с Глушко только вредит делу.
Ну, я, честно скажу, такого поворота мирной беседы за чаем не ожидал. У Келдыша его интеллигентная улыбка сразу пропала, мне показалось, он даже побледнел. Я давно заметил, что Королев и Келдыш на «ты». А здесь Королев перешел на «вы» и Келдыш ему ответил соответственно:
– Сергей Павлович, я прошу не забываться! В ваши личные отношения с Валентином Петровичем я вмешиваться не собираюсь. А работа по Н1 – дело такого масштаба, что я вправе интересоваться мнением специалистов, не считаясь с вашими пристрастиями.
Вот так отбрил! Но тут Тюлин вмешался. Закричал:
– Хватит, братцы! Кончайте эти разговоры! Здесь не то место. Есть тут у кого-нибудь еще бутылка?
Понимаешь, редкий случай, но бутылки не нашлось. Тогда Тюлин пошел к экипажу и организовал для всех кофе.
Так вот я промучился до посадки в этом салоне, вместо того чтобы поспать в удобном кресле!»
С Исаевым мы еще долго и о многом в ту ночь говорили. Я надеялся, что отосплюсь в самолете.
Полет из Тюратама в Крым, если на борту находился Королев или Келдыш, проводил командир авиаотряда Хвастунов без промежуточной посадки в Астрахани. Летели обычно около четырех часов. Эти четыре часа каждый старался использовать по-своему. Вздремнуть, расслабиться от постоянного напряжения, обсудить нечто важное, просто собраться с мыслями, листая записные книжки, что-то вспомнить и записать.
На этот раз Королев, захвативший пухлую папку, делал вид, что углубился в текущую почту, которую привез еще из Москвы. Келдыш дремал, отложив на диван какую-то толстую книгу. Тюлин решил не тревожить их обоих. Рязанского мучили мысли, требовавшие обсуждения. Они оба не дали мне поспать и увлекли в задний полупустой салон.
– Давайте спокойно обсудим ситуацию, – предложил Тюлин.
Он достал исписанный листок и перечислил:
– Только в этом году ради мягкой посадки мы сделали четыре пуска, считая вчерашний. Три неудачные. По Венере вместе с «Зондом-3» сделали четыре пуска. Две «Венеры» летят, что с ними произойдет, пока не ясно. Беляев и Леонов, слава Богу, хоть в тайгу сели, но на Землю вернулись живые и здоровые. А ведь, между нами говоря, могла быть трагедия.
Две «Молнии» пустили, и, честь тебе, Борис, и слава, пока они работают. Я знаю, что дальневосточный секретарь крайкома благодарил лично Брежнева за успешную трансляцию московских программ.
По «Зенитам» тоже дела пошли неплохо. Во всяком случае, на Совете Обороны говорилось, что на эту технику средств жалеть не надо.
Челомей хоть и без особых результатов, но два «Протона» со страшным звоном запустил. «Пятисотка» начала летать. Это нам всем в плюс.
«Девятки» после долгой проволочки наконец приняты на вооружение.
Сергей не угомонился, и твердотопливные в Капъяре пускают.
Если к этому добавить всю нашу разведку, то мы уже в этом году имеем 64 космических пуска. А вместе с боевыми янгелевскими и челомеевскими ракетами перевалили далеко за сотню.
Это только за год! Представляете, какая нагрузка на промышленность и всех нас. Результативностью по боевым мы вполне можем с американцами поспорить. А вот по космосу, боюсь, они нас скоро обставят. Мне пора серьезно подумать о концентрации сил на главных направлениях. По Н1 строительство, конечно, отстает, но не в этом главная опасность. Королев, Глушко, Янгель и Челомей не могут дружно работать в одной упряжке. У меня с министром отношения сложные. У «дяди Мити», как я знаю, в Политбюро тоже пока друзей мало. Знаменитый Совет главных из шести превратился в шестьдесят шесть и внутри идет раздрай у Николая с Виктором, у тебя, Михаил, с Лешей Богомоловым. У Сергея отношения окончательно испортились с Валентином. Этому, кстати, способствует агрессивность Мишина. Среди военных идут споры, нужны ли нам пилотируемые полеты. Малиновский явно недоволен активностью ВВС на этом поприще, и лунные экспедиции ему не нужны.
– Я это все к тому говорю, – продолжал Тюлин, – чтобы вы подумали, как нам подействовать на эту строптивую четверку – Королев, Глушко, Челомей и Янгель – не сверху, а снизу. Вы, управленцы, стоите как бы вне партий. Особенно ты, Михаил, – работаешь на всех. Борис должен помирить Николая с Виктором, и давайте думать, как восстановить отношения Сергея с Валентином.
Тюлин еще долго говорил под гул авиационных двигателей. Я записал его монолог по памяти спустя много дней и сейчас воспроизвожу основной смысл без деталей.
Мы с Михаилом перебивали, уточняли, жаловались на свои внутренние сложности. В итоге убедили друг друга в необходимости активнее противодействовать тенденциям разобщения главных.
Я не упустил случая напомнить о попытках Королева пойти на сближение с Челомеем. Рассказал о своей встрече с сыном Хрущева, который был весьма близок Челомею.
– Ты учти, – сказал Тюлин, – что Сергея Хрущева у Челомея уже нет. И от твоих с ним прежних контактов толку мало.
Я с досадой отметил, что из-за этого длинного разговора упустил случай еще раз полюбоваться Главным Кавказским хребтом. Самолет пошел на снижение, и мы вернулись в «правительственный» салон.
Королев, Келдыш, Рязанский и Тюлин поселились в Симферополе в лучшей гостинице. Когда надо было ехать из города на НИП-10 или возвращаться в гостиницу, Королев приглашал в закрепленную за ним машину Рязанского или Тюлина. По его инициативе полковник Бугаев для президента Академии наук выпросил} крымских властей дополнительную машину. Рязанский тоже бы;
свидетелем сцены в самолете, рассказанной Исаевым. Он считал, что еще не скоро Королев и Келдыш смогут ездить в одной машине.
Тем не менее во время всех сеансов связи доклады выслушивались мирно, затем обсуждались детальные планы на следующую предстоящую зону видимости.
Обедали мы обычно всем обществом, никуда не отлучаясь с НИП-10. Жители симферопольской гостиницы говорили, что кормят на НИП-10 куда вкуснее, чем в ресторане. Здесь к нам присоединился Бабакин. За обедом он рассказывал о планах своего молодого КБ по межпланетным автоматам. Королев и Келдыш во время таких бесед вели себя очень заинтересованно. Ничто не напоминало об их размолвке.
При нашем появлении на НИП-10 Богуславский доложил, что на борту все в порядке, но есть предложение для большей уверенности провести вечером сеанс «ложной коррекции». Имелось в виду включить все системы ориентации, но не разрешать запуска КТДУ. Королев и Келдыш предложение поддержали.
