Вместо ответа он снял с шеи замшевый мешочек на шнурке и развязал. На его ладонь выкатились два перстня: золотой, с черно-белым ониксом, и серебряный, с крупным красным сердоликом.
– Ясно. – Она вздохнула. – Но, как я понимаю, тогда они спаслись и прожили достаточно долго, чтобы на свет появились вы.
– Верно. Им удалось скрыться от погони и бежать очень далеко от границ империи.
Анкрен заметила, что после того, как Мария-Мойра заявила о своем плебейском происхождении, Мерсер-Арвад говорил с ней в еще более уважительном тоне, чем прежде.
– Что же они делали там?
– Жили, Мойра. Обычной жизнью обычных людей.
– Мне трудно поверить, что такой человек, как Гейрред Тальви, довольствовался существованием мирного обывателя.
– Но это так.
– Наверное. Иначе мы бы о нем услышали. Я говорила, что вы с ним очень похожи. Хотите, скажу, в чем ваше различие? Одно лицо, один рост, но… Его бы заметили в любой толпе. А вас, не в обиду будь сказано, и в пустынном переулке не сразу заметишь.
– Это не обида. Это комплимент.
– Зачем вы вернулись в Эрд, Арвад Тальви?
– Мне трудно объяснить, Мойра. Все, обращаясь к тем событиям, произносят слова: «месть», «наследство»… Какое наследство? Я был там… замок Тальви превращен в такие же развалины, как замок Скьольдов за много десятилетий до того. И кому мстить? Разве что ходу истории, который уничтожает старые дворянские роды и разрушает их замки. Но видите ли, я знал то, чего не знали другие в Эрде-и-Карнионе. Однако, живя там, я не ведал того, что было известно обитателям империи. А я предпочитаю докапываться до истины и восстанавливать правильный ход событий. Такой у меня склад ума. Я ответил на ваши вопросы, Мойра?
– Да. Теперь ваш черед спрашивать.
Прежде чем заговорить, он убрал перстни в мешочек и снова повесил его на шею.
– Это даже не вопрос. Просто расскажите о себе. Что было после того, как вы отказались бежать из замка.
– Вы и об этом знаете? Ладно, расскажу. – Она обращалась одновременно к Мерсеру и Анкрен. – Мне всегда хотелось и смеяться, и плакать, когда в столице болтали о моем благородном происхождении. Я – незаконная дочь сельского священника и служанки, и в деревне никогда не забывали, кто я. Ублюдок, крапивное семя! Моя мать рано умерла. Но отец всегда заботился обо мне, учил читать, писать, а когда я подросла, попросил своего патрона, господина Тальви, взять меня в замок в услужение. А потом появилась она. Нортия Скьольд. И она была добра ко мне. Не то чтоб другие были злы… но она меня видела. И разговаривала со мной. А я ею восхищалась. Ловила каждое ее слово. Не знаю, замечала ли она это… но, покидая замок, она предложила мне бежать вместе с ней.
Другая женщина на этом месте разрыдалась бы. Однако слезы Мойры высохли много лет назад.
– И вы отказались.
– Я была в таком ужасе, что ничего не соображала. Понадобилась почти вся ночь, чтоб я справилась с собой и поняла, что оставаться в замке нельзя. На рассвете я убежала через тот же потайной ход, что и Нортия Скьольд. Весь день я пряталась в лесу. И только на следующую ночь решилась прийти во Фьялли-Маахис. Я правильно поступила, потому что кирасиры были в деревне накануне. И заняли замок, узнав, что там их не ожидает засада.
– Значит, тогда вы спаслись.
– Тогда – да. Отец спрятал меня в подвале церкви. Но мы оба понимали, что долго так продолжаться не может. Пройдет день, два, кирасиры устанут грабить, и непременно кто-нибудь сообщит им, что приходский священник под покровительством хозяина замка. И мы решили окольными дорогами пробираться в Эрденон, где нас никто не знал.
– В Эрденоне вы познакомились с Бергаминами?
– Бедные ребятишки, совершенно потерявшиеся, я по сравнению с ними была кладезь житейской мудрости. Отец у них погиб, обороняя город, а у власти уже был Дагнальд; чудо, что с ними тоже не расправились… Мы поселились вместе. Эрденон тогда еще не был разрушен, и там водились деньги, большие, шальные деньги – грабежи только начались. Но из-за наплыва беженцев работу найти было нельзя, никаких ремесел мы не знали, вдобавок отец тяжело заболел. А как девушка может спасти себя и свою семью, давно известно. – Она произнесла это без аффектации – все было уже в прошлом и перегорело. – Могло быть хуже. Магдалина поднатаскала меня по части манер и благородного обращения: она с детства уйму книжек прочла, четыре языка знает… Так что я не пошла на улицу, а продалась подороже. А дальше… Жить становилось все труднее, денег в Эрденоне было все меньше… Как только отец выздоровел, мы вчетвером подались в Тримейн. Дагнальда к тому времени уже сменил Козел, то бишь Вирс-Вердер… В Тримейне я окончательно распростилась с Мойрой Нивен и стала называться Марией Омаль… Я ответила на ваши вопросы?
– Не совсем.
– Что еще?
– Ларком.
– Ах да… – Она невесело рассмеялась. – Про него вы тоже должны были слышать. Хотите спросить, был ли он моим клиентом? Был, был. Если б он знал, как я его боялась! Моя карьера в Тримейне была в самом начале, все считали меня бедной дворянкой, бежавшей от ужасов смуты. А Ларком мог меня разоблачить, он ведь часто бывал в замке Тальви. Уже после я поняла, что он входил в число заговорщиков, тогда я ни о каком заговоре понятия не имела… Он мне даже нравился – тогда. Но он не обращал на меня внимания. А когда обратил… клиент есть клиент. Кстати, он не болтал в то время о своей великой и вечной любви к вашей матери. Это гораздо позже началось, когда говорить о Тальви и его окружении стало безопасно. Довольно с вас?
– Да. А вы, Мойра, довольны?
– Пожалуй, да. Вы обещали не причинять зла Бергаминам, а они – единственные друзья, которые у меня остались. И после того, как Агнессу Олленше с ее отродьем отправили в крепость…
– Вот как? – Мерсер бросил взгляд на Анкрен.
– Я не успела тебе об этом рассказать, – негромко отозвалась она, – их арестовали.
– И хоть бы из-за этого – не зря я вмешалась! – В голосе Марии Омаль сквозило торжество.
– Вы ненавидите их, Мойра, – констатировал Мерсер. – Что они вам сделали?
– Странные вопросы задаете вы, Арвад Тальви. Уж вы-то должны понять. Если я была шлюхой, то от голода, а не по призванию. Агнесса Олленше – сука Дагнальда и Вирс-Вердера… – Многолетняя выдержка взяла верх над чувствами, Мария проглотила бранные слова, готовые вырваться. – Она – одна из них. А они разрушили тот мир, в котором я жила, в котором была счастлива, превратив его в ад… Пусть на старости хлебнет хоть малость того ужаса, что я узнала в юности!
– Но если бы все оставалось неизменным, вы были бы простой служанкой, в лучшем случае женой арендатора или торговца. А теперь вы богаты, вами восхищаются…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
