приходим в ужас, когда он начинает рассказывать нам о своей работе. Он всегда готов предоставить нам разного рода сведения, оттого мы его никогда ни о чем не спрашиваем.
— Бридон, что мы ходим вокруг да около? Ведь вы хотите спросить меня, так же, как и я вас, правда ли Найджел Бертел убийца или, по меньшей мере, сообщник. Вы утверждаете, что Найджел не знал, где Дерек был в понедельник вечером, в противном случае он не стал бы ему писать в Уайт-Брэктон. Но вы не хуже меня понимаете, что это может быть частью его алиби. Что он мог намеренно написать это письмо, а затем намеренно ткнуть нас туда носом в надежде убедить в том, что он и понятия не имел о смерти кузена. Найджел Бертел собирается рассказать нам свою историю, а даже если не собирается, мы найдем способ его уговорить. Но нам обоим хотелось бы знать, правда ли то, что он намерен нам рассказать.
— Лично я, прежде чем ломать голову насчет правды, хочу посмотреть, что это вообще будет. Но вот что я вам скажу. Я полагаю, что безвременно усопший мистер Кверк был прав, говоря, что без толку доказывать, что Найджел сообщник убийцы, пока мы не нашли самого убийцу. До тех пор пока мы его не нашли, Найджел может делать вид, будто и слыхом не слыхивал о том, что случилось. Видите ли, алиби у него все еще железное. Каноэ с отверстием такого размера за такое время не могло проплыть вниз по течению, значит, кто-то греб. Найджел этого не делал, поскольку сидел в поезде в девять четырнадцать. Значит, кто-то другой — либо все еще живой Дерек Бертел, либо кто-то третий. И этого третьего надо найти. До тех пор мы не сможем с точностью воспроизвести картину смерти Дерека, если он вообще мертв.
— Я все-таки не понимаю, почему вы придаете такое значение вопросу о способе передвижения лодки. Конечно, алиби и без того прочное; взять хотя бы время, которое, даже если Дерек был уже мертв, требовалось для того, чтобы сфотографировать тело и перетащить его на остров.
— Не уверен. Конечно, все было проделано быстро, но, как вы выяснили, поезд опоздал. Знаете что, сначала нам нужно послушать Найджела Бертела, а завтра неплохо бы попытаться восстановить всю картину. Прогуляемся до Шипкотского шлюза, вам предоставляется право сыграть роль манекена, а я засеку время, которое потребуется на все про все.
— Я вообще-то собирался побеседовать с Феррисом.
— В этом нет необходимости. Уж он-то никак не может позволить себе дать деру. Привет, Анджела. Как наш больной?
Глава 19
История, рассказанная Найджелом
Оказалось, что Найджел не просто потерял сознание. Это был сердечный приступ, потребовавший визита врача и его неизбежного следствия — «нескольких дней постельного режима». Лейланд обрадовался такому повороту событий. При мысли о зряшных арестах, заключении подозреваемых под стражу и дальнейшем их освобождении под аккомпанемент извинений он испытывал неподдельный ужас. Не было ничего унизительнее для его профессиональной гордости. Однако поскольку Найджел действовал весьма ловко, а его приметы были уже известны всем и каждому, откладывать арест надолго не стоило. В постели же, да еще без одежды, изъятой под каким-то госпитальным предлогом, бывший американец находился все равно что за решеткой. В практическом отношении больные те же узники. Однако поведать свою историю врач разрешил ему только на следующее утро.
— Полагаю, я обязан предупредить вас, мистер Бертел, — начал Лейланд, — что, хотя вы не арестованы, я намерен записывать ваши слова и в случае необходимости готов эти записи предъявить.
— Да сколько угодно, — отмахнулся больной. — Разрази меня Бог, если я знаю, преступник я или нет, понимаете? Все так запуталось. Думаю, мне будет проще, если вы дадите мне рассказать все по-моему, а вопросы оставите на потом.
Вам, конечно, известно, что мы с Дереком не слишком ладили. Одна женщина… Но скорее всего, вы об этом слышали. В общем, я был немало удивлен, когда в один прекрасный день он явился ко мне с предложением отправиться по реке. Он объяснил, зачем ему это надо: тетушка Альма вдруг всполошилась и обратила внимание на то обстоятельство, что у нее имеются внучатые племянники. Ей, видите ли, желалось, чтобы они помирились. В случае моего согласия он готов был заехать за мной в Оксфорд, мне же поручалось найти лодку. Потом, сделав хорошую мину при плохой игре, мы плывем до Криклейда и докладываем тетушке Альме. Я согласился, вопрос был только в том, успеем ли мы обернуться до моего экзамена. На это Дерек сказал, что, если время будет поджимать, я могу сойти на берег в любой момент. А я, кстати, перепутал день экзамена, решил, что он на день раньше.
Странное это было путешествие, с какой стороны ни возьми, но описывать его во всех подробностях ни к чему. В основном говорить с Дереком было что со стеной; этот дурень набрал с собой наркотиков и регулярно их пользовал. Раз дал попробовать мне, меня просто подкосило, думал, не встану. Но важнее другое: на реке он изложил мне план спасения своего банковского счета — будь то при помощи тетушки Альмы или без оной. Лондон, сказал он, у него уже в печенках, как и лондонские приятели, он хочет куда-нибудь уехать и начать все сначала. Только он не собирался начинать без гроша за душой, а именно такая участь его и ожидала, если бы он пустил дело на самотек. Но что, если ему не просто уехать, а как-нибудь эдак исчезнуть? Через какое-то время его объявят умершим, и этим бестиям из страховой компании придется выплатить деньги, целехонькие пятьдесят тысяч останутся в лоне семьи.
Только для реализации его плана ему, если называть вещи своими именами, требовался союзник, и этим союзником должен был стать я. Через три года пятьдесят тысяч отойдут мне, а до тех пор я под эту сумму буду брать у него в долг. Иными словами, он предложил следующее: он исчезает, я автоматически становлюсь наследником деда, а все вытекающие из этого обстоятельства прибыли мы делим пополам. У него достало любезности объяснить, что он не доверяет мне ни на грош. Но если уж соглашение будет заключено, мне придется выполнять его условия. Попытайся я надуть Дерека, он просто воскреснет и сдаст меня, хоть его репутация и несколько пострадает. Дерек дал понять, что это мой единственный шанс нюхнуть наследства. Он был решительно настроен не умирать до двадцати пяти
