Это всего лишь версия, и возможно, она не всем понравится, но, мне кажется, что она имеет право быть высказанной и выслушанной. Тем более что сам портрет Айвазовского — человека духовно чистого и беззаветно преданного искусству, наводит на мысль о жертвенности, которая была ему свойственна на протяжении всей жизни. К слову, для чего нужна жизнь, если ею нельзя пожертвовать, спасая жизнь другого человека, других людей? Айвазовский любил жизнь, но роздал бы ее, как раздают разломанный добрыми натруженными руками каравай хлеба, не задумываясь о последствиях. В этом был весь русский художник Иван Константинович Айвазовский, армянин Ованес Айвазян.
Глава 32
«Рожденный смертным, оставил по себе бессмертную память».
Надпись на могиле И. К. Айвазовского
Весной 1900 года в Петербурге состоялась последняя выставка Ивана Константиновича Айвазовского, то есть это мы сейчас можем сказать, что она была последняя, тогда же, несмотря на преклонные лета художника, об этом было страшно подумать. Академия учредила персональные стипендии имени Айвазовского для одаренных молодых людей из Феодосии и уезда, желающих получить художественное образование. Это был еще один подарок молодым художникам. Его вечная дань Казначееву — которого Ованес всю жизнь будет почитать за второго отца.
Господь не наградил Ивана Константиновича сыновьями ни в первом, ни во втором браке. И теперь славная фамилия великого мариниста должна была исчезнуть вместе с ним, оставшись только на его картинах. Внимательный читатель, безусловно, возразит, что вся семья Ивана Константиновича, а именно все Гайвазовские изменили себе фамилию на Айвазовские. Но среди них не было художников. Не было воспитанников, которых Иван Константинович мог оставить после себя. Обидно, тем более для восточного человека, чтившего свой род и мечтавшего оставить достойных наследников.
Перед смертью Айвазовский принял непростое для себя решение: он пожелал официально усыновить своего внука Сашу Лантри, которого воспитывал с трех лет. О чем смиренно просил государя: «Не имею сыновей, но Бог наградил меня дочерьми и внуками. Желая сохранить свой род, носящий фамилию Айвазовский, я усыновил своего внука, сына старшей дочери — Александра Аантри, ребенка мужского пола доктора Аантри, о котором я уже сделал объявление. Осмелюсь просить усыновленному внуку Александру дать мою фамилию, вместе с гербом и достоинствами дворянского рода».
17 мая такое разрешение было получено. Но получила его уже Анна Никитична. Иван Константинович умер 19 апреля 1900 года в своем доме в Феодосии.
Последняя картина Айвазовского, «Взрыв турецкого корабля», осталась недописанной. Он занялся ей рано утром, в полдень супруга зашла в мастерскую и, убедившись, что Иван Константинович не против прогуляться перед обедом, предложила пройтись по берегу. После обеда Айвазовский поспешил в мастерскую, где работал допоздна. Ночью его не стало. Говорят, любимцы богов умирают во сне.
За день до смерти Иван Константинович любовался изящным букетом свежих ароматных ландышей, поставленных в вазочку на его столе.
— Какие дивные цветы, понюхай, как пахнут-то, как пахнут! — обратился он к Анне Никитичне. — Не знаешь, от кого они?
Как обычно в праздник, дом Айвазовских буквально утопал в цветах, и их все несли и несли соседи, ученики, почитатели…
— Так их же каждый год приносят, и всегда в этот день, — мельком взглянув на букет, ответила Анна, поправляя Ивану Константиновичу подушку на кресле.
— Каждый год? — Лицо Айвазовского на несколько секунд окаменело, казалось, что он мучительно пытается что-то вспомнить.
— Ну да. Что ты так разволновался? Ну, ландыши…
— Кто приносит? От кого приносит? — Голос художника предательски срывался.
— Не знаю. — Анна простодушно пожала плечами. — Ты как-то уже интересовался, и я думала спросить прислугу, да все забываю. Но ничего. В следующий раз непременно выясню.
— Ты хотя бы видела посыльного?
— Видела. — Анна подсела на табурет поближе к мужу, мучительно хотелось взять его за руку и проверить пульс. — Старик, совсем седой, высокий… ну, не можешь же ты знать всех посыльных.
— Я тоже видел, — словно в пустоту прошептал Айвазовский, — и тоже почему-то ни разу не спросил…
— Ладно, попробую расспросить слуг, может, они его знают, раз уж тебя это так заботит. Не стоит нервничать по пустякам.
Уходя, она с подозрением посмотрела на корзинку ландышей. Надо же, чтобы какие-то цветы вдруг так разволновали его.
Айвазовский, потянувшись, взял цветы в руки, и в этот момент в ближайшей церкви зазвенел колокол…
В доме художника почти всегда было людно, последнее время народу добавилось, так как Айвазовский не только писал картины, призывающие оказать помощь армянам-беженцам, не дожидаясь, когда это сделает правительство или городская администрация, он встречал беженцев на въезде в Феодосию и предлагал им поселиться на его земле, снабжая на первое время деньгами. «Стыдно отворачиваться от своей народности, тем более такой маленькой и угнетенной», — говорил Иван Константинович.
На свои деньги Айвазовский построил здание Археологического музея и подарил родному городу театр, точнее, это была сцена в его картинной галерее. Меленькая сцена, на которой не гнушались выступать композитор и пианист Рубинштейн,[296] польский скрипач Венявский,[297] армянский композитор Спендиаров, туда приезжали петербургские и московские актеры театров. Айвазовский создал приходскую школу и содержал ее. Феодосийские учащиеся были частыми гостями в доме великого художника. Айвазовский добился, чтобы в городе построили железную дорогу и полностью переделали порт, расширив его и сделав современным и удобным для кораблей.
До конца своих дней он хлопотал о стипендиях и пенсиях для жителей своего города, поэтому весть о смерти художника была воспринята как личное горе для тысяч феодосийцев. Смерть Айвазовского была ударом для всей Феодосии, для всего Крыма, для всей огромной России.
Но особенно скорбела, естественно, Феодосия, для которой Айвазовский был родным человеком — ведь он окрестил множество детей и выдал замуж сотни соседских девушек, которые славили художника, помня о его милостях. Во всех церквях звенели колокола, и все лавки в тот день были закрыты. Город погрузился в тяжелейший траур. За гробом художника шла безутешная Анна и члены его семьи, не было только Юлии, которая оставила этот мир за несколько месяцев до своего Ованеса и теперь, должно быть, дожидалась его за порогом жизни, чтобы наконец соединиться с ним навечно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
