Я думаю, что в случае ввода российской стороной квот на количество закупаемых иностранных фильмов реакция американской стороны может быть жесткой. Зато мы сможем стимулировать производство добротной отечественной продукции.
Нам надо обратить внимание на опыт Франции, где снимается своя весьма качественная продукция и где все равно есть серьезные государственные квоты на показ по ТВ иностранных картин.
Уверен, что правильно и полезно было бы ввести налог на билеты в кинотеатры, где идут западные блокбастеры, а вырученные деньги пустить на производство российских фильмов. (I, 89)
(2002)
Огромное количество информации, которое сегодня люди черпают по телевидению и в Интернете, в определенном смысле вымывает интерес к кинематографу.
Но все равно будут люди, для которых кино не может быть заменено ничем. И когда приходишь в кинотеатр «Пушкинский» в двенадцать ночи и видишь практически полный зал, это удивляет и одновременно очень радует.
Сейчас интерес растет, потому что растет прокат. Растет производство отечественных фильмов.
Это дает мне надежду, хотя, может быть, мы и не доберемся до прежнего ажиотажа. (II, 40)
(2002)
Почему я довольно спокойно отношусь к нынешним перекосам в нашем кинематографе – натурализму, жестокости, безыдейности?
Тут болезнь роста. Кислородное отравление – хватанули излишку, голова закружилась, и понесло!
Но дело в том, что есть камертон.
Камертон этот – зритель, сиречь народ. А народ устал от того, чем его кормят в последние годы. И это естественно. И не хочет он больше этого кушать. Он хочет другого. И кинематографисты это почувствовали. И потому Филипп Янковский, молодой режиссер, снимает картину «В движении». Кроме всего того, что является модным в кино, в его картине возникает и прослеживается желание человека понять: а что со мной происходит? а почему так? а кто я такой?
Рогожкин снимает знаменитую «Кукушку», а Валерий Тодоровский – блистательного «Любовника».
Сегодня среди кинематографистов наступает понимание того, что самый важный критерий успеха – отклик и сочувствие зрителя. Без зрителя, что бы мы ни делали, труд наш бессмыслен. Живописец может писать холст и класть его в чулан, писатель может писать в стол. В кино так нельзя. Только через прикосновение с теми, кто сидит в зале, происходит как бы оплодотворение твоего творчества. Если они тебе плюют в лицо за твои «искания», а ты высокомерно отвечаешь: «А я так вижу!» – что ж, тогда тебе скоро будет просто-напросто нечего кушать. Потому что теперь только зритель может оплатить твой труд. А зритель тебе будет платить только за то, что ему интересно смотреть, что ему близко и дорого.
В кинематографической державе существование замечательной Киры Муратовой, Алексея Германа возможно только тогда, когда существует тело большого кино. Представьте себе, что кино состоит только из фильмов Сокурова, Германа, Муратовой, Иоселиани…
И что?
Невозможно питаться каждый день только устрицами – вы сойдете с ума. Зрителю нужны и комедии, и мелодрамы, и приключения, и исторические ленты.
Так что я возлагаю надежды на зрителя. В конце концов, он заставит тех, кто снимает кино, снимать то, что надо зрителю, а значит и стране.
Великое итальянское кино, откуда оно возникло?
Разрушенная, униженная, нищая страна, войну проиграла… А посмотрите картины тех лет – черно-белые, маленькие, дешевые, с непрофессиональными актерами. Люди валили на них по одной простой причине: это было про них. Они себя узнавали.
Как только зритель начнет узнавать себя на экране, это и будет выход из кризиса. (I, 92)
(2003)
Интервьюер: Сколько Вы смотрите в год российских фильмов?
Почти все.
Поэтому могу с уверенностью сказать, что русские фильмы, попавшие в конкурс последнего Московского кинофестиваля, сильные.
В этом плане я сам себя оправдываю. Помните, три года назад в конкурсе фестиваля не было ни одного нашего фильма? Тогда со мной много спорили, но, считаю, я поступил честно. Если нет достойного кино, зачем позориться? Многие обвиняют Московский кинофестиваль в том, что мы мало берем в конкурс своих картин. Но лоббировать надо все-таки кино, а не некое нанесенное на целлулоид изображение.
Есть такое чувство, как стыд. Я хорошо понял, что это такое, когда был президентом кинофестиваля в Сан-Себастьяне. Фильмы показывали ужасные, а я все ждал одну русскую картину. Сам ее не видел, но предполагал, что она наверняка будет лучше. Даже членам жюри недальновидно сказал: «Ребята, сейчас вы увидите, что такое русская школа»…
В результате показ закончился тем, что впервые на этом фестивале вместо аплодисментов люди топали ногами. (I, 95)
(2004)
Интервьюер: Как Вы оцениваете уровень российского кинематографа? В прошлом году много говорилось о том, что наметился подъем, появились одаренные дебютанты. Но на завершившемся в воскресенье Берлинском кинофестивале нашей картины опять не было в конкурсе.
Мне кажется, происходит самообман.
Мы заговорили о подъеме, почувствовав первые всплески после пустоты нескольких лет. И я тоже обрадовался, посмотрев «Коктебель», «Прогулку», «Возвращение» или «В движении» Филиппа Янковского, в котором есть поползновение поговорить о времени и поколении и попытаться понять, почему мы такие. Но ужас в том, что у нас пока не возродилась культура режиссера, ее основы, когда нужно уметь хотя бы репетировать – просто репетировать.
Посмотрите, как играют сегодня актеры. Они раскованны? Да. Пластичны? Да. Но они уже имеют свои штампы, из которых не могут вырваться, потому что им никто не помогает. Кторов, или старик Ливанов, или Грибов, или Пуговкин тоже обладали штампами, но таким их количеством, что на сто тридцать втором ты забывал, что у него был седьмой. Сегодня эти штампы плоские и мелкие, поэтому удачи, которые возникают от сценарного хода или особого режиссерского взгляда, столь пока редки.
Да, есть Рогожкин с Балабановым, снимающие фильмы, в которых ощущается наличие корневой системы, есть Хотиненко, Садилова… Талантливых людей много. Но средний уровень современной режиссуры, к сожалению, пока бескультурен и поверхностен.
Критики возмущались, что «Золотой Орел» обошел вниманием «Бумера». Но сами же критики, дав ему восемь номинаций на своего «Золотого Овна», вручили только одну премию – за музыку. Говорить о том, будто «Бумер» – новое слово? Господа, поезжайте в Белые Столбы да посмотрите давнего «Самурая» Мельвиля! Тема, считайте, та же, но до чего же вкусно сделан фильм! Какой класс, какая культура. (I, 103)
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
