Этот тип преступника-философа или убийцы-теоретика заинтересовал Достоевского своими психологическими контрастами и показался ему чрезвычайно благодарным для романического воплощения.
«В предлагаемом процессе, — писал редактор «Времени», — дело идет о личности человека феноменальной, загадочной, страшной и интересной. Низкие инстинкты и малодушие перед нуждой сделали его преступником, а он осмеливается выставлять себя жертвой своего века. И все это при безграничном тщеславье…»
Образ, давно уже слагавшийся в сознании Достоевского, получал ряд новых черт. Тип уголовного преступника из буржуазной среды, претендующего на роль романтического титана, углублял структуру образа. Как правильно отмечалось критикой, Раскольников — это один из последних в ряду героев-поэтов, художников, музыкантов, просто «избранных натур» или «загадочных натур», которых так любил романтизм. Свое крайнее и чудовищно искаженное выражение этот тип получил в лице подлинного убийцы — литератора Ласенера, образ которого привлек такое пристальное внимание Достоевского {Фамилия Ласенера упоминается Достоевским в «Идиоте» и в записях к «Подростку».}.
Обильный материал для главного замысла принес Достоевскому тяжелый и мрачный 1864 год. После смерти брата Достоевский не перестает лихорадочно искать денег и, чтоб выбиться из-под обломков материальной катастрофы, подписывает векселя, удовлетворяет кредиторов, отбиваясь от нотариальных протестов, спасаясь от описи имущества. Он ежеминутно ощущает угрозу долговой тюрьмы. В течение целого года Достоевский вынужден беспрерывно общаться с петербургскими процентщиками, квартальными надзирателями, ходатаями и дельцами (всевозможных видов и рангов: среди кредиторов Достоевского оказываются петербургские купчихи, присяжные стряпчие, отставные военные, даже какой-то крестьянин. Никогда еще ростовщики и полиция не играли такой выдающейся роли в его биографии, как в этот отчаянный год займов, платежей и взысканий.
В романе, который Достоевский начнет писать, едва закончив ликвидацию своего злополучного предприятия, на первый план выдвинется проблема денег во всей ее характерной обстановке Петербурга 1865 года — с его ростовщиками, сыщиками и полицейскими, мелкими закладами Раскольникова, малоценными ассигнациями Алены Ивановны и пятипроцентными тысячными билетами Лужина и Свидригайлова.
Впервые в русской литературе тема капитала, остро поставленная в самом центре романа, получит в своем развитии характер и глубину захватывающей социальной трагедии.
В этом материально напряженном году Достоевский занимает десять тысяч рублей у старой московской тетки Куманиной. В своей собственной семье писатель вполне реально ощущал раскольниковскую проблему: с одной стороны, обездоленные молодые жизни, дети покойного брата Михаила, среди которых были музыкально одаренные юноши и красивые девушки, с другой — выживающая из ума старуха, обладательница несметных куманинских капиталов, завещающая огромные суммы на украшение церквей и поминовение своей души — точь-в-точь как в романе ростовщица Алена Ивановна.
Весь этот трудный год, протекший с момента смерти Михаила Михайловича до отъезда Достоевcкого за границу, чрезвычайно тяготил писателя своим вынужденным бесплодием: «За целый год не успел написать почти ни строчки!» Но тем пристальней он наблюдает и вбирает в себя впечатления от этой новой для него среды, в которой обнажено и цинично развертывается борьба за деньги. Как в свое время, вырвавшись из острога, он обратился к изображению Мертвого дома, так теперь, освободившись от деловых тисков, он приступает к роману, весь фон которого заполняется фигурами темных дельцов и столичных властей.
Ростовщица Алена Ивановна, хозяйка меблированных комнат Ресслих, дающая деньги под проценты; делец Чебаров, взыскивающий по чужим обязательствам; мошенник Кох, промышляющий скупкой векселей у ростовщиков, — все это, очевидно, зарисовки кредиторов Достоевского, описанных впоследствии его женою («перекупщики векселей — чиновничьи вдовы, хозяйки меблированных комнат, отставные офицеры, ходатаи низшего разряда…»). Точно так же Петр Петрович Лужин, занимающийся хождением по разным искам и тяжбам и собирающийся открыть в Петербурге публичную адвокатскую контору, является, очевидно, зарисовкой того «присяжного стряпчего Павла Петровича Лыжина», за долг которому в четыреста пятьдесят рублей имущество Достоевского, подлежало описи 6 июня 1865 года. В черновых набросках к роману он так и назван Лыжиным. Позволительно также предполагать, что в лице квартального надзирателя Никодима Фомича выведен в романе тот надзиратель 3-го квартала Казанской части, с которым Достоевский улаживал 6 июня 1865 года щекотливое дело о предстоящей описи имущества и который сообщил ему много ценных сведений для полицейских сцен его будущего романа.
Отчаянное напряжение 1864 года, когда Достоевский печатался разом в трех типографиях, не жалел здоровья и сил, читал корректуры, возился с авторами, с цензурой, исправлял статьи, доставал деньги, просиживал до шести часов утра и спал по пяти часов в сутки, не дает ожидаемых результатов. К весне 1865 года выясняется несомненный и полный крах всего предприятия. Средства на издание журнала истощены, «Эпоха» прекращается, и личный вексельный долг Достоевского достигает теперь цифры в пятнадцать тысяч рублей. Необходимо от журнального предприятия и издательской лихорадки вернуться к своему основному и главному — к литературе.
Достоевский задумывает роман на актуальную в то время тему — о пьянстве. С 1 января 1863 года вводилась новая акцизная система питейных сборов вместо прежних винных откупов у казны, когда кабатчики и целовальники безобразно спаивали народ. Но места казенной продажи спиртных напитков быстро раскинулись густой сетью по всей России. Как раз к 1865 году сказалось полное разочарование в «питейной реформе», бессильной установить «народную трезвость».
Уже в своем первом журнале Достоевский отмечает самую драматическую сторону вопроса о пьянстве — судьбу детей в семьях алкоголиков. В большой статье о книге французского публициста Жюля Симона «Работница» описывались субботние выпивки парижских фабричных в окраинных кабачках и мрачный домашний быт мастеровых, у которых «дети умирали частью с голода, частью от чахотки в нетопленных помещениях, на кроватях без матрацев и без одеял».
Из этой темы Достоевский исходит и в задуманном романе, к работе над которым приступает сейчас же после гибели «Эпохи». Уже 8 июня 1865 года он предлагает редактору «Отечественных записок» А. А. Краевскому свой роман «Пьяненькие», который «будет в связи с теперешним вопросом о пьянстве (картины семейств, воспитание детей в этой обстановке и пр.)». Так возникает бессмертный групповой портрет семейства Мармеладовых.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
