– Между кряжем и горами полно чужих войск.
Рыжий усмехнулся в усы:
– Места там дикие. Я знаю тропы.
– Все равно мы не пройдем Лестницей Висельника.
– Возможно. Подумаем об этом позже. Собирайся в дорогу. Нечего здесь рассиживать.
– Если Лестница взята, что мы тогда будем делать, скажи на милость, лопни твоя жаба? – не успокаивался Лук.
Но Га-нор ему так и не ответил. То ли не знал, то ли просто не хотел расстраивать раньше времени…
– Не ожидать тебя видеть вновь, человече, – произнес Гбабак, как только стражники ушли.
Признаться честно, я тоже не ожидал. Но меня и Шена (сейчас запертого по соседству) вернули в темницу. Лаэн увела Ходящая-отступница, и где теперь держат мое солнце я, к сожалению, не знал. Мы едва успели обмолвиться парой слов, прежде чем нас разлучили.
– Юми говорить, что твой невесел.
– А с чего мне веселиться?
– Твой жить. А это бес-цен-но. Разве не таква?
– Так, – подумав, согласился я. – Все так, блазг.
– Тогда глядеть веселей. Все не таква уж и плохо. Нам оставить фонарь.
Не знаю, к чему жителю болот понадобился свет. Блазги прекрасно видят в темноте. Но Гбабак – особенный парень. И, судя по всему, большой оптимист.
– Еще не вечер. Вот кваквак я вам сказать.
– Ты что? Намереваешься отсюда выбраться?
– Со временем.
– И как, если это не секрет?
– Юми делать подкоп.
– О-о-о, – глубокомысленно протянул я. – И как успехи?
– Юми говорить, что больше девяти ярдов проквапать.
На этот раз я задумался надолго. Что-то не сходилось.
– Стены каменные.
– Ну и что? Квамень можно грызть. А за ним земля рыть. Беда в том, что туннель невеликва. Для Юми. Не для меня. Я никвак в него не пролезть.
– Вот так, собака! – грустно пискнул вейя.
– Сочувствую.
Могу представить, какой коридор следует прокопать, чтобы туда можно было вместить тушу взрослого блазга-воина.
– Эй! Нэсс! – окликнул меня Шен. – С кем это ты там разговариваешь?
– С блазгом, – потянулся я. – И с вейей, что бы это ни означало.
Целитель заткнулся, как видно, решая – не разыгрываю ли я его.
– Ладно, – наконец раздалось с той стороны коридора. – Поговорим позже.
– Позже? Парень, а ты уверен, что это позже будет?
– Если твой бояться меня, человече, то не думать о такваквой глупость. Мне твой тайны ни ква чему, – добродушия у Гбабака было на целое болото. – Юми говорить, что и ему тоже.
– Вот так, собака!
Я подгреб соломы и сел на пол, прислонившись спиной к холодным прутьям:
– Ну? Шен, ты скажешь, что тебя тревожит или я пойду спать?
Целитель не слишком-то поверил про «сон». Дураку ясно, что сейчас никто из нас не заснет.
– Что ты думаешь о предложении Проказы?
– Хм… – я порылся в карманах, пытаясь найти какую-нибудь монетку. – Можем подбросить сол. Император – согласимся. Корона – пошлем ее в Бездну.
– Хватит паясничать!
– А что ты хочешь от меня услышать?
– Правду.
– Чью правду? Мою или твою? Моя – очень проста. У нас больше нет причин переться в долину. Заклинание Матери Лаэн не угрожает. Не надо больше плясать под флейту Башни. Я достаточно понятно изъясняюсь?
– Да, – неохотно ответил он. – Вполне. Думаешь, здесь вам будет лучше и безопаснее?.. С ней…
– Лучше нам будет в Золотой Марке. Как можно дальше отсюда.
– Тогда почему?!
– Ты странный человек, малыш, – я устало закрыл глаза. Казалось, в них насыпали целое ведро раскаленного песка. – Сам же недавно говорил, что я грязный продажный гийян. С момента нашего прошлого разговора ровным счетом ничего не изменилось. Я все так же трясусь за свою поганую шкуру. Хочу выжить. Точнее, попытаться это сделать. А здесь мне предоставляется такая возможность. Как тебе такое объяснение? Никакой романтики, никакой светлой цели, никакой помпезности, реющих на ветру флагов и прочей дряни. Мною движет всего лишь жалкое желание остаться в живых.
– Я знаю, что ты врешь. Пытаешься спасти жизнь Лаэн, а не свою. И я не вижу в этом ничего постыдного.
– Да ну?! – я постарался сделать так, чтобы мой голос звучал как можно насмешливее. Не собирался показывать ему, что он попал в самую точку. – Ты меняешься на глазах. Что собираешься делать сам? Пошлешь Проказу в далекие края?
– Она – враг.
– Не стоит говорить очевидные вещи. Даже мой друг Юми знает, что одна из Шести – опасная гадина.
– Вот так, собака! – подтвердил вейя.
– Если я буду с ней, то совершу предательство.
– Ну да. Ну да. Человек чести и все такое… Предательство перед кем, позволь узнать? Перед Башней? Ты, конечно, можешь умереть за нее и свою ненаглядную Мать. Твое право. Не собираюсь мешать. Только хочу напомнить, что ты предал их в тот момент, когда стал учеником Лаэн. Теперь они вряд ли будут с тобой любезны.
– Я говорю не о Башне, а о своей стране. Встать на сторону Проказы – значит предать Империю.
– Ну, тогда, конечно, стоит сдохнуть. Империя это оценит. Если когда-нибудь узнает о твоей великой благородной жертве.
– Да при чем тут узнает?! Это вопрос совести!
– Я на подобные вопросы даже отвечать не буду, – несколько кривя душой, хохотнул я. – К тому же, не помню, чтобы Проказа просила тебя выступить против Империи.
– Как ты можешь?! Ты ведь солдат! И воевал!
– Да! Воевал! – разом рассвирепев, заорал я. – Воевал! И поэтому знаю, что говорю! Слышишь меня?! Знаю! Я убил на эту проклятую войну часть жизни! Я сражался с Высокородными ублюдками в их гребаном лесу, а наши славные красавцы-маршалы в дорогих чистеньких мундирах говорили мне, что я герой. И жрали наши жизни, не отходя от походных шатров! Я был обычным солдатом, мальчик! Без всей твоей патетики! О ней как-то забываешь, находясь по колено в дерьме, крови и с тварями из Дома Бабочки на шее. А ты знаешь, что когда война кончилась, многих из тех, кто ковал в Сандоне победу, выбросили в выгребную яму?! О нас забыли! Мы остались ни с чем! Однажды я прошел жернова битвы «за страну» и стал тем, кем стал. Неужели думаешь, что сделаю это и второй раз? Ну так ты ошибаешься. Мне не за кого сражаться, кроме себя и Лаэн!
– В таких вопросах мы плохо понимаем друг друга. Давай не будем больше спорить, – Шен неожиданно предложил перемирие.
– Ты точно решил отказаться? – угрюмо проговорил я, когда тишина стала уж очень невыносимой.
– Нет, – нехотя ответил он. – Не точно. Представь себе – я ужасно боюсь умирать.
– Этого нечего стыдиться, человече, – прогудел блазг. – Я думать, что тот, квато не бояться смерти – пустой. Ему нечего терять.
Я отошел от решетки и улегся на солому.
– Нэсс? – донеслось до меня.
– Да.
– А ты? Ты боишься смерти?
– Когда ходил по Сандону – не боялся. На той войне к ней очень быстро привыкали. Она всегда была где-то рядом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
