Отец Лахлан отправился молиться духу. Значит, он зря ждет помощи от пего? Возможно, колдунья и лжет. Она устроила свой штаб у самой городской черты. Может, это важный признак?
— Крайгон, заморозь этого человека.
Тоби мгновенно ощутил холод, его мышцы окаменели. Он не мог даже моргнуть. Он мог дышать, но только с большим усилием, словно грудь его стиснули стальными обручами.
— Мне нужна прядь твоих волос, — пробормотала Вальда, вставая и подходя к столу. — Ты простишь меня, если я тебе не буду доверять… пока?
Краем глаза он увидел, что она уже достала знакомые ему золотую чашу и кинжал с желтым камнем. Она начала делать что-то, звеня флаконами, но со своего места он не мог ничего разглядеть как следует. Единственное, что он видел совершенно отчетливо, — это довольную ухмылку ходячего трупа. Его госпожа запретила ему причинять Тоби боль, по ему явно доставляли удовольствие отчаянные попытки жертвы не задохнуться.
— Орест ищет тебя, конечно, — заметила она как бы невзначай.
Тоби все равно не мог пошевелить ни губами, ни языком, все его внимание было сосредоточено на дыхании.
— И меня тоже, но тебя в первую очередь. Он вышел на мой след, когда я вернулась в эту страну, и выследил меня до Филлана, так что ему известно о тебе. Ты о нем не слышал. Это коварнейший колдун, опасный и изощренный, но он служит Райму. Райм — это тот, кого ты знаешь как короля Невила. Так, теперь…
Она подошла к Тоби с кинжалом в руках и срезала прядь волос с его головы. С ней она вернулась к столу. Ему показалось — она положила ее в чашу, а потом отрезала прядь своих, чтобы положить туда же. Она налила какой-то жидкости из флакона, произнесла что-то на гортанном наречии, из чего он различил только одно первое слово: «Крайгон». Всякий раз, когда она приказывала что-то демону, она начинала с его имени.
— Нам надо побыстрее закончить наши дела здесь, — вздохнула она, — и побыстрее уходить. Кто бы ни победил, Орест или Думбартон, нам надо выйти в море прежде, чем это решится. Никто не сможет выследить нас в море — не то чтобы дух, конечно…
Она сделала несколько пассов руками, проговорив какие-то заклинания, потом снова появилась в поле его зрения, подойдя к плите и поставив на нее чашу. Затем сняла через голову серебряную цепочку и, высоко подняв сапфир, снова заговорила на своем странном языке, хотя на этот раз так тихо, что Тоби вообще ничего не слышал. Он почти лишился чувств от нехватки воздуха. Похоже, демон рассчитал силу идеально точно — Тоби был уверен, что каждый новый вдох будет для него последним, но каждый раз заставлял себя сделать еще один. Голова шла кругом.
В золотой чаше вспыхнул синеватый огонь, от которого вверх поднялся почти невидимый клуб дыма. Колдунья поводила сапфиром над чашей и опустила камень в огонь — сияние померкло. Зловещий синий туман залил комнату, свечные огоньки померкли в его сиянии, а Крайгон в своих лохмотьях сделался еще больше похожим на труп. Даже Вальда утратила на миг человеческий облик, превратившись в свинцовый манекен. Потом камень лязгнул о металл, и комната снова погрузилась в полумрак.
— Мы дадим ему минуту остыть, — негромко проговорила леди Вальда. Скрипнуло кресло — она вернулась на место. — К счастью, в порту стоит несколько судов. Я буду рада путешествовать с тобой, Тобиас, как только твое лицо утратит сходство с помойной лоханью. Даже если ты останешься только собой, я обещаю преподать тебе несколько уроков по искусству наслаждения. Ты будешь многообещающим учеником.
Он снова видел ее. Он понимал, что сражается за свою жизнь, но одновременно понимал и то, что никакой битвы не будет. Демону запретили причинять ему боль, но в приказе не говорилось ни слова о том, что он не должен удерживать свою жертву на грани удушья, постепенно ослабляя давление — по мере того как иссякают силы жертвы. Он не знал, знает ли вообще Вальда об этом. Уж лужу пота у его ног она могла бы заметить.
Он мог потеть, но не мог плакать, хоть и понимал, что погиб. Начиная с этой минуты Колдунья сможет сделать с ним все, что захочет, а он будет бессилен сопротивляться. Не будет больше ни демонической силы, ни загадочного «Дум… Дум…» в ушах. Он больше не будет человеком короля Фергана, он будет принадлежать ей. Та сила, что заключалась в аметисте, навеки потеряна для него.
Что он за дурак! Ему сразу нужно было улизнуть из страны, а он отсиживался в Инверери-Касле, пока награду за его голову не подняли так высоко, что все глаза в Шотландии начали выглядывать его. С самого начала он повел себя как дурак, сопротивляясь Вальде. Неужели он надеялся удрать от такой великой колдуньи? Когда она предложила ему поступить к ней на службу — на суде у лэрда Филлана, — он отверг ее предложение. Вместо того чтобы пасть на колени, заливаясь слезами радости и благодарности. Да что там — еще раньше, встретив ее на дороге в Бридж-Ов-Орки, впервые ощутив ее силу, он должен был пасть на колени у ее стремени, предлагая ей свое сердце в слабой надежде на то, что такой никчемный увалень сможет вдруг заинтересовать ее. Когда она искала его в снах, он не должен был отвергать ее призыв. Она была великой дамой, обладающей мудростью и силой, каких он не мог себе и представить, а он всего только безмозглый раб, никчемный ублюдок, тупой и невежественный…
— Пожалуй, довольно, — сказала Вальда. — Освободи его, Крайгон.
Невидимые обручи исчезли. Он сделал выпад вперед и выхватил сапфир из чаши, не успев еще даже толком вздохнуть. Он стоял в оцепенении, глотая воздух, сжимая в изуродованной руке камень цепочка свешивалась с ладони вниз. Нет, не то…
Вальда усмехнулась:
— Повесь его на шею, мальчик! Он должен касаться твоей кожи.
О, конечно! Он просунул голову в петлю цепочки так, чтобы камень висел на его груди, как раз над складкой пледа. Потом опустился на колени, отчетливо сознавая, что он — неуклюжий, тупой, потный увалень, недостойный даже находиться в одной комнате с такой блестящей дамой, госпожой самого короля.
— Я ужасно сожалею, мэм, что по собственной дурости причинил вам столько неприятностей. Молю вас, простите меня, хоть я и не заслуживаю прощения. Есть ли такое наказание, которое я могу понести? Что-нибудь, чем могу я искупить свою вину?
Она улыбнулась:
— Ты знаком с татарской церемонией поклонения?
— Только в общих чертах, мэм.
— Делай то, что знаешь.
Он опустился на четвереньки, пополз к ней… и остановился. Сапфир повис на цепочке, оторвавшись от его груди. Он снова выпрямился, перекинув его на спину. Теперь ничего не мешало ему пасть ниц, прижавшись лицом к полу.
— Я подниму вашу ногу? — Даже прикоснуться к ней было бы святотатством.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});