А утром… этот инцидент. Даша была вне себя от переполнявших ее эмоций. Ее холодность вновь была встречена им специфически. Он разозлился, вновь вспылил, загорелся, как искра.
Но отчего он злился? Почему? Какой реакции на свое присутствие в ее доме, ожидал?! Он не должен был ожидать радушный прием, и Даша не смогла ему его предоставить даже при всем своем желании.
Но он бесился из-за чего-то, а она не могла понять причины. Знала лишь, что чувствует себя неловко и неуютно в его обществе. Его прямые откровенно оценивающие взгляды, горящие глаза, даже сжатые губы!
Она не желала видеть его, не желала с ним общаться. Единственным ее желанием было исчезнуть из поля его зрения. Навсегда.
Но вчера он одним лишь словом преградил ей путь к отступлению. Он остается с ней…
Прислонившись к стенке вагона метро, сжимая поручень обеими руками, она все еще думала о том, что произошло. Ее жизнь изменилась. Причем как-то так стремительно, неожиданно.
Когда умерла Маргарита Львовна, Даша ожидала его приезда, даже наверняка знала, что он приедет. Он не мог пропустить это «событие», ему должны были обо всем сообщить. Иначе быть не могло. И она вновь оставалась без опекуна — на его шее.
Даша ожидала, чего угодно, не рассчитывала лишь, что Антон решит остаться с ней. Логичнее и правильнее для него было бы, как и прежде, сбросить ее на кого-то еще. Умыть руки, чтобы она не портила его жизнь. Осталось-то всего два года. Всего два года! Но вместо того, что навсегда избавиться от нее, он совершил немыслимое, непоправимое — привязал ее к себе. На долгие, бесконечно долгие два года. И она не собиралась проводить их с ним!
Он сбежит, она была уверена. Скинет ее в чьи-то руки, засунет подальше и больше о ней не вспомнит.
Через два года она станет свободной от него. И больше никогда не позволит Антону Вересову появиться в своей жизни! Она не будет больше идти против ветра, гнаться за несбыточным и нереальным. Она уступит лишь раз. Чтобы в результате, в конце пути, в конце противостояния, доказать, что была сильнее.
И Даша знала, что этот путь пройдет не одна. И что одна не останется и после того, как все закончится. Это четыре года назад она боялась, испытывала сковывающий грудь страх, что вновь будет выброшенной на улицу за непригодностью, а сейчас знала, что, несмотря ни на что, рядом с ней будут те, кто стал для нее дороже всех на свете.
Леся, Паша… Самые близкие, самые родные, самые дорогие. Друзья. Она знала, что они ее не бросят, как это сделал когда-то Антон. В них она не сомневалась, их словам верила, ощущала теплоту, поддержку, опору, дружеское плечо. Разве не доказали они ей свою дружбу, преданность, верность? Разве не стали настолько ей дороги, что она уже не мыслила без них жизни?! Разве она не доверилась им полностью?!
Именно они прошли проверку временем, болью, обидами и разочарованиями. Они, а не тот, в кого она хотела верить, и чьей поддержки ждала почти два года. Тот, кто хладнокровно бросил ее на произвол судьбы, ни разу не поинтересовавшись, не взволновавшись, не побеспокоившись. Тот, кому это было просто не нужно. Тот, кто собственноручно выбросил ее в бездушный и мрачный мир подлости и злости.
И этого она ему не сможет простить. Никогда, наверное.
Забрасывая на плечо черный рюкзачок и скрываясь от порывов холодного ветра, Даша вынырнула из теплоты метрополитена и направилась в сторону школы, где у ворот ее должна была ждать подруга.
Она заметила ее издалека. Точнее, не саму Лесю, а шикарный черный «Бентли», припаркованный на стоянке, и не смогла сдержать улыбки при облегчении, появившемся на лице подруги, когда та ее заметила.
Леся, когда была маленькой, обещала стать настоящей красавицей, а по прошествии времени превзошла даже самые смелые ожидания. Светло-пепельные волосы, гладкой волной струящиеся по тонким плечам, немного раскосые темно-синие глаза, яркие, выразительные, припущенные длинными черными ресницами, тонкая линия губ с полноватой нижней губой, вздернутый носик и упрямый подбородок. Прямые черты лица и матово-кремовая кожа без единого намека на подростковые «проблемы». Невысокая, всего метр шестьдесят, но от того не менее эффектная, своей миниатюрностью привлекающая каждый взгляд.
С лучшей подругой они были почти противоположностями. Невысокую Дашу с копной длинных темно-каштановых волос, обычно собранных в хвост на затылке, с выразительными глазами цвета агата, вздернутым носиком и упрямым подбородком можно было назвать лишь милой или симпатичной, в то время как Леся пользовалась славой первой красавицы. Стройная, с миниатюрной фигуркой, Даша еще не до конца оформилась, не приобрела высокую грудь, округлость бедер, подобно своим рано повзрослевшим одноклассницам. В свои шестнадцать, будучи старше них на год, она, тем не менее, уступала им в развитии физическом, по-прежнему оставаясь, скорее, девочкой-подростком, нежели девушкой, вошедшей в стадию половой зрелости. Поэтому и вниманием противоположного пола в силу данных обстоятельств, не пользовалась, хотя, к слову сказать, этого внимания и не требовала.
Сейчас, закутавшись в короткое красное пальтецо с меховым воротничком, Леся переминалась с ноги на ногу и бросала косые взгляды в сторону «Бентли», из которого вышла уже десять минут назад, ждала подругу, мысленно проклиная все на свете, а особенно того, кого оставила в машине. Но при виде Даши, спешащей к ней навстречу, всплеснула руками и двинулась вперед с перекинутой через руку сумкой.
— Ну, наконец-то! — воскликнула Леся, подскакивая к Даше и целуя ее в щеку. — Я думала, что с ума с ним тут сойду! — она бросила раздраженный взгляд из-под сведенных бровей в сторону автомобиля, в котором на переднем сиденье, откинувшись на спинку, сидел молодой светловолосый мужчина лет двадцати пяти. — Он меня преследует! — заявила девушка с обидой и, подхватив Дашу под локоть, стремительно направилась в сторону школьных ворот, не забыв при этом стрельнуть колкостью взгляда в водителя машины.
— Ты была бы с ним повежливее, — усмехнувшись уголками губ, проговорила Даша. — Он же не виноват в том, что его сделали твоим телохранителем.
Леся громко фыркнула, скривившись.
— Больно было надо! — насупившись, она с обидой в голосе заявила: — Это все папа! Говорит, что будет чувствовать себя увереннее, если я окажусь под охраной, — она снова фыркнула. — Вот еще! С этим, — она вновь покосилась на черный «Бентли», — я не чувствую себя в безопасности. Вообще, — наклонившись ниже, почти касаясь губами уха подруги, Леся шепнула: — Он какой-то странный. Хмурый, мрачный, почти не разговаривает, словно в рот воды набрал, с кем-то всё по телефону разговаривает, но имен не называет. А на меня иногда пялится так, что меня в дрожь бросает. И еще… — Леся почти сошла на шепот, — у него на плече татуировка, дракон. Большая такая, длинная, но красивая.
