в чем угодно.
– Милорды и джентльмены, – сказал Мельмотт, – я счастлив слышать такие выражения вашего доверия. Если я в чем и разбираюсь, так это в коммерции. Я могу сообщить вам, что мы процветаем. Я не знаю примеров, когда коммерческая компания добивалась большего процветания за меньший срок. Полагаю, наш друг мистер Монтегю мог бы понимать это лучше других.
– Что вы хотите этим сказать, мистер Мельмотт? – спросил Пол.
– Что я хочу этим сказать? Безусловно, ничего для вас обидного, сэр. Вашей фирме в Сан-Франциско, сэр, очень хорошо известно, как идут дела компании по эту сторону океана. Вы, несомненно, состоите в переписке с мистером Фискером. Спросите его. У вас есть полный доступ к телеграфу, сэр. Однако, милорды и джентльмены, я должен сообщить вам, что в делах такого рода крайне важна конфиденциальность. В интересах акционеров, от имени которых мы действуем, я полагаю целесообразным на короткий срок отложить общее заявление и льщу себя надеждой, что большинство директоров меня поддержит. – Мистер Мельмотт говорил не очень гладко, но, поскольку помещение было ему привычно, произносил слова так, что слушатели могли их разобрать. – А теперь я предлагаю распустить собрание до следующей недели.
– Поддерживаю, – сказал лорд Альфред, не отнимая руку от груди.
– Предполагалось, что мы услышим заявление, – снова вмешался Монтегю.
– Вы услышали заявление, – ответил мистер Когенлуп.
– Я ставлю вопрос на голосование, – сказал председатель.
– Я выдвину поправку, – объявил Пол, решивший, что не позволит совсем заткнуть себе рот.
– Ее никто не поддержит, – сказал мистер Когенлуп.
– Откуда вы знаете, если я ее еще не выдвинул? – спросил мятежник. – Я попрошу лорда Ниддердейла меня поддержать, и, уверен, он не откажется, когда услышит, в чем она состоит.
– Господи, почему я? Нет, не просите меня. Я не могу сказать, надо или не надо обнародовать все дела компании.
– Вы все порушите, если так сделаете, – сказал Когенлуп.
– Может, все и следует порушить, но я ничего подобного не говорю. Я говорю вот что. Если мы заседаем тут как директора и в таковом качестве отвечаем перед акционерами, мы должны знать, что происходит. Где акции находятся на самом деле. Я не знаю даже, какие бумаги выпущены.
– А должны бы знать, притом столько вы продавали и покупали, – заметил Мельмотт.
Пол Монтегю густо покраснел.
– По крайней мере, я начал с того, что вложил в дело очень крупную для меня сумму.
– Мне ничего об этом не известно, – сказал Мельмотт. – Если у вас есть какие-то акции, их выпустили в Сан-Франциско, не здесь.
– Я не взял ничего, за что бы не заплатил, – продолжал Монтегю. – Более того, я до сих пор не получил того числа акций, которое причитается мне на мой капитал. Однако я намеревался говорить не о собственных интересах.
– А впечатление такое, что о них, – заметил Когенлуп.
– Это настолько не так, что меня не останавливает даже возможный риск потерять все, что у меня есть. Либо я узнаю, что происходит с акциями, либо объявлю публично, что мне, одному из директоров компании, ничего об этом не известно. Полагаю, я не смогу освободить себя от дальнейшей ответственности, но по крайней мере могу впредь поступать, как велит долг, – и такого курса намерен держаться.
– Джентльмену лучше уйти в отставку с директорского поста, – сказал Мельмотт. – Никто не станет ему препятствовать.
– Боюсь, препятствием будут мои обязательства перед Фискером и Монтегю в Калифорнии.
– Ничуть, – ответил председатель. – Вам нужно лишь опубликовать сообщение о своей отставке в «Лондонском вестнике», и дело сделано. Джентльмены, я намеревался, с вашего согласия, расширить состав совета. Когда я назову вам имя джентльмена, многим из вас знакомого, которого все в Англии уважают как человека делового, кристально честного, состоятельного, занимающего заслуженно высокое положение во всех британских кругах, а именно мистера Лонгстаффа из Кавершема…
– Младшего Долли или старшего? – спросил лорд Ниддердейл.
– Я имею в виду мистера Адольфуса Лонгстаффа-старшего из Кавершема. Я уверен, вы рады будете приветствовать его в своих рядах. Я намеревался за счет его увеличить число членов совета, но если мистер Монтегю намерен нас покинуть – и никто больше меня не будет об этом сожалеть, – моим приятным долгом будет пригласить на освободившееся место Адольфуса Лонгстаффа-старшего, эсквайра, из Кавершема. Если же мистер Монтегю передумает и решит остаться с нами – а я искренне надеюсь, что именно так и будет, – я вынесу на голосование вопрос о том, чтобы расширить совет и пригласить мистера Лонгстаффа на место дополнительного директора.
Эту последнюю речь мистер Мельмотт произнес очень торопливо и тут же покинул председательское кресло, словно показывая, что сегодняшнее заседание закрыто бесповоротно.
Пол Монтегю подошел и взял его за рукав, давая понять, что хочет поговорить с ним до ухода.
– Разумеется, – ответил великий человек с легким поклоном. – Карбери, – продолжал он, ласково улыбаясь баронету, – если вы не торопитесь, подождите меня минутку, мне надо сказать вам несколько слов. Итак, мистер Монтегю, чем могу быть вам полезен?
Пол начал повторять то, что уже вполне ясно выразил за столом. Мельмотт очень скоро его перебил – куда менее вежливо, чем когда был на председательском месте.
– Я понимаю это так, мистер Монтегю, – вы считаете, что разбираетесь в таких делах лучше меня.
– Вовсе нет, мистер Мельмотт.
– А я думаю, что разбираюсь в них лучше вас. Кто-то из нас двоих прав. Однако я не намерен вам уступать, и, возможно, чем меньше мы будем об этом говорить, тем лучше. Вы не могли высказать свою угрозу всерьез, поскольку это значило бы разгласить сведения, сообщенные вам под секретом, а джентльмены так не поступают. Но покуда вы нападаете на меня, я не могу вам помочь, так что до свиданья.
И, не дав Монтегю ответить, Мельмотт ускользнул во внутреннее помещение, которое считалось личным кабинетом председателя, о чем сообщала надпись «Посторонним вход воспрещен», и закрыл за собой дверь. Через несколько мгновений он выглянул и поманил сэра Феликса Карбери внутрь. Ниддердейл ушел. Лорд Альфред и его сын были уже на лестнице. Когенлуп вместе с клерком Мельмотта занимались книгой протоколов. Пол Монтегю, оставшись один без всякой поддержки, медленно вышел во двор.
Сэр Феликс явился на заседание с намерением сказать председателю, что, заплатив тысячу фунтов, хотел бы получить несколько акций. Он остался почти без денег и уже проиграл все расписки, которые хоть на что-то годились. У него был полный бумажник расписок Майлза Грендолла, но теперь в «Медвежьем садке» действовало негласное правило, что никто не обязан их принимать, кроме самого Майлза, – правило, лишившее игру значительной части удовольствия. Кроме того, в
