Поэтому антреприза, может быть, в чем-то хорошо, но нельзя забывать, что это появилось уже после того, когда была создана матка-театр. Все-таки Шекспир 400 лет назад ездил со своими артистами, и у него была постоянная труппа. Нам по сегодняшний день все актеры мира завидуют – нашим постоянным труппам, нашему репертуарному театру, ибо репертуарный театр – создает и сохраняет те традиции, о которых мы с вами вели разговор. Только репертуарный, какие бы звезды ни были! Антреприза? Пусть работают. У нас в Малом театре многие актеры приглашаются в антрепризу, работают там наши звезды, и мне предлагалось тоже не раз. Но я не могу, потому что я здесь занят. Пусть работают они, пусть возникают новые театры, однако нельзя при этом рубить сук, на котором сидишь. Новшества бывают хороши, но они должны идти параллельно с уже опробованными путями.
В. К. Не стоит выплескивать вместе с водой ребенка?
Ю. С. Нельзя. Тем более что у нас уже есть примеры, и не только у нас, а во всем мире. Разрушить легче всего, создать – труднее. А вот то обстоятельство, что сегодня в нашем обществе какая-то группка людей может диктовать свои вкусы и правила, навязывать весьма агрессивно, третируя несогласных, вот что тревожит. Причем ведь это те самые люди, которые кричали: «Нас зажимают! Свободу!» А теперь сами хотят зажать других. Свобода? Так будьте любезны писать и о других справедливо. Умейте понять и оценить тех, у кого иной вкус, умейте быть к себе самокритичными!
В. К. Беда еще в том, согласитесь, что законы бизнеса, коммерции диктуют театру и вообще искусству свои требования. Деньги! Отсюда процветание так называемого шоу-бизнеса, да и всего, что заполонило эстраду, сцену, телевидение. Отсюда массовое дурновкусие – очень низкий пошиб, засилье пошлости, дешевки, грубо говоря. Ведь вы сами все это видите, особенно на телеэкране. Коммерциализацией душат! Скажем, начинают показывать «Метель» пушкинскую со Свиридовской музыкой, и только титры кончились, пошел фильм – уже «памперсы», «кариес»… Ну это ли не разрушение культуры?
Ю. С. Меня еще крайне раздражает, как на телеэкране говорят. Плохо говорят, неправильно, речь зачастую какая-то полублатная. И потом… кроме коммерциализации – повальная криминализация. Убийства во всех видах! Не удивительно, что и в жизни их все больше. Думаю, что от лица нескольких миллионов телезрителей я могу сказать: нам бы хотелось видеть не столько печальные последствия всяческих преступлений, сколько – передачи из зала суда. Наказуемость! Что преступник пойман, ответил. Тогда в подкорке у нас у всех останется: вот за это можно получить, за это можно ответить. А когда без конца кровь, насилие, мордобой и в художественном варианте, и в документальном, то мне кажется, это никак не на пользу обществу.
В. К. А все большая зависимость культуры от неких «доброхотов» – спонсоров не беспокоит вас?
Ю. С. В России было другое слово – меценаты. Они много сделали для нашей культуры. Мамонтов, Третьяковы, Морозовы… Они создали и театры, они создали музеи, они собрали великолепные коллекции для нашего народа. Мне кажется, таких людей сейчас почти нет. Если есть, то очень мало.
Понимаю, не каждый, конечно, отдаст свои деньги на что-то «просто так». Значит, надо создавать какието условия, чтобы отдавали. Чтобы вкладывали деньги в культуру.
Это, кстати, важно не только для самой культуры. Я не перестаю повторять: образованный, культурный и здоровый человек поднимет нашу экономику! Стало быть, надо вложить хорошие деньги прежде всего в медицину, культуру, образование вкупе с наукой. Только эти три «кита», на мой взгляд, могут поднять Россию. А у нас пока, увы, они-то и находятся в самом обделенном, самом бедственном положении.
В. К. Да, такое впечатление, что государство нынче совсем ничего не делает для поддержки этих «китов». Раньше сетовали: финансирование культуры осуществляется по остаточному принципу. Но все же было финансирование! А сейчас? Ну что может сейчас Министерство культуры? Скажите, пожалуйста, как бывший министр культуры Российской Федерации.
Ю. С. Много странного и непонятного. Вот говорят: уходят куда-то деньги, отследить невозможно. Как же это? Создается бюджет. Государственный. Тебе – столько-то, тебе – столько-то, Министерству культуры – столько-то. Сидят вроде бы умные люди, экономисты, которые по телевидению нас учат, как жить. А дальше что получается? Потом оказывается, что промышленности недодали столько-то денег, медицине – тоже, образованию, культуре тоже денег нет. Но их же ведь распределяли! А куда они делись? Ведь их послали по почте или как? Кто-то расписался? Ну так проследите. Вы же видите, что везде нет!
В. К. Мы узнаём сегодня, где наши деньги. На зарубежных счетах.
Ю. С. Такое, конечно, не может не возмущать. Чтобы разграбили богатейшую страну! Чтобы она, стояла на коленях с протянутой рукой! Нет, никто нам не поможет. Но у нас есть все для того, чтобы самим себе помочь. У нас есть ресурсы, у нас есть недра наши, которыми мать-земля питает нас, у нас все есть. В каких-то там Арабских Эмиратах, где, кроме нефти и песка, ничего нету, человек, родившийся на этой земле, коренной житель, уже при рождении имеет определенные деньги. Мы же имеем лес, мы имеем и запасы ископаемых, и драгоценные камни, и нефть, и все что угодно, а при рождении – только талончик под номером таким-то…
В. К. Юрий Мефодьевич, вернемся к театру. Перед закрытием прошлого сезона я еще раз посмотрел у вас «Дядю Ваню». Была жуткая июльская жара, невозможно душный вечер, а зал между тем – почти полный. И какая напряженная тишина в зале, какое внимание, сколько продолжались овации после спектакля! Это же совершенно искренне – как говорится, не по заказу, а от души. Возникает мысль, что уникальный зритель наш, отечественный. Это радует, дает надежду. Когда становлюсь свидетелем и участником такого, у меня душа испытывает необыкновенный подъем. А все-таки зритель как-то изменился за последние годы? В лучшую, в худшую сторону – как вы это ощущаете?
Ю. С. В общем зритель, конечно, изменился. Изменилась жизнь – и человек в чем-то не может не измениться. Но я думаю, что существует у каждого театрального коллектива свой зритель. Или, может быть, так: еще и у каждого репертуара существует свой зритель. И мне думается, что все-таки у Малого театра зритель свой. И те люди, которые приводят к нам своих детей, и те ребята – школьники, которые приходят, чтобы посмотреть у нас классику, они воспитываются в определенном духе. Наверное, уже в первые моменты соприкосновения с нашим театром, с детских заветных лет и происходит воспитание зрителя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
