Первым заговорил старший повар. Я заметил на его лице виноватое выражение — судя по жестам, он был смущен и подавлен. Зато синьора Ферреро, сначала напуганная и сбитая с толку, вскоре пришла в себя, и ее лицо потемнело от гнева. Старший повар кивал и, не перебивая, позволил ей выговориться. И вдруг ее злость угасла, суровый взгляд смягчился, вскинутые вверх руки на полуслове упали. Она обвила ими шею мужа и оказалась в его объятиях. Они вместе заплакали, и их несдерживаемые рыдания долетали до меня и глубоко трогали.
Первой успокоилась синьора Ферреро, вытерла глаза платком и с тихой покорностью потрепала мужа по щеке. Они говорили, ласкали друг друга и находили утешение в знакомых прикосновениях. Это продолжалось довольно долго.
Но вот синьора Ферреро отстранилась от мужа, и они занялись приготовлениями к отъезду. Книгу старший повар опустил в мешок из-под муки. Но я удивился, когда он так же упаковал перо и камень для растирания чернил. Затем вспомнил: в этот час, чтобы все выглядело как обычно, дочерей отправили в школу, и он напишет им письма, пока мы будем ждать сигнала подняться на борт корабля. Я не знал, суждено ли им встретиться в Испании. А до тех пор он станет посылать дочерям весточки с отцовским утешением.
Жена помогла синьору Ферреро переодеться в чистую рубашку и соскребла с его колен засохшую грязь. В другой мешок положила батон хлеба и клин сыра, в карман панталон сунула пухлый кошелек.
К задней двери они подошли вместе, держась за руки, как юные влюбленные. У старшего повара было такое лицо, словно он хотел что-то сказать, но язык его не слушался. Синьора Ферреро выпрямилась и заговорила ровным голосом:
— Мы были счастливы.
— Да, дорогая.
— Но теперь от нас требуется больше, чем наслаждаться счастьем.
Он погладил ее по щеке.
— Мы должны проявлять мужество.
— Иди, — отвернулась синьора Ферреро. — Я соберу девочек, и мы сегодня же уедем в Аосту.
Старший повар собирался что-то ответить, но в это время раздался громкий стук в дверь.
— Маэстро, — потянул я егоза рукав. — «Черные плащи».
Он словно стал ниже ростом и горестно посмотрел на жену.
— Дорогая…
— Уходите! — нетерпеливо махнула она рукой. — Сестра не станет спешить, но и вы не мешкайте.
Но старший повар не двинулся с места, пока синьора Ферреро не закрыла перед нами дверь.
Стоило нам выйти на улицу торговцев рыбой, и мы остановились как вкопанные. «Черные плащи» окружили дом хозяина лавки, у которого работал Доминго. Мы попятились, вжавшись в ближайшую стену, и смотрели, как солдаты дергают входную дверь, заглядывают в окна, а затем огибают лавку, собираясь проверить кладовую моего товарища.
Джузеппе тоже был там и держал в высоко поднятой руке вопящего Бернардо. Он встряхнул кота за шкирку, но тот извернулся и прицелился выпущенными когтями в глаза старого пьяницы. Джузеппе показал его солдатам и заскулил.
— Что я вам говорил? Сказал, что они сюда придут, и они приходили. Это кот нашего вора. Он непременно вернется за ним.
— Бруно, — приказал капитан, — оставайся здесь и гляди в оба.
Джузеппе бросился за начальником «черных плащей».
— Вы оставляете всего одного человека?
Тот повернулся к нему, вынул из рукава маленький нож, приставил острием под подбородок и давил до тех пор, пока голова Джузеппе не запрокинулась.
— Ты считаешь, что один человек из моей команды не способен справиться с поваром и ребенком?
— Да, синьор. То есть я хотел сказать — нет, синьор.
Капитан еще немного нажал на рукоять — только чтобы появилась капелька крови, и небрежным движением убрал нож.
— Если тебе кажется, что одного человека недостаточно, оставайся здесь сам. Ты и кот — большая подмога. — Капитан невесело рассмеялся и ушел со свой командой как одно многоголовое существо. Бруно встал таким образом, чтобы одновременно наблюдать и за фасадом, и за задней частью дома, а Джузеппе с котом присел на корточки на мостовой.
Мы со старшим поваром обменялись взглядами, попятились и повернули в сторону беднейшего Каннарджо. В конце концов мы оказались на улице, где никого не было, кроме женщины в окне третьего этажа, развешивающей выцветшее белье на протянутую между зданиями веревку. Других людей мы не заметили: это был район, где мужчины уходили спозаранку батрачить, а все тяжелые заботы но хозяйству ложились на женщин, которые часто выполняли их, не расставаясь с привязанным на груди ребенком. Только под вечер здешние жители выносили на улицу шаткие стулья и, попивая домашнее вино, делились друг с другом слухами.
Тишина казалась еще глубже от мерного поскрипывания бельевой веревки — женщина вешала на нее одежду и отпускала, вешала и отпускала, вешала и отпускала… Никто не выглядывал из соседних ветхих домов, только веревка продолжала скрипеть.
Старший повар привел меня в местную церковь. Мы вошли в узкую боковую дверь и встали под куполом вместе с одетыми в черное женщинами, молившимися за бросивших их в нищете давно почивших мужей. Древнее здание походило на пещеру — на скамьях плесень, в дерево навсегда въелся запах фимиама. Такой же бедный храм, как и его прихожане — покрывало для алтаря истончилось, позолота венчиков святых стерлась, одеяние Девы Марии выцвело и стало серым. Куполообразный потолок принимал в акустическое лоно небес под сводами мельчайшие звуки и, многократно усилив, обрушивал на склоненные головы молящихся. До нас доносилось громкое щелканье четок и шелест юбок, когда женщины опускались подагрическими коленями на каменный пол. А молитвы их звучали не громче предсмертного лепета.
Мы молча сидели, и я ломал голову, сколько времени нам предстоит тут оставаться, как попасть в комнату Доминго и что он будет делать, если не получит вовремя денег. Недоумевал, почему старший повар так легко согласился плыть в Испанию. Знал ли он там кого-нибудь из хранителей? Какие у него есть еще рецепты, кроме суфле, чтобы меня учить? И в сотый раз задавал себе вопрос, зачем ему опиум.
Зажженные свечи потрескивали в темных углах и оживляли мрачные лица святых. Мрак прорезали наполненные танцующими пылинками узкие лучики света. Очертания висящего над алтарем распятия смазало время, бледный лик Иисуса скрылся под многолетним слоем пыли. И я подумал: «Если между мной и учителем остались какие-то тайны, это самое подходящее место, чтобы ими поделиться».
— Маэстро?
— Я думаю.
— Я хочу вас кое о чем спросить.
— Спрашивай.
— Для чего вам опиум?
Старший повар вздохнул.
— Господи, неужели сейчас для этого самое подходящее время? Опиум имеет отношение к одной из записей в книге.
