— Ну что, как тебе понравился особняк? — заглядывая мне в глаза, с надеждой спросил хозяин дома.
— Особняк понравился, но есть пара вопросов.
— Задавай. — Зубков одним глотком допил пиво и поставил пустую бутылку на пол.
— Дом хорош, но он выставлен на продажу два дня назад, а покупателей до сих пор нет. В чём причина?
— Осень… — только и пожал плечами Зубков. — Все богатые люди в своих загородных поместьях и в столицу только к Новому году съедутся. Так бы я за него полную тысячу взял. Но долг отдавать уже завтра надо, потому и тороплюсь.
— Хорошо, теперь другой вопрос. Что с прислугой, мебелью и книгами в библиотеке?
— Всё имущество вместе с домом продаётся, и даже прислуга — захочешь, выгонишь людей на улицу, а нет, пусть дальше работают.
— Прислуга — что за люди?
— Семья донских беженцев, кажется, из Сальска или Зернограда, не запомню никак. Люди неплохие и честные, служат у меня уже не первый год, а насчёт зарплаты сам сговорись.
— Идёт, покупаю.
Договор скрепили рукопожатием, а спустя всего полчаса и официальными подписями под документом о купле‑продаже частной собственности — дома номер восемь по Кубанской набережной. Пока всё обделывали, наступила ночь, я ходил по дому, который уже стал моим, и выбирал себе место под рабочий кабинет. В итоге, так и не определившись, какой из двух мне нравится больше, вошёл в первый попавшийся и засел за написание писем.
Завтра в составе нашего посольства я отбываю в Трабзон, а значит, дабы не тратить время попусту, многое надо сделать прямо сейчас. У меня есть адреса более сотни людей, с которыми я пересекался по службе за прошедшие пять лет. Кто‑то из них наверняка не нашёл себя в гражданской жизни. Но в то же время и на службу государеву возвращаться не желает. Может, найдётся кто‑то, кто пожелает встать под моё начало. Кроме того, надо написать главе Совета Старейшин Горского Содружества Алиму Гойгову, а то был разговор, что у него самые лучшие чайные плантации на территории Алании и Дагестана. И у меня есть надежда, что, по старой памяти, он поможет мне с саженцами и семенами.
Глава 3. Вольный город Трабзон. 29.11.2061
Подрабатывая винтами и поднимая со дна гавани ил, муть и грязь, большой десантный корабль Черноморского флота Кубанской Конфедерации «Цезарь Куников» подходил к причалу, на котором суетились местные швартовые команды и стоял караул из солдат городского гарнизона. Я находился на палубе рядом с полковником Ерёменко и смотрел на город, в котором прожил несколько достаточно неплохих месяцев своей жизни.
На первый взгляд, здесь все было по‑прежнему, но всё же что‑то было не так. И в первую очередь стоило обратить внимание на встревоженные лица представителей трабзонского мэра, которые встречали наше посольство. Некоторых из них я знал, и не раз присутствовал при их встречах с Карой, самым лучшим наёмным командиром на всём Черноморском побережье. Обычно эти люди излучали прямо‑таки непробиваемое спокойствие и самодовольство, а сейчас, когда они нет‑нет да и оглядывались, чиновники напоминали не городских властителей, а паршивых шакалов, пойманных на месте преступления.
Ну и ладно, странное поведение местных олигархов отставим в сторону и посмотрим на город. А что это за чёрные дымы на окраине богатого и счастливого Трабзона? Не иначе что‑то в бедняцком районе Бозтепе горит, и это странно, так как именно там расположены лагеря наёмников и их тренировочные центры. Принюхавшись, в прохладном рассветном ветерке я ясно различил запахи гари, пороха, взрывчатки, крови и страха. Эти «ароматы» мне знакомы очень хорошо. Именно так пахнет война. Возможно, мне это только кажется. Но скорее всего, то, что я учуял, не бред, не домысел и не фантазия, а самая настоящая реальность.
— Командир, — обратился я к полковнику, — по‑моему, в городе что‑то неладное творится. Местные власти по радио что‑то передавали?
— Саня, я здесь только консультант. Мне никто и ничего не докладывает. — Ерёменко покачал головой.
— Пойду переоденусь и оружие возьму.
— Давай, Мечник.
В каюте я скинул свой наряд, который приготовил для торжественного дипломатического приёма: кашемировое пальто, костюм, белый шарф и туфли, и переоделся в свою самую обычную одежду: свитер, горку, на голову шапочка, на ноги берцы, а поверх всего накинул разгрузку с боекомплектом. Когда я подбежал к корабельному арсеналу, чтобы получить АКС, закреплённый за мной на время похода, здесь уже толпились морпехи второй боевой смены. Так‑то морских пехотинцев на борту — целый батальон, и они разбиты на три боевые смены, по морским вахтам, и одна рота уже находится в боеготовности. Однако и вторую смену на усиление поднимают, значит, на то есть основания. И видимо, про то, что в городе не всё хорошо, подумал не только я, но и командир десантной партии БДК майор Скоков.
Выстроившиеся в очередь бойцы меня узнали. Неоднократно мою физиономию рядом с Ерёменко видели, да и так знакомцы нашлись, с которыми мы вместе в Севастополе высаживались. Так что меня пропустили вне очереди, и, получив автомат, я выбежал на палубу. С БДК уже спускали трап, а корабельные лебёдки набивали швартовые концы и плотней прижимали борт «Цезаря Куникова» к кранцам причала. Но вот всё смолкло. Трап опущен, официальные лица в ожидании, и на берег, сразу же после пятёрки личных телохранителей, спускается молодой симпатичный парень, мой ровесник. Это третий сын президента Симакова и наследник его трона, Илья. Как говорят, очень продуманный по жизни человек, подкованный в политике, экономике и управлении государством. Не знаю, так ли это на самом деле, но хочется верить, что слухи правдивы, поскольку именно он станет следующим правителем Конфедерации, а жить под властью тупореза и самодура никакого кайфа нет.
Впрочем, сейчас не об этом. Илья спустился. Официальные лица, судя по их слащавым улыбкам, заверили друг друга в своих самых наилучших чувствах. А затем к трапу подкатило несколько машин, и впереди всей этой автоколонны — знаменитый чёрный лимузин городского мэра. Видимо, наш главный посол был уверен, что опасности нет, и, взяв с собой только телохранителей и нескольких советников, направился во дворец Османа Гюнеша, местного царя и бога. Вместе с делегацией отбыл и полковник Ерёменко, а я, прикинув что и как, сошёл на берег и, приподняв раскрытую ладонь, поздоровался с местными солдатиками, стоящими неподалеку:
— Мерхаба, аскеры!
— Мерхаба, русь! — радостно ответили они.
Поражаюсь этому городу, и туркам в частности. В повседневной жизни они всё делают с улыбкой. Пытаются всучить тебе залежалый товар на рынке — и улыбаются. Чем‑то интересуются — и опять на губах улыбка. А когда собираются тебе кинжал в спину воткнуть, такое счастье излучают, что можно подумать, этим тебе великое одолжение делают. Что интересно, это не лицемерие или хитрость, а стереотип поведения, я так думаю. И что примечательно, если турок больше десяти, то среди них обязательно найдётся кто‑то, кто мало‑мало говорит по‑русски, по крайней мере, в приморских городах дело обстоит именно так. И есть ещё один момент, который мне всегда в местных жителях нравился: они не в меру болтливы, только спрашивай, и тебе расскажут все военные тайны, слухи и новости. Вот только про экономику и торговлю речь заводить не надо — сразу упираешься в глухую стену непонимания и вызываешь подозрение, а в остальном — только успевай спрашивать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
