– Сегодня я убью противника в вашу честь, миледи. С вашего позволения я объявлю об этом, выйдя на арену.
Она посмотрела на него все так же невозмутимо. Но ее слова прозвучали как удар кнута:
– Я не даю вам такого позволения.
– Фейд! – одернул барон племянника. Вот чертенок сумасшедший! Он что, хочет напроситься на поединок с этим сановным убийцей?!
Граф, впрочем, только улыбнулся и изрек:
– Хм-м-м-ум-м-м.
– Да, Фейд, тебе действительно, пора готовиться к выходу на арену, – с нажимом сказал барон. – Тебе надо отдохнуть – и постарайся не рисковать сегодня по-глупому, ладно?
Фейд-Раута склонился в поклоне, но его лицо потемнело от негодования.
– Да, дядя. Я уверен, что все будет так, как вам угодно. – Затем он поклонился графу Фенрингу: – Мое почтение, мой граф. – К леди: – Мое почтение, миледи.
Затем повернулся и поспешно покинул зал, лишь мимоходом бросив взгляд на столпившихся у двойных дверей гостей из Младших Домов.
– Он еще так молод, – вздохнул барон.
– Ум-м-м-ах, и в самом деле – хммм, – согласился граф.
Леди же Фенринг подумала: «И это тот молодой человек, о котором говорила Преподобная Мать?! Это его генетическую линию мы должны сберечь?»
– У нас еще час до начала, – сказал барон. – Может быть, мы сможем поговорить еще кое о чем, граф? – Он склонил свою огромную голову вправо. – Нам есть что обсудить. – А сам подумал: «Что ж, посмотрим, каким образом сумеет этот мальчик на побегушках у Императора передать порученное ему и при этом ничего не сказать напрямую. Что было бы, конечно, глупостью».
Граф обратился к своей спутнице:
– Ум-м-м-м-а-х-х-х-хм-м-м, дорогая, вы, мм-м, извините нас, ах-х-х, надеюсь?
– Каждый день, а порой и каждый час приносит изменения, – ответила она. – Мм-м-м-м. – И она мило улыбнулась барону, прежде чем повернуться. Шурша длинными юбками, она быстро, но с поистине королевским достоинством направилась к двойным дверям в дальнем конце зала.
При ее появлении, заметил барон, представители Младших Домов замолчали, провожая ее глазами. «Бене Гессерит! – подумал барон. – Право, Вселенная стала бы куда более приятным местом без них!»
– Тут, слева, между двух колонн, устроен шатер тишины, – показал барон. – Мы могли бы побеседовать там, на опасаясь, что нас подслушивают. – Ступая своей скользяще-раскачивающейся походкой он провел графа под конус звукогасителя. В тот же миг звуки просторного зала стихли и словно бы отдалились.
Граф подошел вплотную к барону, и оба повернулись лицом к стене, чтобы разговор нельзя было прочитать по губам.
– Нам решительно не нравится то, как вы выставили сардаукаров с Арракиса, – начал граф.
«Так он все-таки говорит напрямую!» – изумился барон.
– Сардаукаров нельзя было оставлять там дольше, не рискуя, что прочие узнают, как Император помогал мне, – возразил он вслух.
– Однако ваш племянник Раббан, кажется, не слишком усерден в решении фрименского вопроса.
– И чего же еще хочет Император? – спросил барон. – На Арракисе вряд ли осталось больше горстки фрименов. Южная Пустыня вовсе не пригодна для жизни, а северную регулярно вычищают наши патрули.
– А кто сказал, что южная Пустыня непригодна для жизни и необитаема?
– Как это кто? Да ваш же собственный планетолог, дорогой мой граф!
– Но доктор Кинес мертв.
– Увы, да… какая жалость, право…
– У нас есть доклад об облете некоторых южных районов, – сказал граф. – Так вот, кое-где замечена растительность.
– Гильдия наконец согласилась на наблюдение за Арракисом с орбиты?
– Вы же и сами прекрасно знаете, барон: Император не может легально установить надзор за Арракисом.
– Ну а я не могу пойти на такие расходы. И кто же в таком случае совершил этот ваш облет?
– Один… контрабандист.
– Вам кто-то солгал, граф, – покачал головой барон. – Контрабандисты не более способны летать в южных районах, чем люди Раббана. Бури, статические заряды в песке и все такое прочее. Сами знаете. А навигационные маяки выходит из строя быстрее, чем их успевают ставить.
– О статике поговорим в другой раз, – холодно сказал граф.
«Ах-х-х», – протянул барон про себя. И вслух, требовательно:
– Значит, вы обнаружили какую-то ошибку?
– Если речь идет об ошибках, то для самооправдания места уже не остается, – изрек граф.
«Нарочно ведь пытается меня разозлить!» – подумал барон. Чтобы успокоиться, ему пришлось сделать два глубоких вдоха. Он чуял запах собственного пота; кожа под сбруей силовой подвески вдруг зачесалась.
– Не может быть, чтобы Император выражал недовольство по поводу гибели наложницы герцога и мальчишки, – пробормотал барон. – Они бежали в Пустыню… была буря…
– О да. Удивительно много произошло несчастных случаев в последнее время, – согласился граф. – И таких удобных для вас…
– Мне не нравится ваш тон, граф, – свел брови барон.
– Одно дело – гнев, совсем иное – насилие, – сказал граф. – Кстати, хотелось бы вас предупредить: если несчастный случай произойдет со мной, то все Великие Дома немедленно узнают обо всем, что вы натворили на Арракисе. Они давненько косо на вас посматривают – подозревают, что вы нечисто играете. Ваши дела…
– А какие, собственно, дела? – пожал плечами барон. – Все, что я могу припомнить за последнее время, – это доставка на Арракис нескольких легионов сардаукаров…
– И вы полагаете, что могли бы шантажировать этим Императора?
– Ну что вы. И подумать не посмел бы.
Граф улыбнулся:
– В любом случае найдутся командиры сардаукаров, которые признаются, что действовали без всяких приказов – так, захотелось подраться с этой вашей фрименской сволочью.
– У многих подобное признание вызвало бы кое-какие сомнения, – возразил барон. Но угроза была нешуточной. Неужели сардаукары действительно настолько вымуштрованы?
– И еще: Император желает произвести ревизию ваших счетов, – сказал граф.
– Когда угодно.
– Вы… э-э… не возражаете?
– Отнюдь. Я готов на любую самую тщательную проверку моей деятельности как члена Совета директоров КООАМ…
«Пусть облыжно обвинит меня, – думал барон, – обвинение не подтвердится; я предстану перед ними наподобие Прометея и объявлю во всеуслышание: внемлите, дескать, – вот я оклеветан! Засим, пусть обвиняет меня в чем хочет, даже и по делу. Великие Дома не поверят обвинителю, единожды солгавшему…»
– Н-да, не сомневаюсь, что все ваши отчетности выдержат любую проверку, – пробормотал граф.
– Позвольте спросить, а почему это Император так заинтересован в уничтожении фрименов?
– Желаете сменить тему? – Граф пожал плечами. – Истребить фрименов хотят сардаукары, а не Император. Скажем так: им нужна практика в искусстве убивать… и они терпеть не могут оставлять дело несделанным.
«Он что, хочет запугать меня – напомнить, что опирается на этих кровожадных убийц?» – подумал барон и ответил:
– Некоторое количество убийств всегда идет на пользу делу, но надо же было когда-то и остановиться. Кто-то же должен добывать Пряность.
Граф издал короткий лающий смешок.
– Вы что, всерьез верите, будто сумеете взнуздать фрименов?
– Для использования их слишком много, – пожал плечами барон, – главное же в том, что ваша резня взволновала остальное население Арракиса. Но тут мы подходим к следующему пункту: я обдумываю другой вариант решения арракийской проблемы, дорогой Фенринг. Не могу не отметить, что наш Император достоин благодарности: ведь это его идеи вдохновили меня.
– Э-э-э?
– Видите ли, граф, я действительно вдохновлялся примером императорской каторжной планеты – Салусы Секундус.
Глаза графа сверкнули, он вперился в барона.
– И какая же может быть связь между Арракисом и Салусой Секундус?
Барон отметил настороженное внимание в глазах графа и ответил:
– Пока – никакой…
– Пока?
– Согласитесь, что в самом деле есть возможность обеспечить Арракис адекватным количеством рабочих рук – а именно путем превращения его в каторжную планету.
– А вы ожидаете увеличения числа заключенных?
– Да была тут некоторая заварушка, – признался барон. – Мне пришлось довольно круто обойтись с подданными, Фенринг. В конце концов вам прекрасно известно, чего стоила мне перевозка наших соединенных войск на Арракис кораблями проклятой Гильдии. Вы же понимаете, что эти деньги должны были откуда-то взяться.
– Я бы не советовал вам использовать Арракис как каторжную планету без дозволения Императора, барон.
– Само собой разумеется, – ответил барон, удивляясь, с чего бы вдруг в голосе Фенринга появился такой неприятный ледок.
