Когда они подошли к машине, Марвис спросил Деррика, откуда деньги, и тот поведал ему, что выиграл их вчера в казино. Он дал брату две тысячи и попросил разрешения воспользоваться его машиной. Марвис взял деньги и согласился подождать, пока полицейские пригонят с городской стоянки машину Деррика.
Сам Деррик помчался в Пэсс-Кристиан и на рассвете припарковался позади мотеля «Сиеста». Низко пригнувшись, на случай если кто-то окажется поблизости, он пролез через кусты и подобрался к окну комнаты Энджел. Оно, разумеется, оказалось закрытым. Деррик потихоньку постучал в стекло. Никакого ответа. Тогда он подобрал небольшой камешек и постучал громче. Быстро светало, и Деррик начал нервничать.
— Стоять! — послышался вдруг громкий окрик у него за спиной.
Деррик быстро оглянулся и увидел Чака, охранника в форме, целившегося ему прямо в лоб из блестящего пистолета с длинным дулом.
— Отойти от окна! — скомандовал Чак. — Руки вверх!
Деррик поднял руки и сделал шаг сквозь кусты.
— На землю! — снова скомандовал Чак, и Деррик, распластавшись, словно орел, плюхнулся на холодный тротуар. Заломив ему руки за спину, Чак по радио вызвал подмогу.
Марвис все еще бродил возле участка в ожидании машины Деррика, когда его брата, арестованного во второй раз за эту ночь, привезли обратно.
Энджел благополучно проспала все эти события.
Глава 38
Присяжного, который считался самым усердным, слушал внимательнее всех, помнил почти все, что говорилось в суде, и беспрекословно повиновался распоряжениям судьи Харкина, было бы позорно вывести из состава жюри в последний день и тем самым сорвать процесс.
Точная, как часы, миссис Херман Граймз появилась в столовой ровно в четверть восьмого, взяла поднос и стала собирать ставший уже обычным за эти две недели завтрак: овсянка, снятое молоко и банан для Хермана, кукурузные хлопья, двухпроцентное молоко, ломтик бекона и яблочный сок для себя. Николас, как он часто это делал, подошел и предложил свою помощь. Днем в комнате жюри он продолжал готовить кофе для Хермана и считал себя обязанным помогать также и утром. Два кусочка сахара, пакетик сливок для Хермана, черный кофе — для миссис Граймз. Они поболтали о погоде, о том, упаковали ли они уже вещи, чтобы приготовиться к скорому отъезду. Она казалась искренне взволнованной перспективой ужинать в понедельник дома.
Все утро Николас и Хенри Ву приветствовали по очереди приходивших на завтрак коллег, настроение у всех было почти праздничным. Скоро все поедут домой!
Пока миссис Граймз ходила за приборами, Николас, продолжая рассказывать что-то об адвокатах, быстро бросил в чашку Хермана четыре маленькие таблетки. Они его не убьют. Это метергин, очень легкий наркотик, который применяют в кабинетах неотложной помощи для того, чтобы привести в чувство находящихся в глубоком обмороке пациентов. Часа четыре Херману будет худо, но потом он оклемается безо всяких последствий.
По традиции, Николас проводил миссис Граймз до ее комнаты, неся поднос и болтая о том о сем. Она искренне поблагодарила его: такой приятный молодой человек.
Паника началась спустя полчаса, и Николас, разумеется, оказался в эпицентре событий. Миссис Граймз в состоянии, близком к истерике, выскочила в коридор и позвала Чака, сидевшего на своем посту с чашкой кофе и газетой в руках. Услышав ее взволнованный голос, Николас тоже выскочил из комнаты. Что-то случилось с Херманом!
На крики прибежали Лу Дэлл и Уиллис, и вскоре почти все собрались у открытой двери комнаты Граймзов, заглядывая внутрь. Херман лежал на полу в ванной, согнувшись пополам, схватившись за живот и испытывая невыносимую боль в желудке. Миссис Граймз и Чак хлопотали над ним. Лу Дэлл бросилась к телефону и позвонила в службу спасения — 911. Николас мрачно сказал Рикки Коулмен, что скорее всего это сердечный приступ. Шесть лет назад у Хермана уже был такой.
Через несколько минут все знали, что у Хермана приступ острой сердечной недостаточности.
Санитары, прибывшие с носилками, с помощью Чака оттеснили всех от двери. Херману сделали укол и дали кислород. Давление у него упало почти до критического показателя. Миссис Граймз без конца твердила, что вот так же было и в прошлый раз.
Больного положили на носилки и быстро покатили носилки по коридору. В суматохе Николас неловко задел чашку Хермана и перевернул ее.
Хермана увезли под вой сирены. Присяжные разошлись по комнатам, стараясь успокоить взвинченные нервы. Лу Дэлл позвонила судье Харкину и сообщила, что Херман Граймз внезапно тяжело заболел. По общему мнению, с ним случился повторный сердечный приступ.
— Они опадают, как осенние листья, — сказала она, пустившись в рассуждения о том, что за восемнадцать лет ее службы в качестве куратора присяжных еще никогда столько народу не выбывало из игры в ходе процесса. Судья оборвал ее.
* * *
Он и не ожидал, что она явится точно в семь, чтобы выпить кофе и забрать деньги. Ведь всего несколько часов назад она была почти невменяема и явно не собиралась немедленно начать приводить себя в порядок. Где уж было ждать, что она прибудет вовремя. Он долго завтракал, потом от корки до корки прочел газету. Не пришла она и в восемь. Он пересел поближе к окну, чтобы видеть спешащих по тротуару прохожих.
В девять Свенсон снова позвонил к ней на квартиру и опять нарвался на грубость: нет, ее нет дома, не было всю ночь и, возможно, она вообще съехала, заявила все та же соседка.
А ведь она чья-то дочь, подумал Свенсон. Интересно, знают ли ее родители, что она кочует с чердака на чердак и готова на все, лишь бы урвать любую подачку, чтобы не умереть с голоду и купить очередную дозу таблеток?
У него была масса времени, чтобы поразмыслить над этим. В десять пришлось заказать тост, так как официант стал выразительно поглядывать на Свенсона — видимо, он решил, что тот засел здесь на весь день.
* * *
Благодаря умело организованным слухам обычные акции «Пинекса» поползли вверх. В пятницу перед закрытием торгов их котировка составляла семьдесят три пункта, к моменту открытия на следующий день — семьдесят шесть, а уже через несколько минут после открытия — семьдесят восемь. Из Билокси доходили хорошие новости, хотя источник информации никому не был известен. Акции всех табачных компаний быстро повышались, причем торги шли очень активно.
* * *
Судья Харкин появился лишь в половине десятого и, усевшись в судейское кресло, без удивления обнаружил, что зал набит битком. Он только что закончил горячий спор с Рором и Кейблом. Последний настаивал на объявлении суда несостоявшимся, поскольку из игры выбыл еще один присяжный. Но для такого решения оснований имелось недостаточно. Харкин добросовестно подготовился. Он даже откопал прецедент, разрешавший принимать вердикт по гражданским делам, имея в наличии лишь одиннадцать присяжных. В этом случае тоже требовалось девять голосов «за», но вердикт должен был утвердить еще и Верховный суд.
Как и следовало ожидать, новость о сердечном заболевании Хермана быстро распространилась среди всех, кто следил за процессом. Консультанты защиты немедленно объявили это маленькой удачей, поскольку Херман был явно на стороне обвинения. Консультанты обвинения заверили Рора, что это большой удар по защите, поскольку Херман был явно на стороне защиты. Все эксперты приветствовали пополнение в лице Шайна Ройса, хотя толково объяснить свой восторг не могли.
Фитч был ошеломлен. Как, думал он, провалиться мне сквозь землю, можно организовать сердечный приступ? Неужели Марли могла хладнокровно отравить слепого? Слава Богу, что она в одной упряжке с Фитчем!
Дверь открылась, и присяжные потянулись в ложу. Все следили за их появлением, не отрывая глаз, чтобы убедиться, что Хермана среди них действительно нет. Его место осталось пустым. Судья Харкин уже поговорил с врачом и начал с того, что успокоил присяжных: Херман быстро приходит в себя, вероятно, приступ был не настолько серьезным, как показалось сначала. Присяжные, особенно Николас, явно почувствовали облегчение. Шайн Ройс стал присяжным номер пять и занял место Хермана в первом ряду между Филипом Сейвеллом и Энджел Уиз.
Он гордился собой.
Когда все расселись и установилась тишина, судья пригласил Рора приступить к заключительной речи. Придерживайтесь часового регламента, напомнил он. Рор, в своем любимом кричащем пиджаке, но в накрахмаленной рубашке и чистом галстуке-бабочке, начал с извинений за то, что процесс затянулся, и поблагодарил присяжных за долготерпение. Покончив с любезностями, он без проволочек обрушил гневную филиппику на товар, «…который является смертельно опасным потребительским товаром на рынке. Сигареты. Они каждый год убивают четыреста тысяч американцев, в десять раз больше, чем наркотики. Ни один потребительский товар не может сравниться с ними по смертоносности воздействия».
