Роз хотелось поближе познакомиться с семьей Буске, которая по-прежнему оставалась все такой же бедной, как в момент приезда сюда. Роз интересовало, каким путем Сезар Буске, живя в этой деревенской глуши, пришел к решению вступить в Национальный фронт и, не спросясь хозяев, предоставил замок в распоряжение партизан.
Замок, с двумя крытыми шифером башенками и ста двадцатью окнами, сохранял еще прежний гордый вид. Он не был пока полностью меблирован, но владелец успел до войны провести туда водопровод и электричество. Благодаря этому доктор Серве смог без особых трудностей сделать из замка вполне приличный госпиталь.
Парк, в котором росли главным образом вековые дубы, занимал огромную площадь, но был наполовину вырублен. Руководил вырубкой сам хозяин, приезжавший в 1942 году для этой цели в поместье. Один из предпринимателей в округе, купивший древесину, нажил на ней целое состояние.
Роз была уже недалеко от фермы, как вдруг из боковой аллеи вышел доктор Серве и быстро направился к ней.
— Рад, что мы встретились. Я давно уже хотел переговорить с вами.
Такое начало почему-то неприятно подействовало на Роз.
— Слушаю вас.
— Вы не торопитесь?
— Я собиралась навестить Жермен.
— Ее нет на ферме. Если вы ничего не имеете против, мы могли бы пока посидеть здесь на скамейке.
Серве помолчал, словно подыскивая нужные слова.
— Завтра вы нас покинете… Неизвестно, когда мы снова встретимся… Я не хотел бы расстаться, не объяснившись с вами.
— Я не понимаю вас, доктор.
— Видите ли… Когда мы с вами встретились впервые, я, может быть, вел себя несколько развязно…
— Мне не в чем упрекнуть вас.
— Вы мне очень понравились, и я дал вам это почувствовать, может быть, чересчур уж смело. Я хочу, чтобы вы знали теперь, что я вас очень уважаю…
— Я не сомневаюсь в этом, доктор. С первого же дня нашего знакомства я считала вас прекрасным товарищем и впоследствии смогла полностью оценить ваши достоинства, а особенно вашу самоотверженную работу в качестве партизанского врача.
— Прошу вас, Роз, забыть, что я врач. Я такой же человек, как и все, просто одинокий человек… Вопрос, который я вам задам, может быть, покажется вам странным. Согласны ли вы стать моей женой?
— Ну, ведь это же несерьезно, — сказала, невольно отодвигаясь, Роз.
— Нет, очень даже серьезно. Война уже скоро кончится, и я вернусь на свое место в Палиссаке. После всего пережитого я не мог бы вступить в брак с женщиной, которая не внесет в мою жизнь чего-то нового. Я оценил ваши качества… Да и что там говорить! Разве сердцу прикажешь!…
— Не настаивайте, Серве, это невозможно. Вам известны мои взгляды. Передо мной стоят другие задачи.
— Разве это довод? Наши взгляды не так уж различны, чтобы их нельзя было примирить.
— Дело не только в этом. У меня был муж. Он расстрелян.
— Знаю. Но вы так молоды! Не можете же вы оставаться всю жизнь одинокой, жить только прошлым! Вы сами хорошо понимаете, что это не ответ… Я не прошу, чтобы вы сейчас же сказали мне «да»… Позвольте мне лишь надеяться. Я уже не мальчик, прожил порядочно на свете и достаточно опытен, чтобы понять все ваши колебания…
— Не питайте напрасных надежд, Жан. Я не хочу сама себя обманывать. Я вас очень уважаю и сохраню к вам самое дружеское расположение. Но… не требуйте от меня большего.
— Лучше скажите мне прямо, что ваше сердце уже занято.
— Да.
— Конечно, Марсо?
— Да, он.
Серве, нахмурившись, с минуту молчит, по-видимому, он чувствует себя глубоко несчастным. Голос его чуть-чуть дрожит.
— Благодарю вас за откровенность. Марсо — единственный, у кого я не стану вас оспаривать. Прошу вас забыть все, что я вам сказал. Простите.
— Мне не за что вас прощать, — говорит Роз. — Мы останемся и впредь друзьями.
— Пусть будет так, друзьями. И если когда-нибудь вам будет трудно, вспомните, что у вас есть преданный друг…
* * *
Наступило утро. По просьбе Марсо его кровать придвинута к окну, откуда открывается чудесный вид на парк. Ему видны и ферма Буске, и часть луга, где сынишка фермера пасет коров.
Вдруг рядом с ним, в комнате санитаров, раздается дикий крик. С другого конца замка тоже доносятся какие-то возгласы. Встревоженный Марсо приподнимается на постели, стараясь понять причину неожиданного переполоха.
Из замка стремительно выбегают и носятся во всех направлениях люди. Они жестикулируют, как дикари, и кричат что-то, чего он не может разобрать, всем попадающимся им навстречу: Сезару, который косит газон, Серве, идущему после купанья в озере с полотенцем через плечо, больному, гуляющему по аллее… Узнавшие новость тотчас спешат сообщить ее другим и, охваченные каким-то повальным безумием, прыгают и восторженно кричат. Словно люди сошли с ума…
Мальчуган Буске бросает коров и мчится к ферме, собака скачет вслед за ним… Коровы, которые медленнее поддаются волнениям, удивленно останавливаются, мычат и, наконец, тоже разбредаются в разные стороны… Словом, всюду суматоха…
«Что с ними стряслось? Что такое? — повторяет про себя Марсо. — Как ужасно: быть тут же, рядом, и ничего не знать…»
По лестнице без всякого стеснения стучат каблуки. Кто-то во весь дух мчится по коридору… Наконец-то он узнает, в чем дело… Роз и Симона распахивают дверь и останавливаются перед ним, с трудом переводя дыхание. Волосы растрепаны, лица сияют…
— Что случилось?
— Высадка на юге Франции!
Марсо чуть не соскочил с кровати и при этом сделал непроизвольное движение, разбередившее одну из ран. Он чувствует, как бледнеет от боли, и, стиснув зубы, откидывается назад.
— Что с тобой? — спрашивает Роз, бросаясь к нему.
— Ничего, ничего. Пройдет. Садись же! Мне уже лучше; я просто забыл, что стал теперь развалиной.
— Не говори глупостей, ты ведь поправляешься!
Симона оставляет их вдвоем.
Роз рассказывает новости. Пока известно еще очень мало, было только сообщение, что союзники высадились на побережье Средиземного моря, у Сент-Максима и Сен-Рафаэля, в Провансе. Вместе с ними и французские войска… Роз и Марсо долго еще обсуждают создавшееся положение… Роз придвигает свой стул ближе к кровати.
— Знаешь, ведь сегодня я уже уезжаю. Соланж заедет за мной на велосипеде.
— Знаю, знаю. Как бы мне хотелось сказать то же самое! Впрочем, теперь…
— Перестань, пожалуйста, — прерывает его Роз. — Ты жив — это самое главное. А ты все время говоришь так, словно считаешь себя пропащим человеком. Это же сущая ерунда.
— Не пропащим, конечно, но все же не тем, что был.
— Почему? Можешь ты мне это объяснить? По крайней мере для меня ты тот же, что и был.
