представлялся на ближайший ссыпной пункт, копия направлялась в волисполком. За выполнение всех перечисленных мероприятий отвели персонально члены волостных исполкомов.
Устанавливалась норма, оставляемая в крестьянском хозяйстве при определении хлебной разверстки: на пропитание членов семьи – 13,2 пуда, на посев – 12 пудов на десятину, для рабочих лошадей – 18 пудов, жеребят – 5 пудов, коровам – 9 пудов, телятам – 5 пудов. Количество нормативных «пайков» для рабочего скота имело двойную привязку. Во—первых, к объему пашни: имеющему размер надела от одной до 3 десятин предназначался «паек» на одну лошадь, от 4 до 6 десятин – на одну лошадь и одного жеребенка, от 6 до 10 десятин – на 2 лошади и 2 жеребенка, от 11 до 15 десятин – на 3 лошади и 3 жеребенка. Подобное исчисление преследовало цель – рабочий скот должен максимально эксплуатироваться крестьянином на сельскохозяйственных работах. Но одновременно действовала и другая методика исчисления нормы, имеющая привязку к количеству членов семьи: в хозяйстве одинокого человека норма для скота не оставлялась вообще, семья из 2—3 человек могла расчитывать на получение нормы для одного теленка, семья из 4—7 человек – на одну корову и одного теленка, крестьянская семья из 8—11 человек – на 2—х коров и 2—х телят, семья из 12—15 человек – на 3—х коров, 3—х телят. Весь хлеб, поступающий от внутренней разверстки по волостям, подлежал сначала сосредоточению в волостном центре, только затем под контролем волисполкома мог выдаваться неимущему населению, причем только на один месяц[879].
В крестьянской среде перечисленные нормы получили наименование как «голодная норма»: их хватало только на полуголодное пропитание, при этом не учитывались затраты и издержки тяжелого физического труда в сельскохозяйственном производстве – как людей, так и рабочего скота. Неимущее сельское население губернии, не имеющее собственных запасов хлеба, должно было обеспечиваться за счет внутренней разверстки – излишков, оставшихся у более зажиточных крестьян сверх норматива по государственной разверстке и собственного потребления. Конечно, ни один крепкий хозяин не горел желанием добровольно расстаться с «излишками» как по государственной разверстке, так и по фактически повторной разверстке – внутренней. Крестьянская беднота, чтобы получить хлеб, должна была добираться в волостной центр, выстаивать очередь в продконторе, доставлять полученный хлеб домой – на все это растрачивалось много времени и сил, столь необходимых в полевой сезон. Для бедняцких хозяйств, если они имели свой хлеб, чтобы протянуть какое—то время, исчисление выдачи хлеба из волостных закромов основывалось на пониженной норме – 9—пудовой.
12 октября 1920 г. Тюменский губпродком детально регламентировал порядок сбора внутренней хлебофуражной разверстки. Внутренняя разверстка определялась как извлечение излишков, оставшихся у кулака, середняка и бедняка сверх количества государственной разверстки и собственных нужд по установленной норме. Причем внутренняя разверстка производилась параллельно с государственной. Порядок распределения продуктов был следующий: для получения пайка сельские Советы составляли именные списки хозяйств, действительно нуждающихся в хлебе, с указанием количества едоков и количества недостающего хлеба – продовольственного и посевного отдельно – и представляли данные списки в волисполкомы с соответствующим ходатайством. Волисполком, получив от сельсоветов списки нуждающихся в хлебе, составл общий список по волости и представляет его в уездный продком, опять же с соответствующим ходатайством об отпуске хлеба для бедняцкого населения. Упродком, получивший списки от волисполкомов, составлял сводный список по уезду и представлял его в следующую вышестоящую инстанцию – в губернский продовольственный комитет. Отдел распределения губпродкома, получив списки от упродкомов, разрабатывал годовой план снабжения неимущего населения губернии и распределял ежемесячно наряды каждому упродкому на отпуск хлеба из волостных продконтор, о чем для сведения уведомлялись волисполкомы и продконторы[880]. Подобная «трансфертная» бюрократическая система создавала благоприятную почву для всевозможных форм нецелевого использования хлебных запасов, разбазаривания и воровства, что на практике имело широкое распространение.
Губернские власти создали еще один административный инструмент для выполнения разверстки под названием «товарная блокада». Один и тот же орган, ответственный за продразверстку, губпродком, сосредоточил в своих руках распределение необходимых для крестьянства товаров первой необходимости – соли, спичек, керосина, мыла, гвоздей, обуви и т. п. 7 сентября 1920 г. было объявлено об установлении в губернии товарной блокады. Суть ее сводилась к следующему: сельские общества или волости, выполнившие все разверстки к установленному сроку полностью, могли получить товарный паек в полуторном размере; выполнившие разверстки в размере 50% хлебной, 25% мясной, 25% овощной, 25% по птице, 25% сырьевой и 25% сенной, получали товарный паек в одинарном размере; выполнившие разверстки в размере 50% хлебной, 25% мясной и 25% всех остальных разверсток, взятых вместе, получали товарный паек в половинном размере. Если процент выполненной разверстки в сельских обществах или волостях оказывался меньше перечисленных выше, товары не выдавались. Допускалось засчитывать одну разверстку за другую в процентном соотношении, за исключением хлебной: хлебная разверстка являлась главной и требовала обязательного выполнения[881].
Установленная губпродкомом полуторная норма (довольно скудная сама по себе) является свидетельством того, что губернские власти заранее предвидели невозможность 100—процентного выполнения всех заданий – это было невозможно. Кроме разверстки на хлеб, зернофураж и масличные семена в Тюменской губернии были введены разверстки на картофель (27 августа 1920 г.), мед (2 сентября), птицу (3 сентября), крупный и мелкий рогатый скот, свиней (6 сентября), кожу и шерсть (13 сентября), льноволокно и пеньку (14 сентября 1920 г.) и другие продукты сельскохозяйственного производства. Разверстывались задания на табак, щетину, рога, копыта, хвосты, гривы. Всего к началу 1921 г. в Тюменской области существовало 34 вида разверсток[882], ложившихся непосильным грузом на крестьянство. Каждую разверстку сопровождала одинаковая по установкам инструкция: так, в приказе губисполкома и губпродкома №59 от 28 октября 1920 г. говорилось: «разверстка на шерсть – боевой приказ. Немедленно провести раскладку на отдельные хозяйства со вручением каждому особой повестки»[883].
Руководство губернии требовало от уездных и волостных партийных, советских органов, продкомов: поставленную Наркомпродом «боевую задачу» по выполнению всех разверсток продовольствия и сырья осуществить в кратчайший срок – не позднее 1 декабря 1920 г. Объявлялось, что заявления крестьян о неимении обмолоченного зерна не могут служить оправданием. Продработники, не выполнившие задания, подлежали аресту. В направленной на места телеграмме подчеркивалось: «Будьте жестоки и беспощадны ко всем волисполкомам, сельсоветам, которые будут потворствовать невыполнению разверсток. Давайте определенные боевые письменные задачи волисполкомам и к не выполнившим применяйте, помимо ареста волисполкомов, конфискацию всего имущества. Уничтожайте целиком в пользу обществ хозяйство тех лиц, кои будут потворствовать невыполнению разверстки. Уничтожайте железной рукой все тормозы, дезорганизующие вашу работу»[884]. О том, как данная установка выполнялась на местах, свидетельствовал рапорт уполномоченного губпродкома Стахнова В. Г. 16 декабря 1920 г.: «Все силы и средства сосредоточены на то лишь, как бы выполнить данные боевые задания. Взято, что называется, все»[885].
Губернский продкомитет получил практически неограниченные права, санкционированные губисполкомом, даже губчека остался в стороне. Председатель Тюменской чрезвычайной комиссии П. И. Студитов докладывал руководству о фактах «преступной работы продорганов», «грубых ошибках губпродкомиссара»[886]. Руководил губпродкомом Г. С. Инденбаум. С 31 августа 1920 г. он занимал должность тюменского губпродкомиссара. Инденбаум отличился чрезвычайно жесткими (точнее – жестокими) методами руководства. Когда стало ясно, что выполнить продразверстку к 1 декабря не удастся, он приказал выполнить все разверстки, не останавливаясь ни перед чем, назначил новый срок – не позднее 25 декабря: «Должна быть самая беспощадная расправа вплоть до объявления всего наличного хлеба деревни конфискованным», население допускалось оставить «на голодной норме»[887]. Председатель тюменской ЧК жаловался своему руководству на Инденбаума: когда Студитов обратил внимание руководства губисполкома на произвол продработников, Инденбаум ответил: «Мы будем действовать самостоятельно, а если будет контрреволюция, тогда мы попросим Вас для ликвидации»[888].
Позицию Инденбаума характеризовал следующий факт. На общем собрании Бердюжской волостной ячейки РКП (б) Ишимского уезда 8 декабря 1920 г. были приведены разъяснения Инденбаума на вопросы, которые были заданы ему руководителем партийной организации. Допустимо ли сажать граждан в холодные амбары? Ответ Инденбаума: «с точки зрения коммунизма это недопустимо, но зато дает возможность выполнить разверстку». Нужно ли оставлять норму хлеба в 13,5 пуда в год на едока? Ответ гупродкомиссара: «ни о каких нормах говорить не приходится – необходимо выполнить разверстку»[889]. Поведение Инденбаума соответствовало его установкам. 1 декабря 1920 г. он прибыл в Теплодубровскую волость. По его приказу был арестован весь волостной
