кисти рук тоже имели красноватый оттенок. Красная порода насквозь пропитала жизнь этих людей. Сложить здесь военно-патриотическое предание – пустяк. Чиль-Духтарон утрётся.
Фёдор и Глеб, направив оптику в открытые окна машины, щёлкали затворами.
– В кишлаке на хозяйстве скоро одни мужчины останутся, – сказал Фёдор. – Женщины скотину в горы на летовки погонят. Там сладкая трава ширин-юган до конца лета не выгорает. Так? – Фёдор повернулся к Кариму.
– Так, – кивнул Карим.
После чего поведал про тополя: их принято высаживать, когда в семье рождается сын. Мальчик взрослеет – растут и деревья, так что к свадьбе они уже готовы для строительства дома. В глинобитных постройках тоже не обойтись без древесины – перекрытия, лаги, крыша…
А в горы со скотом из года в год людей всё меньше поднимается. Семьи, где мужчины в России работают, новые дома ставят и скотины мало держат: у них деньги есть, чтобы масло, каймак и сыр на стороне купить.
– Кому охота по горам ползать? – рассудительно сказал Карим. – Молодые в пастухи не идут – мечтают в России работать.
Фёдор спросил: все ли возвращаются?
Большинство – да, на зиму возвращаются. А весной опять в Россию едут. Но есть такие – находят русских жён и домой не шлют ни копейки. Ведь в кишлаке как? Хозяйство, покос, скотина, работа в поле. Старших уважать надо и во всём их слушаться. В России по-другому – страна большая, богатая, там всегда заработать можно, там своей головой живёшь, на себя и своим интересом. Молодым нравится.
Глеб нервно ёрзал на сиденье: похоже, он не разделял таджикских настроений и состояние русских дел видел иначе.
Что ж, жить надо там, где твоё существование осмысленно. А смысл порой напрямую связан с сопротивлением обстоятельствам.
Следующий за Пиньёном кишлак Пасруд был бежево-серым, без причуд.
За мостом через Пасруддарью асфальт закончился и машина поползла вверх по каменистой грунтовке. Ехали валко, то и дело хватаясь за спинки передних сидений.
Возле пустующей ещё летовки с кошарами из дикого камня и огороженным каменным забором полем под картошку Глеб попросил Карима остановить машину.
Вид отсюда открывался знатный.
– Вон Чапдара, вон Политехник, а вон Бодхона. – Вася переводил палец с одного заснеженного пика на другой. – Бодхона – самая высокая, пять тысяч с гаком, а отсюда кажется – ниже Чапдары.
Если под Душанбе уже отцвели маки, а в Кулябе распустились миллионы роз, то сюда, в Фанские горы, весна ступила лишь одной ногой – на желтовато-бурых склонах только-только начала пробиваться зелёная трава.
Воздух был свежий, прозрачный, звенящий. С непривычки немного кружилась голова.
– Был там? – кивнул я на сияющие вершины.
– Был. – Вася не отрывал задумчивый взгляд от перекрывших горизонт громад. – Фанские горы – классика.
Потом, понемногу карабкаясь вверх, скверная грунтовка вывела в узкое скалистое ущелье, по дну которого гремела вода. Река то подходила вплотную к дороге, то уходила далеко вниз, и ущелье оборачивалось холодящим душу каньоном.
Муроду с его «старексом» здесь пришлось бы туго.
В конце концов, миновав вброд несколько горных ручьёв, практически по непроезжей тропе добрались до пустующей – сезон для альпинистов начинался здесь в июле-августе – альпбазы, состоящей из полудюжины щитовых двухэтажных домиков и каких-то сложенных из камней хозяйственных строений.
Склоны гор заросли арчой. Солнечный свет пропитался красновато-апельсиновыми тонами. Дело шло к вечеру.
Фёдор попросил Карима объехать ограду по часовой, увидев справа примыкающую к базе более-менее ровную площадку.
Кое-как проехали.
Площадка была сыроватой, её покрывал зелёный мох и ползучая бледная травка вроде нашей мокрицы.
– Сгружаемся, – скомандовал Глеб.
Карим, щеголяя остроносыми туфлями, ловко забрался на крышу и принялся распаковывать на решётке багажника укутанные полиэтиленом рюкзаки и палатки.
Сергей и Вася морщились: сырая земля им не очень нравилась, однако других пригодных мест поблизости не было. Разве что за оградой базы.
Сгрузив поклажу, Карим спрыгнул на землю.
– А что в доме не хотите? – спросил Фёдора, в котором признал старшего. – Сторож пустит. Надо немного денег дать.
Вася радостно потёр руки и заглянул в глаза Глеба, основного распорядителя складчины:
– Не надо бы тебе с больной спиной на сырой земле…
Когда речь заходит о здоровье ближнего, споры неуместны. Дело решилось мигом.
Фёдор с Каримом отправились искать сторожа, и вскоре сухой белобородый старик лет шестидесяти в засаленном чапане уже показывал нам наши хоромы – большую пыльную комнату на втором этаже щитового домика.
Печки не было, зато – сухо.
В комнате стояли четыре кровати с пружинными сетками – пятую подняли с первого этажа.
Выдал белобородый старик и матрацы, не жизнь – санаторий.
После того как перетащили в жилище вещи, Карим уехал, пообещав вернуться послезавтра утром.
Пока устраивались, подметали, вытирали пыль, солнце уже наполовину спустилось за горы. Поскольку сегодня в дороге мы стоически пренебрегли обедом, тут же под руководством Фёдора приступили к изготовлению ужина.
Фёдор поставил вариться на горелку чечевицу. Я резал лук. Сергей крошил помидоры, огурцы и перцы в салат. Глеб разделывал кусок мяса, отсекая плёнки и жилы. Вася заворожённо перекладывал с места на место лепёшки и самбусу.
План был такой: отварить чечевицу, потом пожарить на сковородке мясо с луком, потом всё перемешать и отменно полакомиться. Просто, в спартанском духе, никаких излишеств.
Но жизнь жёстоко посрамила планы Фёдора.
Здесь, в горах, сбросив часть атмосферного гнёта, вода закипала не при ста градусах, а ниже. Градусов на восемь-десять. Этой разницы хватило, чтобы чечевица проявила твердость даже через полтора часа варки.
К тому времени были съедены самбуса и салат, а сырое мясо в миске заметно обветрилось.
Став свидетелем явления, я вспомнил «Зарину» и догадался, отчего так ловко таджики готовят мясо на углях. В горах вареное, как видно, зачастую всё ещё сырое.
В конце концов Фёдор сдался и снял котелок с огня. Было решено сперва обжарить мясо, после чего вывалить на сковороду несгибаемую чечевицу и подорвать её железный дух путём совместного с мясом томления.
За окном на потемневшем небе проступили звёзды.
Глеб, чтобы скрасить ожидание, обнял руками колени и катал изогнутую спину по полу.
Сергей обустраивал постель.
Прошло ещё полчаса, прежде чем Фёдор признал поражение и разложил по нашим, минуя Сергея, мискам мясо с по-прежнему твёрдой, как арахис, чечевицей.
Два баллона газа – коту под хвост.
Надо ли упоминать, как торжествовал Вася? Какими изысканными колкостями угощал оплошавшего друга?
Из тетради Грошева
…касательно монастырей – в книге у меня о них, действительно, ни слова. Однако же тут есть зерно (то есть – в замысле монастыря), о котором явно подумать стоит.
