Механический труд порожден спешкой и безрассудством цивилизации, которую с таким успехом насаждали средние классы нашей страны. По видимости, он враждебен цивилизации, он — проклятие, которое цивилизация породила на свою голову, и у нее уже нет возможности ни ликвидировать этот механический труд, ни ввести его в определенные рамки. Таким представляется теперь этот труд, но, поскольку он несет с собою перемены, перемены громадные, вполне может статься, что он несет с собой нечто большее, чем простой ущерб. Несомненно, он уничтожит искусство в нашем теперешнем его понимании, если только он сам не будет уничтожен искусством будущего. Но, кроме того, вероятно, этот труд уничтожит и то, что отравляет искусство. А кончит он самоубийством, расчистив пути для нового искусства, о формах которого мы ничего не знаем.
Осмысленный труд — это дитя борющейся, преисполненной надежды и передовой цивилизации. Назначение его — придать новый интерес простой и бедной событиями жизни, успокоить тревогу невинной радостью, вдохновляющей на полезные для человечества дела, подарить миллионам тружеников надежду, которая ежедневно возобновляется и не чревата разочарованиями.
Творческий труд — цветок торжествующей, многообещающей цивилизации. Он вызывает в людях стремление к совершенству. Любая претворенная им в жизнь надежда рождает новую. Самая сердцевина этого труда — это достоинство и смысл жизни, он побуждает к всеобщему пониманию, к преодолению страха и ненависти, — одним словом, это и символ, и таинство мужества мира.
Но теперь с этими тремя видами труда дело обстоит так: механический труд поглотил осмысленный и весь нижний слой творческого труда. Невообразимая, громадная масса несчастных тружеников противостоит теперь немногочисленному, но все еще сверкающему доспехами воинству избранников. Все, что осталось от искусства, сплачивается вместе в цитадели высшего интеллектуального искусства и отчаянно там защищается.
На первый взгляд надежда этого искусства на победу очень смутна, и все же нам, ныне живущим, кажется, что человек не утратил еще всю ту часть своей души, которая жаждет красоты. Более того, мы не можем не надеяться, что искусство еще не умирает. Если нам не суждено обмануться в этой надежде, если искусство наших дней и в самом деле выйдет живым из того безысходного болота, которое мы называем XVIII веком, оно несомненно, развиваясь, наберет силу и обогатится новыми формами духовной жизни и надежды, которые теперь едва ли известны, а затем, каким бы изменениям ему ни пришлось подвергаться, оно в конце концов одержит победу и принесет человечеству непреходящую радость. Некоторые полагают, однако, что если оно будет лишь отражением и слабым отблеском той славной осени, которой завершился расцвет могучего средневекового искусства, то немного понадобится, чтобы убить его: механический труд уничтожит художественное ремесло, и искусство погибнет.
Я слишком поглощен собственным делом, чтобы очень уж тревожиться из-за того, что может произойти после. Могу сказать лишь одно: если даже вы не много знаете об искусстве и не слишком озабочены его судьбой, но вам все-таки тягостно думать об этой бессодержательной пустоте, то не заглушайте мысль о нем, вновь и вновь размышляйте об искусстве, бейте тревогу, пока это будущее не представится вам нестерпимым, и тогда примите решение, что вы не станете с ним мириться. Если даже вы не верите в современных художников, расчищайте дорогу для художников будущего. И тогда мы не будем видеть в вас врагов, как бы жестоко вы ни обращались с нами.
Я говорил о самой важной стороне вашей задачи. Я убеждал вас серьезно подумать о том, как сохранить то, что осталось, и восстановить то, что утрачено естественной красотой земли. С не меньшим усердием убеждаю я вас сделать все возможное, чтобы создать хотя бы островок твердой земли среди громадного потока механического труда, чтобы отвоевать для самих себя и ваших товарищей человеческий и радостный труд.
Но если трудно сберечь красоту земли, то эта задача намного труднее. Я не могу притворяться, будто мы способны пойти против нашего врага в прямое наступление. Все же, несомненно, можно сделать кое-что или по крайней мере заложить фундамент для чего-то нового.
Ибо искусство рождает искусство, а достойно сделанное, выполненное изделие, доставляющее наслаждение и исполнителю и потребителю, рождает желание создать еще лучшее, и поскольку механический труд не в силах создать художественное произведение, то потребность в подлинном искусстве будет означать потребность в осмысленном труде, который, продлись его существование, сумеет эту потребность должным образом удовлетворить. По крайней мере я на это надеюсь.
Кого действительно заботит искусство, тот, думается, легко со мной в этом согласится, но, говоря откровенно, такие люди лишь изредка встречаются даже в среде образованных. Следует признать, что в условиях нашей цивилизации средние классы искусству предпочитают роскошь и в своей слепоте и невежестве цепляются за нее, оскорбляя этим память о славных мужах прошлого и глумясь над ними, ибо те не были обременены нелепыми хлопотами об этой роскоши, которые мы по глупой привычке считаем необходимыми. Поверьте, мы не будем готовы принять искусство будущего, пока не очистим от всего этого наше сознание, пока не освободимся от бесполезной роскоши (иногда называемой комфортом), которая делает наши тесные дома, где задыхается искусство, более первобытными, чем крааль зулуса или снежная хижина эскимоса на востоке Гренландии.
Я глубоко убежден, что многие люди жаждут приложить свои силы на развитие этого искусства, но не решаются приняться за дело. Я уверен, есть простые люди, которые думают, что у них нет художественных способностей, но их действительно утомляет и приводит в недоумение нелепая пышность роскоши, и если не от них, то по крайней мере от их детей можем мы ждать первых усилий, которые создадут будущее искусство.
Ну пока это не станет явью, давайте хотя бы решительно примемся за разоружение псевдоискусства, а это, безусловно, одно из проклятий нашего времени, что если у людей нет ни времени, ни способности увидеть ту подлинную вещь, которую они желают, ни денег на ее покупку, то они вынуждены покупать изготовленную механически подделку под нее. Именно наша привычка к малодушию и лени питает и взращивает механический труд, содействуя его процветанию и обрекая людей на все виды духовного и физического рабства. Именно из этой глупости рождается и желание людей перехитрить торговцев, с которыми они имеют дело, и решимость торговцев (обычно успешная) перехитрить покупателей. Отсюда же — и ядовитые насмешки, которые недавно (не без основания) обрушились на британского торговца и британского рабочего — людей, как и мы с вами, честных, если мы не вынуждаем их обманывать нас и не награждаем их за это.
Если бы публика что-либо понимала в искусстве, различала бы мастерство в сделанных человеком вещах, то она не мирилась бы с поделками, и если было бы невозможно приобрести подлинно художественную вещь, то публика научилась бы обходиться без нее и не считала бы, что этим воздержанием оскорблены ее претензии на изысканность.
Простота жизни, даже совершенно неприкрашенная, вовсе не нищета, а самая основа утонченности. Что, по-вашему, более утонченно, какое из жилищ вы сочли бы более подходящим для джентльмена: дом ли с земляным полом и побеленными стенами, окруженный зеленью и цветущими лугами, с живым родником вблизи, или же грязный дворец в облаке копоти с армией служанок, всегда пытающихся прикрыть грязь так, чтобы она стала незаметной?
Итак, говорю я, если вы не научитесь любить подлинное искусство, то выучитесь по крайней мере ненавидеть и отвергать псевдоискусство. Когда я призываю вас отбрасывать убогие изделия, то это не столько потому, что они безобразны, нелепы и бесполезны, сколько потому, что эти свойства лишь внешнее проявление скрытой в них отравы. Присмотритесь к ним внимательно, и вы поймете, что сопровождало их создание. Вы увидите, какой пустой труд, какая скука и стыд с самого начала были их компаньонами, и все это ради тех пустяковых безделушек, в которых никто по-настоящему не нуждается.
Учитесь обходиться без них. В этом — добродетель, сила, которая при правильном употреблении задушит и спрос на механический труд и предложение его, и вынудит его заниматься свойственным ему делом — производством машин.
И тогда из простоты жизни родится стремление к красоте, все еще живущее в душах людей, а мы знаем, что утолить жажду красоты может только осмысленный труд, постепенно перерастающий в труд творческий, который превратит всех «станочников» в тружеников, в художников, в людей.
Итак, я старался показать вам, как суетность современной цивилизации и деспотическая система труда, необходимая для полного развития конкурентной торговли, отняли у людей в целом — благородных и простых — глаза, умеющие различать, руки, способные творить то народное искусство, которое некогда было для мира главным его утешением и радостью. Я призвал вас воспринимать этот факт не как пустяк, а как прискорбнейшее из несчастий. Я призвал вас к исправлению этого зла, во-первых, ревностным сохранением того, что осталось, и серьезным желанием восстановить то, что утрачено красотой земли, а во-вторых, отказом от роскоши, чтобы вы могли принять, если на то способны, искусство, или же, если вы за свою короткую жизнь не научитесь понимать значение искусства, то чтобы вы могли по крайней мере жить простой, достойной человека жизнью.
