Об убийстве же Григорьева Чубенко пишет следующее:
«В то время, когда я говорил, то Григорьев прошел в толпе и подошел ко мне, но сзади меня сидел Махно. Тогда он обратился к Махно и сказал, что я ответствен за то, что говорю. Махно же ему ответил: «пусть кончает, мы его спросим»[254]. Я, увидев такое дело, кончил говорить. После меня выступил Фома Шпота, а я пошел в помещение сельского совета, а за мной пошел Григорьев, а за Григорьевым пошел Махно, Каретников, Чалый, Колесник, Троян, Лепетченко и телохранитель Григорьева, какой-то грузин.
Зайдя в помещение сельсовета, зашел за стол, вынул из кармана револьвер «Библей» и поставил его на боевой взвод. Это я сделал так, чтобы Григорьев заметил, и, стоя за столом, держал в руке револьвер. Когда зашли все остальные, то Григорьев встал около стола против меня, а Махно рядом с ним с правой стороны, Каретников сзади Махно; с левой стороны Григорьева стали Чалый, Троян, Лепетченко и телохранитель Григорьева. Григорьев был вооружен двумя револьверами системы «Парабеллум»; один у него был в кобуре около пояса, а другой привязан ремешком к поясу и заткнут за голенище.
Григорьев, обращаясь ко мне, сказал: «ну, сударь, дайте объяснение на основании чего вы говорили это крестьянам.» Я ему стал по порядку рассказывать, на основании чего я говорил. Сначала я ему сказал, что он поощряет буржуазию: когда брал сено у кулаков, то платили за это деньги, а когда брал у бедняков и те приходили просить, так как у них это последняя надежда, то их он выгонял. Затем ему напомнил, что он оставил у одного помещика пулемет, два ящика патронов и несколько винтовок, 60 пар черных суконных брюк, в то время как у нас люди совершенно раздеты; затем я ему напомнил о том, как он расстрелял махновца за то, что он у попа вырвал лук и выругал попа. Я ему еще напомнил несколько человек, которым он бил морды, потом я ему еще сказал, что он действительно союзник Деникина и не захотел наступать на Плетеный Башлык, так как там были шкуровцы. Григорьев стал отрицать, я ему в ответ: «Так вы еще отрицаете, что вы не союзник Деникина, а кто же посылал делегацию к Деникину и к кому приезжали офицеры, которых Махно расстрелял?»
Как только я это сказал, то Григорьев схватился за револьвер, но я, будучи наготове, выстрелил в упор в него и попал выше левой брови. Григорьев крикнул: «Ой батько, батько!» Махно крикнул: «Бей атамана!»
Григорьев выбежал из помещения, а я за ним и все время стрелял ему в спину. Он выскочил на двор и упал. Я тогда его добил.
Телохранитель Григорьева выхватил маузер и хотел убить Махно, но Колесник стоял около него и схватил его за маузер и попал пальцем под курок, так что он не мог выстрелить. Махно в это время забежал сзади телохранителя и начал стрелять в него. Он выстрелил пять раз, и пули прошли навылет и ранили его, телохранителя, и Колесника, так что они оба упали одновременно. Когда оба (Григорьев и его телохранитель) были убиты, то их вытащили за ворота в канаву. В это время прибежали Щусь, Забудько, Лазаренко и еще каких-то четыре кавалериста[255].
Махно приказал, чтобы я взял у кавалериста лошадь и быстро сообщил своим войскам, чтобы они оцепили село и разоружили григорьевцев, что и было сделано. Когда григорьевцы были разоружены, то они пошли в штаб, где был еще один григорьевский командир и казначей, которых они забрали и тут же на площади убили камнями. А бывший начальник штаба Григорьева Бондарь бежал, и как не старались его поймать, не смогли. Так была ликвидирована григорьевщина, и многие григорьевцы у нас остались…
После ликвидации григорьевщины Махно опять принял командование и распорядился, чтобы мы во что бы то ни стало заняли одну из железнодорожных станций для того, чтобы можно было сообщить по телеграфу, что нами убит атаман Григорьев и что григорьевщина ликвидирована. Телеграмма была следующего содержания: «Всем, всем, всем. Копия — Москва, Кремль. Нами убит известный атаман Григорьев. Подпись: Махно. Начальник оперативной части Чучко».
Но советское командование поняло цель этого маневра Махно, желавшего таким поступком реабилитировать себя перед соввластью исполнять свои политические акции, но уже 4 августа 1919 года Троцкий в № 75 походной газеты «В пути», вывешенной на ст. Лубны, писал Вусвоей статье «Махно и другие»: «Убийством Григорьева Махно, может быть, успокоил свою совесть, но своих преступлений перед Рабочей и Крестьянской Украиной Махно этим еще не искупил».
Нестор Махно о себе
Вождь махновского движения, не в пример многим другим печальной памяти «вождям», до сих пор не записал воспоминаний о своей эпопее. Насколько нам известно, Нестор Махно до сих пор еще не выступал в печати как мемуарист.
Публикуемый, нами документ, вышедший из-под пера самого Махно, вероятно, единственный в своем роде. Написанный уже за пределами СССР, но сейчас же после окончательного разгрома махновской армии, документ этот хранит в себе разбойничий пафос только что пережитых авантюр. Правдивость фактов, сообщаемых в этом письме, и своеобразное контр-революционное изображение событий остается, конечно, на совести автора его. Но колоритность языка этого письма заставляет вспоминать лучшие страницы бабелевских новелл о гражданской войне.
Письмо это адресовано П. А. Аршинову, ближайшему другу Махно и одному из «идейных» главарей махновского движения. Как и напечатанные выше приказы и телеграммы Махно, письмо это, впервые публикуемое в СССР, извлекается нами из книги П. А. Аршинова «История махновского движения» (Берлин, 1923 г., стр. 193–200).
(Письмо Н. Махно к П. А. Аршинову.)
«Как только ты уехал, дорогой друг, через два дня я занял город Корочу (Курск, губ.), выпустил несколько тысяч экземпляров «Положения о вольных советах» и сейчас же взял направление через Вапнярку и Донщину на Екатеринославщину и Таврию. Ежедневно принимал ожесточенные бои — с одной стороны с пехотными частями коммунистов-большевиков, которые шли по нашим следам, а с другой стороны — со второй конной армией, специально брошенной против меня большевистским командованием. Конечно, ты нашу конницу знаешь, — против нее большевистская, без пехоты и автоброневикои, никогда не устаивала. И я, правда, с большими потерями, но удачно расчищал перед собой путь, не меняя своего маршрута. Наша армия каждым днем доказывала, что она есть подлинно-народная революционная армия, — по создавшимся внешним условиям она логически должна была бы таять, а она росла и людьми, и богатым военным снаряжением.
На пути этого направления в одном из серьезных боев наш особый полк (кавалерийский) потерял убитыми более 30 человек, наполовину из них командиры. В числе последних наш милый, славный друг, юноша по возрасту, старик и герой в боях, командир этого полка Гаврюша Троян. Пуля сразила его наповал. С ним же рядом Аполлон и много других славных и верных товарищей умерло.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
