потому что ей не хочется, чтобы он видел ее такой зареванной, со страшно распухшим носом и покрасневшими глазами, то поняла: раз уж ее начинает волновать вопрос своего внешнего вида, значит, ей определенно становится лучше.
За окном привычно тянулись поля и леса; «Колизион» ехал к новому месту выступления, оставив позади Верходновск. А что с Фьором? И с Дукати? Они вернулись – или цирк уехал без них? Впрочем, да пошли они оба!
Затем Кристина осмотрелась вокруг и не узнала окружающую обстановку.
– А мы где? – спросила она.
– В трейлере Сола, – ответил Мануэль.
– Почему здесь? – не поняла Кристина, хотя на самом деле была рада такому повороту; в автобусе, где жил Мануэль, было бы слишком людно, а тут они одни, и им никто не мешает. И никто, кроме гимнаста, не видел срыва их нового директора. Истерика – это однозначно не то, с чего нужно начинать свое управление «Колизионом».
– Ты же директор, – сказал Мануэль, – а это – директорский трейлер, они здесь всегда жили.
– Не всегда, – почти автоматически ответила Кристина.
– Как это?
Кристина не торопилась с ответом; она сообразила, что сболтнула лишнего, и размышляла, как быть дальше. Она узнала поистине ошеломляющие вещи этой ночью, и ее так и распирало от желания поделиться – настолько шокирующими оказались сделанные открытия! Почему бы не начать с Мануэля? Он рядом, и он ей не посторонний. Собственно, если кто-то и должен будет ей поверить, так это ее собственный парень, не так ли?
– Раньше директора цирка жили в цыганской кибитке. Ну, или, вернее сказать, должны были в ней жить, – ответила Кристина. Увидела, как расширились от удивления глаза гимнаста, и продолжила: – Когда на меня напали, я спряталась в кибитке и провела там всю ночь. И за эту ночь цирк открыл мне… ну, если и не все, то почти все.
Воздушный гимнаст не выказал ни сомнения, ни недоверия. Он взял Кристину за руки, словно желая поддержать, посмотрел на нее этим своим проницательным, внимательным взглядом, от которого кружилась голова, и кивнул:
– Рассказывай.
Кристина приняла его предложение с облегчением. Как же будет здорово разделить свалившуюся на нее ношу с кем-то еще!
– Даже не знаю, с чего начать, – вздохнула она.
Мануэль улыбнулся – своей фирменной медленной улыбкой, от которой температура тела сразу подскакивала на градус-другой, и мягко проговорил:
– Предложу ужасную банальность, но как насчет того, чтобы начать с начала?
* * *
Кирюша не помнил, как оказался в этом странном помещении, похожем на очень большой темный пустой склад – или на цех завода, из которого вынесли все оборудование. Голые кирпичные стены, большие окна – одно, второе, третье, четвертое. Окна в клетку с толстыми непрозрачными стеклами зеленоватого цвета. Шесть рядов клеток, по шесть клеток в каждом. Тридцать шесть клеток в каждом окне, сто сорок четыре клетки всего. Но во втором окне левый боковой ряд деформирован, клетки у́же других…
Нет! Кирюша заставил себя оторваться от клетчатых окон. Нужно понять, где он и что происходит. У него снова случился приступ? И он умудрился как-то выбраться из дома?
Поскольку ответов на вопросы не было, Кирюша решил поднять последние воспоминания, которые сохранились у него до провала. Их отпустили с уроков пораньше, мама привела его домой после школы и убежала на работу, оставив дома одного. Он зашел в комнату и сел на кровать. Снял носки, почти новые, в серо-синюю клетку, на большом пальце уже появилась небольшая потертость… Стоп! Он снял носки и наклонился, чтобы найти под кроватью тапочки. И тогда он заметил, что под кроватью Тины что-то лежит. Этого чего-то раньше в их комнате не было.
Помня о своем плане собирать на лжесестру как можно больше информации, Кирюша лег на пол и с трудом вытащил на ковер тяжелое зеркало в массивной раме из старого необработанного дерева, с медными заклепками. Эти заклепки Кирюшу заворожили, поверхность каждой немного отличалась от других. Наверное, их делали вручную. Кирюша стал внимательно изучать медную поверхность – и в какой-то момент обратил внимание на отражение в зеркале. Вроде бы это было его отражение, но чем дольше Кирюша на него смотрел, тем менее знакомым оно становилось. А потом лицо и вовсе растаяло, оставив только взгляд. Чей-то взгляд, который так и манил за собой, и Кирюша вдруг понял: если получится пойти за этим взглядом туда, куда он тянет, то мальчик обязательно найдет что-то очень важное. Что именно? Этого Кирюша не знал.
А потом… А потом он не помнил.
И тогда Кирюша понял еще, что теперь, после того как он перебрал свои воспоминания, придется получать недостающую информацию из окружающего мира. Он не слишком любил это делать, особенно в незнакомых местах; уж очень велика вероятность зацепиться за какие-то мелкие детали и утонуть в них. Дома это контролировать получалось лучше, ведь там все предметы были ему давно знакомы. В школе тоже было терпимо. В кабинете врача. В продуктовом магазине. Окружающий мир Кирюши вполне намеренно ограничивали хорошо знакомыми местами; в новые его водили крайне редко, и Кирюше всегда об этом сообщали заранее, чтобы он подготовился и настроился. Последним совершенно незнакомым, новым местом, которое он посетил, был цирк. И вот теперь – это незнакомое помещение, куда он сам не помнил, как попал.
Кирюша еще раз осмотрел то ли пустой склад, то ли бывший цех – и увидел в другом его конце Тину и несколько незнакомых ему людей. Они были увлечены разговором и не обращали на Кирюшу никакого внимания. А еще они что-то делали, но смысл этих действий от Кирюши ускользал: один что-то размечал на земле, другой зажигал свечи, третий хаотично расставлял какие-то предметы, среди которых было и то самое зеркало.
В центре будущего чертежа сидели несколько мужчин со связанными руками и с кляпами во рту. Судя по тому, как они дрожали, им было страшно. Почему им связали руки? Для чего заткнули рты?
«Надо подойти поближе и посмотреть», – сказал себе Кирюша. Делать этого не хотелось; он предпочел бы остаться на месте, достаточно уже и тех событий, которые происходят с ним без его желания. Но мысль о сестре его подстегнула; вдруг то, что происходит, как-то связано с Кристиной или поможет понять, что с ней произошло и как можно ее вернуть?
Медленно, ставя ногу перед другой ногой так, чтобы пятка касалась носка, Кирюша двинулся вперед. На него по-прежнему не обращали внимания; что бы ни делали там эти незнакомцы, процесс поглотил их полностью.
До лжесестры оставалось не больше десятка шагов, когда тот, кто
