- Тихо ты! Он классный! Хотя-я-я, конечно, своеобразный. Пошли за ними, - велела Ника сестре, осторожно следуя следом за медленно движущейся компанией. Ей хотелось послушать еще.
- Ваши дети до сих пор живут с вами? - продолжались расспросы тем временем.
- Да. Кстати, моя старшая дочка собирается замуж, - продолжал неспешно рассматривать чудовищную композицию, которая была им, собственно, и создана, длинноволосый жизнерадостный мужчина.
- За кого? - с придыханием спросила журналистка, не выпуская из руки блокнота с карандашом.
- За человека, - услужливо сообщил ей Томас. Директор галереи вновь позволил себе смешок.
- А что, были претенденты неземных цивилизаций? - поинтересовался мужчина-колобок с диктофоном в руках. - Вот вы знаете, наши местные господа уфологи...
- Были, - перебил его более чем непосредственный художник, - знаете ли, мне казалось, что этот типан, то есть, - тут же поправился Томас, - конечно, милостивый государь, был родом откуда-то с Альфа-Центавры. Или, по крайне мере, с Сатурна.
- Как вы это поняли? - поинтересовался тут же колобок с диктофоном. Его коллега закатила глаза. Похоже, они были в восторге от художника.
- У него строка с данным сообщением по лбу бежала без устали, - отозвался Томас. - Хорошо, что моя девочка выбрала приличного мальчика, прекрасно ориентирующегося в современном искусстве. Между прочим, ее избранник - мой поклонник. А что у вас там с местными уфологами? - заинтересовался художник.
- Давай, автограф попросим? - прошептала Ника, глядя, как компания вновь медленно отходит вправо.
- Если у него такие жуткие скульптуры и картины, боюсь представить, как он расписывается, - отреагировала Марта, делая вид, что ей интересно огромное нечто, напоминающее воронье гнездо, в котором сидела со скучающим видом самая настоящая смерть с косой. Лица ее не было видно - его закрывал черный капюшон. Зато видны были кисти обеих рук: изящная, маленькая, чуть полноватая женская и крупная, жилистая, явно принадлежащая мужчине-трудяге. Первая рука держала медную чашу с серым пеплом, вторая - что-то, подозрительно напоминающее кость из ребра человека. На коленях ее лежала острая окровавленная коса. Она казалась зловещей, если бы не была перевязана в нескольких местах пестрыми сиреневыми ленточками и салатовыми игривыми бантиками, которые часто используют для упаковки подарков. Вокруг невозмутимой смерти, которой, казалось, было все равно, что ее рабочее оружие более не вызывает панику и страх, были разбросаны яичная скорлупа и веточки с распустившейся сиренью, а на ее голове в мрачном капюшоне сидели как ни в чем не бывало попугай, птица неопределенной породы синего окраса и нечто, напоминающее феникса. Последняя птичка неестественно задрала одну лапку кверху, словно собиралась нагадить уважаемой смерти прямо на голову. А еще одной яркой деталью изумленной от изобилия странностей Марте показалась яркая вышивка на подоле одеяния смерти в виде квохчущих здоровенных куриц.
"Семь часов до появления детей смерти. Т. Радов", - перевела она взгляд на надпись внизу. Ника тоже с большим интересом уставилась на сей шедевр, и девушки пару минут зачарованно разглядывали его.
- Она что, - выразительно покосилась на инсталляцию девушка, - высиживает яйца? У нее дети из яиц вылупляются?
- Да, милая, совершенно верно, - неожиданно раздался приятный голос Томаса за спинами сестренок Карловых. Девушки мигом обернулись. Как оказалось, небольшая группа людей во главе с художником, циркулировавшая по залу, незаметно подобралась к девушкам, вернее к композиции со смертью, о которой художник что-то рассказывал, и Радов, услышав слова Марты, не мог не ответить ей.
- Здравствуйте, - тут же смело поздоровалась с одним из любимых художников Ника, не веря своим глазам. Марта, чуть зарумянившись, тоже пробормотала слова приветствия.
- Добрый день, - покивал им Томас. - Рад видеть вас на своей персональной выставке.
- Спасибо, что приехали в наш город, - так же смело улыбнулась Карлова. - Вы один из самых мои любимых современных художников.
- Правда?
- Конечно! Мы с сестрой даже и не думали, что сможем увидеть вас так... просто! Да? - дернула Марту за рукав Ника.
- Да, - отозвалась она, чуть смущаясь. Надо же, этот дядька с хвостиком к ним подошел. И вся его компания - тоже. Стоят теперь за спиной и смотрят, а фотограф так и продолжает самозабвенной щелкать затвором.
- Как же приятно, милые, как же приятно, - моментально расчувствовался длинноволосый мужчина и тут же в легкую принялся объяснить суть результата собственного творчества, сводящегося к тому, что смерть подобна курице и извечному философскому вопросу, связанному с ней - что появилось первым: курица или яйцо?
- ...смерть или жизнь? - минут через десять закончил Томас, вопрошающе обратившись к собравшимся вокруг людям - а их становилось все больше и больше. Посетители выставки, заходящие время от времени в этот небольшой зал, явно не ожидали встретить в нем того, ради которого они сюда, собственно, и пришли, а, встретив, не преминули подойти и хотя бы одним глазком взглянуть на художника.
- Должны ли мы родиться, чтобы умереть, или умереть, чтобы родиться? В прямом и в переносном смысле, естественно. В течение жизни мы несколько раз умираем и рождаемся заново, - продолжал задумчиво Томас, стоя около Марты и Ники. - И суть всего этого - это наши внутренние изменения, которые ведут к изменениям внешним. К таким о, которых вы даже и не мечтали. Вернее, наоборот, мечтали.
- А что, если не судьба? Что, если то, о чем мы мечтаем и чего страстно хотим, не предусмотрено нашей судьбой? - спросил кто-то умный из небольшой, но крайне заинтересовавшейся происходящим толпы. - Судьба - это ведь то, что нам предуготовлено свыше, и мы не можем изменить ее ход.
- Что значит не судьба? Что значит не предусмотрено? Что значит не можем изменить ее ход? - сердито спросил Томас, выискивая глазами вопрошающего - им оказался один из студентов-интеллектуалов в очках. Теперь он явно ждал ответа от маэстро. - Изменяй себя и будет изменяться твоя судьба. Убей себя - в переносном смысле, естественно, пройди через испытания, и возродись заново, как он, - тут художник ткнул пальцем на собирающегося нагадить на голову смерти феникса - все дружно уставились на птичку, - тогда и твоя жизнь поменяется. А если ты не будешь трансформироваться, то и судьба твоя, соответственно, тоже, застынет. Не знаешь итальянского, тебе не судьба будет общаться с детьми солнечной Италии, но как только выучишь, приложив усилия и волю, то и судьба твоя поменяется - сможешь, например, познакомиться с хорошенькой итальяночкой и жениться на ней. Чемпионом мира по биатлону не стать тому, что впервые видит лыжи в сороковник. Певицей не стать тому, кто рожден мужчиной. Все закономерно, друзья мои, все закономерно и держится в равновесии и равновесием. Вашем внутреннем, естественно. И вообще, живите и дышите свободно, без рамок и ограничений! - вдруг улыбнулся собравшимся художник. - И не путайте судьбу с предназначением или собственным бессилием. И да, - добавил он, - если ты не будешь меняться, то у тебя не будет опыта, чтобы отличить попугая от птицы счастья. - С этими словам знаменитый художник протянул руку к двум другим птичкам, гордо восседающим на голове смерти, которая, похоже, тоже задумалась над словами Томаса Радова, и только тогда Марта разглядела, что на попугае висит крохотная табличка с надписью "Птицень счастья", а на синей птице - "Попугайко".
