Очки у Лофгрина были настолько грязные, что почти скрывали его увеличенные глаза. Он выглядел физически измотанным, однако оставался оживленным и полным энтузиазма. Болдт ему завидовал.
— Это не «Бик», не «Паркер», не «Пэйпер Мэйт», не «Кросс» и вообще ни одна из широко распространенных ручек, которые доступны всем. Это хорошая новость, уж поверь. Нам нужно только определить химический состав чернил…
— Слушай, Берни. Мне очень приятно, честное слово, но Фил закрыл дело, ясно? Больше никаких межведомственных отношений, кроме тех, что связаны с задержанными подозреваемыми.
Лофгрин был просто раздавлен этим сообщением.
— Да он вообще понимает, о чем идет речь? — воскликнул он и добавил шепотом: — К черту Шосвица. Я лицо гражданское. Думаешь, меня уволят? Да? Хрена лысого. — Он придвинулся к Болдту. Изо рта у него пахло кислятиной. Болдту было совсем не до лекций по судебной экспертизе. — Тогда скажем, что мы просто стараемся подтвердить: Стивен Гарман и есть Грамотей. А кто узнает? Слушай, у Бюро вся эта хреновина есть в компьютере, хроматограммы всех видов произведенных чернил: для шариковых ручек, фломастеров, лент для печатных машинок, картриджей для принтеров, всего, чего угодно. Мы сейчас как раз загружаем некоторые формулы для сравнения. — Болдт напрягся, ему надоело выслушивать рассуждения Лофгрина. — Мы определим чернила, Лу, — и можешь не сомневаться, это имеет значение. Все записки написаны одними и теми же чернилами. Только приведи мне этого парня с ручкой в кармане, и я привяжу его к запискам.
— Мы его потеряли, Берни.
— На велике укатил. Слышал-слышал.
— Нет. Вообще потеряли. Если он завтра появится на автомойке, что вовсе не исключено, Шосвиц потребует его допросить. Ему понадобится заявление молодого Гармана о том, что его отец склонен к поджогам, я на сто процентов уверен. На этом все и закончится. Паренек слишком осторожен. Если мы так будем действовать, то ничего от него не добьемся.
— Жаль, что так вышло, — произнес Лофгрин, и энтузиазма в нем заметно поубавилось. — Ну что ж, — сказал он, подумав, — нам с Тони остается только работать дальше, так? — Он взглянул на часы. — Ты домой?
— Домой я не могу, — проговорил Болдт. Его тянуло домой, но он не желал спорить с Лиз. Ему хотелось утешить ее, но так, чтобы она рассказывала ему о своей болезни, а не наоборот. Вообще-то он не знал, чего хочет.
Сумерки быстро сгущались. Скоро будет темно, и наблюдать за обоими местами станет гораздо сложнее. Дафна выпрыгнула из фургона сорок минут назад, и с тех пор Болдт ничего о ней не слышал. Если удастся уговорить ее помочь, у него в команде будут четверо — а ведь пару часов назад было больше двадцати. Но скорее всего четверо смогут продержаться одну ночь.
Болдт поспешил в отдел связи, чтобы сделать необходимые приготовления. Он мысленно умолял свой пейджер не звонить, так как боялся, что звонок будет означать очередной пожар, очередные жертвы. И хотя в таком случае его предположение о том, что Грамотей все еще на свободе, подтвердилось бы, он не был готов заплатить эту цену.
В тот момент казалось, что ошибиться было бы лучше всего.
Глава пятьдесят восьмая
В комнатке техобслуживания Дафна подтянула стул к одной из стен. Стены были полностью скрыты металлическими полками, уставленными магнитофонами и видеоаппаратурой. В комнате стоял кислый запах пота и пережженного кофе. Она вставила кассету с записью наблюдений за автомойкой и нажала на воспроизведение.
Бена не было ни у Эмили, ни в плавучем доме; Эмили пригрозила подать жалобу. Дафна поражалась тому, как быстро расследование развалилось на части. Она чувствовала себя в ответе — ведь это она убедила себя, что женщина, как две капли воды похожая на мать Гармана, сможет отвлечь его. Теперь ей казалось, что все ее знания и навыки пошли насмарку. Она была так уверена в себе! Ей необходимо было увидеть видеозапись, чтобы убедиться в реальности произошедшего. Оказалось, что изображение на пленке было куда более четким, чем в прямой трансляции.
Джонни Гарман залез в машину, внимательно посмотрел на фотографию Бена, окинул взглядом весь салон, оценивая чистоту окон, а затем принялся выдавливать моющее средство на стекла и вытирать их насухо полотенцем. Двигался он расчетливо, тянулся, чтобы достать до заднего окна, и выполнял свою работу быстро и аккуратно. Он по очереди помыл внутреннюю сторону лобового стекла, оба боковых окна, зеркальце заднего вида и приборную панель. К удивлению Дафны, он не пожалел времени на липкое пятно, о котором упомянула Мартинелли.
Гарман перебрался на заднее сиденье, где принялся за боковые окна и большое стекло. Он наклонился, почти исчезнув из виду, и появился снова, держа в руке пепельницу, невидимое содержимое которой высыпал в пакет для мусора, прикрепленный к его поясу. Когда машина уже была в голове очереди, он попятился и вылез, закрыв за собой дверцу.
В отделение для перчаток он не заглядывал.
Она перемотала кассету и запустила снова, включив покадровый просмотр в надежде засечь какое-то действие, незаметное в реальном времени. Но на записи не обнаружилось ничего нового. Гарман сделал свое дело и выбрался из машины. Исчезал он только однажды, когда был на заднем сиденье, а не на переднем — а это не годилось. Что-то было не так.
За годы работы с пациентами у Дафны развились определенные инстинкты. Она чувствовала, когда подозреваемый лгал, могла распознать правду. Она знала, когда следует нажимать, а когда отступать, когда играть в психологические игры, а когда говорить начистоту. Джонни Гарман должен был заглотнуть наживку, она была уверена на все сто. Однако запись не подтверждала ее уверенности.
Дафна вытащила кассету и отложила ее в сторону. Пустой экран сделался небесно-голубым. Она выключила видео, ощущая во рту горький привкус провала. Дэнни Котч из отдела техобслуживания, которому она всегда нравилась, догнал ее в коридоре и вручил рюкзак Бена, напомнив ей о мальчике и обманутых надеждах. Она отнесла рюкзак в машину и равнодушно бросила на сиденье.
Со включенными фарами Дафна ехала под дождем, из-за которого казалось, что город все время погружен в сумерки. Она ехала слишком быстро для такой погоды, когда на светофоре загорелся желтый свет. Дафна и так всегда ездила слишком быстро, а тревога за Бена заставила ее еще больше увеличить скорость. Она сбросила передачу и ударила по тормозам. Машину занесло, но она вовремя вывернула руль. Желтый сменился красным; Дафна снова сбросила передачу и поднажала на тормоза. Шины накрепко вжались в асфальт, и машина резко замедлила ход.
Рюкзак слетел с переднего сиденья на пол.
Машина замерла у светофора, покачиваясь на рессорах.
Дафна нагнулась, схватила рюкзачок и подвесила его к сиденью за одну из лямок.
Свет на светофоре снова поменялся, но Дафна этого не заметила.
Позади раздался нетерпеливый гудок, но Дафна не услышала.
Машины огибали ее с обеих сторон, двигаясь на зеленый свет, и один из водителей показал ей средний палец. Этого Дафна тоже не заметила. Ее внимание было приковано к рюкзаку. Перед ее мысленным взором предстал Гарман, мельком заглядывающий на заднее сиденье «иксплорера», перед тем как начать мыть окна; она отсчитала пару секунд, и Гарман, уже на заднем сиденье, на мгновение исчез из виду, тут же появившись с полной пепельницей в руке.
Рюкзак находился на заднем сиденье — она сама его туда положила. Тот же рюкзак, что сейчас лежал рядом с ней. Она завороженно уставилась на него. На рюкзаке было маленькое пластиковое окошечко для карточки с именем, и в нем действительно имелась карточка — с именем Бена и адресом на Джексон-стрит. Она отметила, что указан даже его телефонный номер.
Джонни Гарману было незачем открывать отделение для перчаток. Адрес, который он искал, можно было запросто узнать на заднем сиденье, что он, вероятно, понял сразу, как только заглянул в машину. Она вспомнила видеозапись и краткое исчезновение Гармана, когда он полез за пепельницей. Рюкзак Бена лежал на заднем сиденье «иксплорера». У Гармана было достаточно времени выучить адрес наизусть.
Полиция разработала сложнейшую операцию по наблюдению — но не за тем местом. Если Гарман и наблюдал за каким-либо домом, то за домом Сантори на Джексон-стрит, а не за тем, что находился на Лэйквуд-авеню, где пряталась Мартинелли.
Разворачиваясь в потоке машин, Дафна думала не о Болдте и расследовании, она думала о Бене и о том, что не догадалась проверить его дом, где он мог запросто спрятаться в приступе паники. Она не собиралась говорить об этом Болдту и остальным — во всяком случае, пока. Они захотят послать на Джексон-стрит Мартинелли, а не Дафну, ведь ловушка для них важнее, чем чувства напуганного мальчишки.
