– Мы приближаемся к источнику музыки, – сообщил мне Бруно, когда мы спустились вниз, – но Стоуна здесь нет.
Серебристый кружок уже не светился алым.
– Идем дальше, – буркнул я, когда мы прибыли в сырой, заваленный рухлядью подвал заброшенного склада. Пахло мочой и тухлым мясом, возможно, в такой питательной среде и мог развиться вирус – могильщик человечества.
Я переходил из одной каменной комнаты в другую, идя на звук гитар, пугая крыс, пауков и еще бог знает кого. Я бы не удивился, встретившись здесь с Джимми Хоффой. Или самим Элвисом... но другим Элвисом ходячим мертвяком с множеством острых зубов, красными глазами и нездоровым интересом к человеческой крови.
В самой сырой, самой вонючей комнате я наткнулся на деревянную дверь. Естественно, запертую.
– Отойди, – попросил я Бруно.
– Что ты собираешься делать?
– Мелкий ремонт, – и выстрелил в замок.
От грохота едва не рухнула крыша подвала.
– Для таких дел у меня есть более удобные инструменты, – заметил Бруно.
– Обойдемся без них, – ответил я.
Я открыл дверь и обнаружил за ней другую. Из стали. Относительно новую. Без ручки или замка с нашей стороны. Две двери предназначались для того, чтобы перекрыть проход из этого здания в соседнее. Особенно во время концерта.
Бруно протиснулся вперед.
– Позволь мне.
Из кармана пальто он выудил четырехдюймовый стержень из зеленого кристалла, потряс, как термометр.
Я услышал, как инструмент начал звенеть, поднимаясь все выше по регистру, пока не вышел за пределы слышимости, в ультразвуковой диапазон, доступный только собакам. Но у меня почему-то завибрировал язык. О чем я сказал Бруно.
– Естественно, – отозвался он и прикоснулся кристаллом к двери. Замки, не один – несколько, разом отщелкнулись.
Мой язык перестал вибрировать. Бруно сунул "термометр" в карман, а я открыл дверь.
Мы попали в туалет, который в этот момент пустовал. Две кабинки с приоткрытыми дверьми, два писсуара, в которые, возможно, кто-то из обкуренных зрителей иной раз и попадал, грязь, жуткая вонь и заляпанное не пойми чем зеркало, где отражались наши перекошенные гримасами отвращения физиономии.
– Что это за музыка? – прокричал Бруно. Кричать приходилось, потому что мы заметно приблизились к выступающей рок-группе.
– "Металлика".
– Под нее особо не потанцуешь.
– Все зависит от того, сколько тебе лет.
– Я не такой старый.
– Да, но ты – медведь.
Мне нравится "металл". От него у меня прочищается нос, и я чувствую себя бессмертным. Если бы я часто слушал такую музыку, то начал бы есть живых кошек и отстреливать людей, имена которых мне не нравились. Поэтому предпочтение я отдавал джазу и блюзам. Но толика "металл" действовала на меня благотворно, а группа, что играла в этом клубе, была одной из лучших.
– Что теперь? – прокричал Бруно.
– Похоже, это бар или клуб, – ответил я. – Выйдем из сортира и поищем Стоуна.
– Я не могу. Улицы, особенно ночью, где люди находятся на расстоянии и не видят меня, если я сам этого не захочу, это одно. Здесь они меня увидят. Стоун тоже не будет тереться среди них. Он, конечно, больше похож на человека, но все равно у кого-то могут возникнуть подозрения. Он бы никогда не решился удрать в неисследованную реальность. Им двигало отчаяние, потому что я почти настиг его.
– Так что ты предлагаешь?
– Я останусь здесь, в одной из кабинок. Ты проверишь клуб. Если Стоуна здесь нет, мы вернемся на склад, выйдем на улицу тем же путем и попытаемся взять новый след.
– Заставляешь меня отрабатывать деньги, да? – спросил я.
Пока я поправлял галстук перед зеркалом, Бруно ретировался в кабинку и закрыл за собой дверь.
– Святой Боже, – донеслось оттуда.
– Что не так?
– Есть у людей этого мира элементарные понятия о чистоте?
– У некоторых определенно.
– Это отвратительно.
– Попробуй другую кабинку, – посоветовал я.
– Чем они тут занимались? – пробурчал он.
– Я быстро, – пообещал я и покинул вонючий туалет, отправившись на поиски Грэхема Стоуна.
Глава 3
Мне пришлось проталкиваться сквозь толпу, потому что люди стояли плечом к плечу, от стены к стене. Я видел фотографию Грехэма Стоуна на волшебном диске Бруно, поэтому знал, кого искать: рост шесть футов, бледное лицо, черные волосы, кристально-синие глаза, пустые, как у налогового инспектора, тонкие губы – признак жестокости. Я оглядел стоящих поблизости, не нашел подходящего кандидата, двинулся дальше, пробираясь среди пьющих пиво, курящих травку, лапающих своих девушек, лапающих своих юношей, подпрыгивающих под музыку, смотрящих на меня так, словно я собираюсь раздавать им экземпляры журнала "Уочтауэр"[32] и убеждать, что Христос – наш спаситель.
Не так-то легко найти нужное лицо в такой толпе.
Слишком многое отвлекало. Каждые несколько минут огни начинали мерцать, и когда такое происходило, мне приходилось останавливаться и ждать, пока мерцание прекратится. Когда отключались стробоскопы, на стенах и потолке высвечивались отрывки из фильмов ужасов. Однако уже через десять минут, лавируя между танцорами, я заметил Стоуна, пробирающегося к освещенному прямоугольнику двери в дальнем правом углу.
Над дверью горела табличка с надписью "Администрация". Вторая, на двери, предупреждала: "Вход только для персонала". Я переступил порог, словно имел на это полное право, держа руку в кармане куртки, в котором лежал револьвер.
Попал в короткий коридор, увидел несколько закрытых дверей. Постучал в первую, услышал женский голос: "Да?" – открыл, оглядел комнату.
Рыжеволосая балерина в трико занималась перед зеркалом во всю стену. У противоположной стены на стульях сидели с десяток манекенов. Некоторые держали в пластмассовых руках бананы.
Я решил, что делать мне в этой комнате нечего.
– Извините. Ошибся дверью.
Закрыл ее и двинулся к двери напротив.
За ней и обнаружил Грэхема Стоуна. Он стоял у стола, сверлил меня холодным взглядом. Я вошел, прикрыл за собой дверь, вытащил из кармана "смит-и-вес-сон", чтобы он в должной степени оценил ситуацию.
– Не шевелись, – предупредил я его.
Шевелиться-то он не стал, но и мне не ответил. А вот когда я шагнул к нему, сделал шаг в сторону. Я взвел курок, но на Стоуна мои телодвижения впечатления не произвели. Он наблюдал за мной безо всякого интереса.
Я приблизился еще на шаг, он на тот же шаг отступил от стола. Бруно прямым текстом сказал мне, что брать его живым не обязательно. Более того, медведь предупредил, что проявление мной милосердия будет расценено как приглашение к насилию. Он, конечно, выразился несколько иначе, но смысл от этого не изменился. Вот я и выстрелил Грэхему Стоуну в грудь, потому что не знал, чего мне от него ожидать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
