римскую армию. Остатки войска Красса утром, когда до спасительных холмов оставалась миля, настиг Сурена. Черная туча из лучников приближалась. Легионеры, чей дух окончательно упал, заняли круговую оборону, закрывшись щитами.
В Риме парфян представляли заносчивыми, необузданными, коварными и наглыми. Перс Сурена был другим: высокий, мощный, статный, уверенный в себе, с лицом спокойным и полным достоинства, мужественный и сильный. Его войско уступало в численности противнику в четыре раза, но он нанес римскому полководцу величайшее поражение.
Сурена приказал отпустить группу пленных римских солдат, а когда они добежали до своих, в сопровождении всего двух всадников поскакал к позиции римлян. На полпути он и его люди спешились и пошли пешком по выжженной зноем желтой земле. Остановились на расстоянии полета стрелы. Один из свиты, подняв над головой белый платок, стал медленно приближаться к римскому отряду. Подойдя совсем близко, крикнул
по-гречески:
– Сурена предлагает Крассу заключить перемирие. Ждем вашего начальника обсудить условия! – И ушел.
Приунывшие офицеры обступили Красса.
– Это засада! – Октавий был, как всегда, осторожен.
– Спасение близко, на уловку парфян поддаваться нельзя! – высказался Петроний.
– Они всех нас перестреляют! – вдруг завопил военный префект.
– Проконсул, мы потеряли пол-армии в одном бою, и это твоя вина!
Упреки со всех сторон посыпались на военачальника:
– Красс трусит!
– Он толкает нас к краю пропасти!
– Переговоры – это шанс получить приемлемые условия и выйти из затруднительного положения!
Большинство офицеров, бросая в адрес Красса оскорбления, потребовали переговоров с врагом. Красс молча сносил все это, но нервозность выдавали руки, стискивающие одна другую. Взгляд его упал на камень перстня, который почернел. Краски жизни вдруг померкли, и Марк впал в состояние полного безразличия. Отрешенно произнес:
– За этой горной грядой, – он указал на север, – вы будете в безопасности. Надежду на спасение нельзя терять никогда. Я пойду на переговоры, хотя и не верю в их успех. Пусть историки напишут: «Марк Красс погиб, обманутый врагами, а не преданный своими согражданами».
Яркое месопотамское солнце освещало смуглое обветренное лицо полководца Сурены, привыкшего к жаре и укладу жизни кочевника. Погладив черные внушительные усы, он обратился к своим людям:
– Упустить его нельзя. Он придет, я уверен! Будем ждать!
Красс, решившись на переговоры, подозвал секретаря. Сняв с пальца золотой драконий перстень, талисман победы, повертел его, и вдруг на внутренней стороне кольца различил надпись: «Слава и забвение: всему свой срок». Кривая улыбка – признак нервного напряжения – расползлась на лице:
– Мою судьбу дух горы решил, пусть же неизбежное свершится с любимцем Фортуны. – Протянув перстень, приказал: – Вернуть Помпею!
Идти с Крассом вызвались Октавий и Петроний.
– Спрячем в доспехах кинжалы! – Октавий заговорщически смотрел на товарища. – Парфяне коварны!
Легионеры расступились и, тяжело ступая по земле, Красс в кожаном панцире и пурпурном плаще, без оружия и шлема, в сопровождении преданных офицеров (тоже в панцирях, плащах и шлемах) направился навстречу судьбе. Они остановились на расстоянии пяти шагов от парфян. Первым заговорил Сурена:
– Полководец Красс, я готов заключить перемирие!
– Ты уничтожил половину моей армии, – враждебно сказал римский военачальник.
– Рим ратифицировал с нами договор, который ты нарушил!
– Земли на левом берегу Евфрата мы всегда считали своими, – беспомощно оправдывался Красс.
– Земли на левом берегу Евфрата – парфянские земли! Но царь Ород больше не держит на тебя зла. Ты можешь со своими воинами спокойно уйти в Сирию. – Сурена одарил Красса улыбкой, прозванной позже «парфянской» и ставшей символом лицемерия. – В знак дружбы прими подарок.
Один из парфян, свистом подозвав вороного коня, взял его под уздцы. Красс смотрел на этого прекрасного скакуна с золотой сбруей и скифским седлом, явно благородного, энергичного, стремительного, и думал: «Неужели я обманут в своих ожиданиях, и парфяне отпустят с миром? Черный конь… Камень перстня тоже стал черным…».
– Прими дар царя, садись, владей! – подзадоривал Сурена.
Смирившись с судьбой, римский военачальник оседлал коня, но неожиданно один из парфян шлепнул рукой по крупу, и лошадь, тронувшись с места, уже поскакала бы в расположение парфян, как вдруг Октавий вцепился в поводья. Ему на помощь пришел Петроний, и оба силились удержать животное. На римлян набросились двое из парфян и стали их теснить. Петроний оттолкнул одного, а Октавий, выхватив кинжал, вонзил его во второго. Сурена, достав из складок черного плаща персидский изогнутый нож, метнул его в Красса. Нож глубоко вошел в спину полководца. Красс рухнул с коня. Октавий, не веря своим глазам, в ужасе вскрикнул, и в это момент его доспехи пробил нож противника. Петроний схватив труп Красса, стал тащить его в сторону своих войск. Легионеры, наблюдавшие эту борьбу, сорвались с места и побежали на помощь. Им навстречу уже неслась конница неприятеля. Сурена и его воин ухватились за тело Красса и потянули на себя. Петроний не ослаблял хватку. Внезапно парфянский полководец, сверкая глазами, извлек из складок одежды меч и, хищно оскалившись, набросился на Петрония. Тот упал, бросив ношу и, отталкиваясь от песка ногами и руками, попятился назад. Парфяне схватили бездыханное тело полководца, взвалили на коня, Сурена резво вскочил на животное и ударом ног погнал в сторону своих войск.
Бежавшие на помощь легионеры остановились. Не успели! Конница парфян стремительно приближалась. Развернувшись, римские солдаты и офицеры побежали обратно. Раздался бой далеких тимпанов. На полном ходу парфянские всадники проделали маневр и ускакали в степь, подняв огромное облако пыли.
Обескровленная римская армия, потеряв двадцать тысяч убитыми и десять тысяч пленными, ушла горными дорогами и болотами в Сирию. Орлы легионов (символы бога Юпитера) и знамена войск попали к парфянам.
Глава 34
Ород со своей армией вторгся в Армению. Его в «победоносном походе» сопровождали наследник престола десятилетний сын Пакор и жена, царица Лаодика. Парфянская колонна войск, состоящая из всадников, проследовав мимо развалин Тигранакерта, разрушенного по приказу Лукулла, остановилась на Тигранакертской равнине у деревни Семал, не решаясь войти в расселину в горах – тайный горный проход в Армянском Тавре, преодолев который, оказываешься в Мушской долине, кратчайший путь к Арташату. Армия Артавазда никак не проявлялась. Ород, рассчитывавший, подобно Сурене, применить свою конницу на равнине, где пехота армянского царя будет уязвима, не дождался противника и был разочарован, так как превзойти своего полководца – победителя Красса – не удалось.
– Уверен, что в этом ущелье Артавазд приготовил нам сюрпризы, как когда-то его отец римлянину Лукуллу. Тот потерял в армянских горах почти всю армию! – Ород бросил на царицу многозначительный взгляд.
– Государь, – сказала она, придерживая лошадь, – преодолевать армянские горы – то же самое, что ходить по краю пропасти.
Лаодика знала, что говорила. Дочь Антиоха I, правителя армянского царства Коммагена, похожая на отца – яркого, статного мужчину со светлыми волосами и греческим профилем, – златокудрая женщина, изящная, очень умная и властная, она выросла в армянской среде и в окружении гор. Коммагена лежала
