Связно Сергей заговорил на второй день пребывания в гостинице, до того все больше помалкивал, порой начинал что-то путано объяснять — насчет пожара, прыжка в окно. Тут же начинал с сожалением вспоминать о потерянном в детстве складном ножике, о велосипеде. Виктор Александрович шепнул.
— Когда ему было десять лет, у него украли велосипед…
На третий день он уже явственно начал узнавать отца, мать, отвечать на вопросы, которые доктор задавал ему в присутствии родителей. Речь его стала вполне осмысленной, правда, несколько медлительной, но со временем, уверил нас доктор, затруднения исчезнут. Память возвращалась к нему не по дням, а по часам, потом хлынуло обильно. Скоро он, поминутно хватая за руки заливавшуюся слезами, смеющуюся мать и сам хохоча от души, начинал рассказывать о ссадинах, шраме на брови — он рассек её о ветку, о каком-то необыкновенном воздушном шарике, который ему купили в цирке. Врач-старичок ежедневно колдовал над ним, задавал малопонятные окружающим вопросы: что-то из школьной программы, что-то из детских книг, интересовался, кто такой Буратино, мастер Самоделкин, Чипполино и прочая братия. Сергей розовел день ото дня, и спустя неделю пребывания в Усть-Нере старичок дал согласие на поездку. Он вручил Наталье Петровне листок о нетрудоспособоности и, глядя на Очагова, развел руки.
— А вам, батенька, не положено.
Тот замахал руками — побойтесь Бога, доктор — предложил гонорар. От вознаграждения старичок — глаза у него обильно слезились — отказался, попросил только подсобить в ремонте больницы, и ладно!
Вечером последнего перед отлетом дня, когда мы остались втроем — я, Земфира и Сережа, — он спросил, не встречались ли мы раньше? Потом признался, что глядя на меня, его так и тянет, эта, рассказать анекдот, а вот какой, никак не может припомнить. То ли про Ганнибала, то ли про каннибалов?.. Вспоминая, он разволновался — пришлось заверить его, что мы не знакомы, однако ему, по-видимому, до смерти хотелось рассказать какую-нибудь забавную историю. Задумавшись на мгновение, он вдруг начал.
— Жили-были в многоквартирном доме, эта, два человека по фамилии Дюран. Один из них футболист, другой вернулся из командировки…
Он задумался, потом решительно подправил.
— Нет, другой Дюран наоборот — отправился в командировку. Или это был Ганнибал?.. — вдруг засомневался он и начал водить указательным пальцем по одеялу.
Я, откровенно говоря, почувствовал себя неуютно и попытался объяснить, что этот анекдот мне известен, однако молодой человек загорелся.
— Нет, это точно был Дюран. И никакой он не Ганнибал и не футболист, просто Дюран. А-а, он умер!.. И вдове приносят телеграмму… Почтальон, эта, перепутал.
— Послушай, — я перебил его. — Что такое телеграмма? Кто такой почтальон?..
— Вы меня совсем за дремучего считаете? — Сережа постучал костяшками пальцев по голове и вновь принялся водить указательным пальцем по свесившемуся с кровати одеялу. — Почтальон — это человек, который разносит корреспонденцию, а телеграмма — это такая бумажка…
Далее я не слушал — у меня перехватило дыхание, когда я обнаружил, что вслед за его двигающимся пальцем на одеяле из верблюжьей шерсти появляется прожженный след. На моих глазах прореха увеличивалась, края её обугливались, зловоние начало распространяться по номеру.
Спустя мгновение и сам Сережа обнаружил, что он творит. Заворожено он следил за своим, как бы сам по себе, двигающимся и прожигающим одеяло насквозь тоненьким пальчиком.
— Что это вы тут палите? — встрепенулась сидевшая поблизости Земфира и, увидев мой изумленный взгляд, деловито наставила свой указательный, розовенький, с накрашенным ноготочком палец на дыру и, водя им взад и вперед принялась соединять края прорехи. Шерсть затягивалась охотно, без швов, рубцов или каких-либо иных отметин…
Я глянул на нее, потом перевел взгляд на Сережу. Тот немо смотрел на меня.
— Вот так, теперь не заметно, — как ни в чем не бывало сообщила Земфира и, удовлетворенная проделанной работой, показала нам край одеяла.
Итак, мы распахнули перед ними дверь в наш мир.
Перед кем или перед чем?..
Глава 9
За полчаса до рассвета мы с Дороти вышли из отеля и, поеживаясь, позевывая, проследовали на смотровую площадку, нависшую над Большим Каньон, где уже начали собираться туристы. Многие желали присутствовать при потрясающем зрелище, уловить тот краткий миг, когда первые лучи солнца, сметая остатки ночи, накрывшей плато Коконина, обнажат плотно забитую непроницаемой мглой пропасть.
В небе ярко горели звезды. Было тихо, безветренно. Я сразу отыскал созвездие Лебедя — ближе к зениту полыхала Вега, чуть дальше к горизонту Альтаир. Именно в том треугольнике должен был появиться «Быстролетный». Оставалось только ждать, всякий обмен мыслями, любые телепатические переговоры и связь были запрещены. Я прислушался к обрывкам разговоров, приглушенным возгласам, шуткам, ментальному шуму, облачком накрывшим толпу туристов. Все, как обычно, разве что повышен порог предвкушения, ожидания странного. Глянул на циферблат звездных часов, указывавший местное семнадцатого пояса — время, показал стрелки Дороти, державшей меня под руку. Она кивнула. До восхода оставалось минут двадцать минут — тусклая синева уже наползала с северо-востока. Звезды начали меркнуть, и когда пропитанная золотом и охрой полоса осветила горизонт, я вскрикнул и указал пальцем на небо.
— Дороти, что это? Смотри, вон там?!
Королева фей поднесла бинокль к глазам, повела им в указанную сторону и коротко ахнула.
— Они движутся!
Привлеченная нашими возгласами соседка заинтересовалась.
— Что движется?
— Звезды.
— Дай-ка я посмотрю! — решительно заявил я и протянул руку к биноклю.
Туристы между тем начали кучковаться вокруг нас, головы их были повернуты в северо-восточном направлении. Многие принялись рассматривать тот участок неба в оптические приборы.
— Е-е, они даже перемигиваются! — кто-то громко объявил у меня за спиной.
— Точно, — подхватил я, наблюдая за небом в бинокль. — Похоже на сигнальные огни. Бог мой, — выдохнул я, — это же летающее блюдце!..
— Где? Где? Где? — зазвучало со всех сторон.
Я указал на уже ясно видимый, расцвеченный радужными огнями аппарат, стремящийся к земле. Неожиданно из него ударил яркий луч света, прорезал тьму до самого дна ущелья — внизу, в четком световом овале что-то слепяще заискрилось. Затем луч начал перемещаться в нашу сторону — люди врассыпную бросились прочь от смотровой площадки. Мы с Дороти переглянулись — она не смогла скрыть победную улыбку — потом отбежали и спрятались за ближайшим киоском. Всю эту мизансцену с освещением придумала она. «Надо, — повторяла она, — навести страху, нагнать ажиотаж. Все, как в самом задрипанном фантастическом боевике…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
