Я поднял руки умиротворяющим жестом. Казалось, президент успокоился так же быстро, как рассердился, но уверенности у меня не было.
– Не более, чем Океания. Но у вас нет возможности нанести ответный удар, и нет защиты от нового Похода.
Алидризи слегка расслабился, но тревога не ушла с его лица, и ответил он не сразу.
– Я часто веду подобные разговоры, но на этот вопрос ни разу не получил ответа. У нас нет централизованной власти, кроме вице-короля. – Судя по жесту отвращения, президент был не очень высокого мнения о Сэганте.
– Но фараон ведь будет просто марионеткой Сферы? Ни армии, ни флота, ни способа защититься от жрецов или их магии.
– Если ты хоть на секунду вообразил, что она когда-нибудь пойдет на компромисс со Сферой, то ты ее совершенно не знаешь.
– Это мне известно, – ровно ответил я, негодуя на очередную инсинуацию, что я как-то недостоин Равенны. Должно быть, Алидризи догадывался, что я к ней чувствую, и это мучило его по какой-то причине. Так мучило, что он хватался за любую возможность меня уколоть. – Все хотят, чтобы принцесса вернулась как герой-победитель, чтобы вышвырнула Сферу одним своим взглядом, чтобы восстановила свободу, и мир, и все прочее. Ладно, она более чем способна это сделать, но как?
– Есть союзники. Они ждут лишь достаточного стимула.
– И готовы рисковать? Попасть под интердикт, отлучение от Сферы? Люди подчиняются Сфере, потому что она якобы говорит голосом Рантаса. Только Сфера может остановить штормы, позволить нам иметь огонь. Я уж не говорю о сакри и хэйлеттитах.
– И поэтому нам следует сдаться, смириться с поражением и попытаться прийти к компромиссу? Ты это хочешь сказать? Что нам никогда их не победить, но если мы как следует попросим, они дадут нам символическую независимость? Это хорошо для океанина – пару лет назад ты, вероятно, не знал, на что похожи сакри. А мы с ними выросли. Персея и все мы видели их каждый день, зная, что они властны над нашей жизнью и смертью. Неужели они так легко откажутся от этой власти, как говорит Сархаддон?
– Да, вы правы, я не вырос с ними. Но разве это означает, что я не могу выступать против них? Сакри разрушили и мою родину, только там они не использовали огонь и меч.
Я назвал Фетию своей родиной, но в моих ушах это прозвучало фальшиво и напыщенно. Фетйя не была моим отечеством, – я там только родился, – и я не чувствовал себя фетийцем.
– Очень приятное разрушение, верно? – язвительно заметил Алидризи. – Пиры, балы, опера. Нечего винить Сферу: твой народ сам обленился, как только не с кем стало сражаться. Сфера – это просто удобный козел отпущения.
– А кто ваш козел отпущения? – огрызнулся я в новом приступе гнева, хотя не мне было это говорить. – У вас было двадцать четыре года на подготовку к этому дню, и вы не сделали ничего. У принцессы не больше шансов принять свой трон, чем было после того Похода. Союзы так и не осуществились, свой жалкий флот вы потеряли в ту минуту, как появились инквизиторы, и вы точно также бессильны, как были всегда. И несмотря ни на что, вы отвергаете этот шанс, даже не услышав, что они предлагают.
Я вдруг замолчал с ужасным чувством, что только что перерезал эту тонкую ниточку связи с Равенной. Я нервно наблюдал за Алидризи. Ну почему я столкнулся именно с ним? У меня еще был один контакт – но, может, это он и есть? О Фетида, зачем я открыл рот?
– И если план Сархаддона удастся, ты поставишь это себе в заслугу? – спросил президент очень тихо и зловеще. – Потому что Сархаддон пришел к тебе первому с этим предложением?
– Вас когда-нибудь приговаривали к смерти, Алидризи? По вашим словам, Калатар приговорен, но Сархаддон дает ему право на апелляцию. Если начнется Поход, вы останетесь здесь и будете страдать вместе с остальным островом?
– Я не признаю полномочий этого суда. Никто из нас не признает – ни я, ни Персея, ни Лиас, ни те люди на площади. Пока Сфера не исчезнет, разбитая и изгнанная, здесь не будет правосудия. Все, чего мы достигнем – это приостановки приговора. Да, мы должны иметь план, а не просто отвечать на действия Сферы. Но ты как раз это и сделал – позволил им снова взять инициативу и отвлечь нас, пока они готовят свой следующий ход. Я не намерен с этим соглашаться. Никто из нас не согласится, тем более фараон, которую ты говоришь, что любишь. Или это просто слова, или ты такой же глупец и безумец, как вся твоя раса. Выбирай сам, но ее оставь в покое.
Алидризи демонстративно отвернулся, взял свой бокал, снова ушел на дальний балкон и завел разговор со стоявшими там людьми. Я смотрел ему вслед, больно кусая губу. В этих переговорах единственный козырь был у него в руках, и он решительно поставил меня на место.
– Беседа прошла неудачно, – заметила Палатина, появляясь сзади меня. – Как я понимаю, Алидризи против Сархаддона.
– Он против всего! – свирепо заявил я, не в силах больше сдерживать гнев. – Алидризи думает, что Сархаддон просто отвлекает внимание, пока Сфера готовится к Походу, и кроме полного разгрома Сферы, его ничто не устроит. Разумеется, у него нет никакой идеи, как это сделать, но он совершенно уверен, что я недостоин говорить с Равенной. Алидризи сказал, она несчастлива, что меня не удивляет, раз ее окружают люди вроде него.
– Тише, тише! – зашикала Палатина, беспокойно оглядываясь. – Здесь слишком много ушей.
– Их всегда слишком много, – проворчал я, но голос все-таки понизил. Последний выпад президента меня встревожил. Это прозвучало так, будто они держат Равенну под контролем. Но зачем тогда говорить мне, что она несчастлива? Чтобы выместить свою злобу?
– Помню, Равенна говорила, что была пешкой во властных играх знати. Теперь я ее понимаю. Сэганта вроде не такой – я думаю, он искренне о ней заботится, – но, кажется, Алидризи рассматривает ее как… как собственность. Я не слышала вашего разговора, но я видела выражение его лица. Могу понять, почему ты озабочен, но Персея говорит, что он – один из немногих действительно влиятельных калатарцев. Не стоит делать из него врага.
– Похоже, он уже встал на этот путь, когда услышал мое имя.
– Да, похоже. Минутку.
Она вернулась к окну, отвела Персею в сторонку и что-то у нее спросила. Персея казалась озадаченной, довольно долго отвечала, после чего Палатина вернулась ко мне.
– Она говорит, что Алидризи достаточно легко читать, а значит, он действительно настроен враждебно. Должно быть, Равенна ему что-то сказала.
– Думаешь, он знает о моем происхождении?
– Алидризи о нем упоминал?
Я задумался на минуту, затем покачал головой, совершенно уверенный, что ничего подобного не было.
– Он знал, что я фетиец, оскорбил один раз Фетию, но ни разу мою семью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
