аристократии, промышлеников и индустриалистов, которые оплачивались из народного бюджета.
От всего этого позорного наследия можно было избавиться лишь если бы правительство начало проводить социальную и просветительную политику на основе всеобщего примирения. На ошибках прошлого следовало учиться, а не переживать их заново, выворачивая наизнанку. И делать это нужно было с терпением и состраданием к людям.
Только тогда, на примере этого выросло бы новое поколение. Оно бы узнало, что такое истинное равноправие и революционная перемена в сознании. Вместо этого советская власть избрала лёгкий путь – путь мести. Царский режим был мёртв и мстить ему было нельзя. Зато люди, на которых он когда-то держался, были ещё живы. С ними можно было поквитаться.
Подобная склонность к расплате по отношению к бывшим хозяевам жизни характерны для любой революции. В России она стали проявляться уже с Февраля 1917 года. Однако здесь Временному правительству нужно отдать должное. Оно по крайней мере старалась держать подобные импульсы в узде и не потакать им. Большевики же не только не пытались потушить классовый пожар. Они сознательно раздули его на всю страну.
С исторической точки зрения преследование буржуазии в России было абсурдным и бессмысленным актом ещё и потому, что большинство революционеров и прогрессивных деятелей культуры Российской империи происходили из высших слоёв.
Декабристы принадлежали к русской знати и дворянству. Знаменитый революционер А. И. Герцен был сыном богатого помещика. Писатель А. Н. Радищев и сатирик М. Е. Салтыков-Щедрин были дворянами, а мастер рассказа А. П. Чехов был сыном купца. Анархист М. А. Бакунин был сыном губернского предводителя дворянства. Классик русской литературы Л. Н. Толстой был графом, а защитник униженных и оскорблённых Ф. М. Достоевский – дворянином. Отец русского марксизма Г. В. Плеханов происходил из семьи мелкопоместного дворянина. А отец русского анархизма П. А. Кропоткин был князем.
Социалисты-революционеры, меньшевики и большевики тоже происходили из слоёв разночинной интеллигенции, мелкой и средней буржуазии. Отец В. И. Ленина был из мещан, но как действительный статский советник он заработал право на потомственное дворянство. Л. Н. Троцкий родился в семье богатых землевладельцев-арендодателей. Г. Е. Зиновьев, А. В. Луначарский и Л. Б. Каменев так же происходили из безбедных семей. Советский деятель П. Г. Смидович был потомственным дворянином.
Большевики знали, что большинство русских революционеров хоть и вышло из верхов, но боролись за свободу и равенство для всех. Именно поэтому их сажали в тюрьму, отправляли в ссылку, лишали прав и казнили. Знали большевики и то, что они сами происходили скорее из господ, чем из низов. Поэтому преследование буржуазии со стороны РКП(б) было верхом политического лицемерия.
Если бы коммунисты были последовательны в своих нападках на буржуазию и „бывших“, им бы пришлось преследовать большинство членов собственной партии. Им также пришлось бы преследовать собственные семьи, родственников и друзей. Их деньги и собственность пришлось бы реквизировать и национализировать. Их бы пришлось выгонять на принудительные работы, уплотнять, выселять, отправлять в тюрьмы и концлагеря и расстреливать.
Это очевидное противоречие режим нисколько не беспокоило. Социальный раскол давал комиссарам Совнаркома возможность задобрить пролетариат и бедное крестьянство и показать им, что они „хозяева“. При анализе классовой войны, полезно задаться вопросом: если „бывшие“ и „буржуи“ были врагами, то кто для режима был своим?
В политическом плане союзниками РСДРП(б) поначалу были левые эсеры и анархисты. Но, накопив силы, большевики бесжалостно расправились и с теми, и с другими.
В теории избирательной базой коммунистов были рабочие, крестьяне, солдаты и служащие. Но на практике „рабоче-крестьянская“ власть притесняла и эксплуатировала и эти категории, пусть и не так яростно, как буржуазию. Аресты, расстрелы и жестокие разгоны рабочих демонстраций, нищенские зарплаты пролетариата и служащих, охота за дезертирами, продразвёрстка и подавление крестьянских восстаний были этому наглядными подтверждениями.
На вершине социальной пирамиды в конечном счёте остались лишь лидеры РКП(б). И единственными „своими“ они считали лишь ортодоксальных ленинцев, верных совслужащих и идеологических попутчиков.
Одним из результатов атаки на „буржуев“ стало то, что социальная мобильность в стране радикально изменилась. Бедность в прошлом редко вела к богатству в настоящем. Не изменилось это положение и в РСФСР. Что же до богатства, то в годы „военного коммунизма“ оно стало почти стопроцентной гарантией бедности.
С установлением советского строя в республике появилась узкая прослойка, которая благодаря своей близости к режиму выбилась из грязи в князи. Это новое дворянство жило вполне неплохо. Но в целом надежды бедноты на процветание потерпели сокрушительный крах.
Ситуация с мобильностью между бывшими богатыми и новыми бедными напоминала два лифта. Первый из них с богатыми внутри стремительно двигался вниз, в сторону тотального обнищания. Второй лифт с бедняками внутри застрял на пути вверх, едва начав движение. В итоге, проигравшими в обществе оказались практически все. Богатые потеряли всё, а бедные так и не смогли вырваться из нужды.
Классовая политика русских адептов марксизма привела к тому, что несмотря на обещание социалистического рая, кастовое общество в России восторжествовало. По мнению интеллигента Г. А. Князева, воскресло то же самодержавие, но менее культурное и более жестокое. Современник писал: „У того самодержавия было историческое прошлое, известные заслуги, у нового Самодержавия – ничего.“2793
Худшее в политике коммисаров, пожалуй, было то, что режиму удалось вбить клин между различными классами и прослойками общества.2794 Современники отмечали глубокую пропасть между интеллигенцией и простолюдинами, между городом и деревней, между работниками и рабочими.2795
Советская власть сознательно стремилась переключить внимание масс с развала, тирании в стране и произвола ВЧК на предполагаемых внутренних врагов. Общественный деятель М. М. Новиков констатировал, что „мужики дрожали за своё существование, но, с другой стороны, они испытывали и удовлетворение от принижения господ – буржуазной части населения.2796
Проверенный принцип „разделяй и властвуй“ пришёлся как нельзя кстати. Под воздействием пропаганды, многие забыли о том, что свобода одних классов не может покоиться на притеснении других. Как заметил один известный писатель, если рабочий говорит: я пролетарий! – тем же отвратительным тоном человека касты, каким дворянин говорит: я дворянин! – надо этого рабочего нещадно осмеять.2797
Другой прозаик, М. А. Осоргин, выразился ещё лапидарней. Он констатировал: „Менять рабство на новое рабство – этому не стоило отдавать свою жизнь.“2798 При коммунистическом режиме „бывшие“ несли на себе тяжесть идеологического конструкта-призрака. Гротескный образ врага, виновного во всех бедах, был слишком удобен для того, чтобы отбросить его в сторону.
К концу Гражданской войны никаких „буржуев“ в России практически не осталось. Большинство капиталистов или разорили, или посадили, или
