— Ему и здесь хорошо. Я сам решу, когда его можно будет переложить. А пока разожгите-ка огонь в камине. И погасите свечи.
Рэндом кивнул.
— Сейчас, — ответил он и взял кинжал, вытащенный из тела Бранда — тонкий стилет, диной в семь дюймов. Рэндом положил оружие на ладонь: — Кому-нибудь это знакомо?
— Нет, — ответил Бенедикт.
— Нет, — сказал Джулиан.
— Нет, — ответил я.
Женщины покачали головами.
Рэндом внимательно рассматривал кинжал.
— Его легко спрятать в рукаве, сапоге или в корсете… да, для этого нужна недюжинная смелость.
— Отчаяние, — подсказал я.
— И тонкий расчет. Предвидение того, что все бросятся к Бранду. Почти вдохновение.
— Может быть, это кто-то из стражников еще в камере? — предположил Джулиан.
— Нет, — откликнулся Жерар. — Ни один из них не подходил к нему так близко.
— Хороший баланс. Этот кинжал можно метать, — вставила свое замечание Дейдра.
— Ты права, — согласился Рэндом, держа кинжал на кончиках пальцев. — Но ни у кого из них не было такой возможности. Я все время находился между Брандом и стражниками, в этом я уверен.
Возвратилась Льювилла и принесла поднос, на котором лежали куски мяса, полкаравая хлеба, бутыль вина и кубок. Я освободил маленький столик и придвинул его к креслу Жерара. Ставя поднос на столик, Льювилла спросила:
— Но почему? Выходит, кто-то из нас? Зачем это?
Я вздохнул:
— А как ты думаешь, кто его засадил в тюрьму?
— Кто-то из нас?
— Ну, а кто же еще? Если ему известно что-то мешающее кому-то… по той же причине его и держали в тюрьме.
Она нахмурилась:
— Но это же бессмысленно. Почему его просто не убили?
Я в недоумении пожал плечами:
— Вероятно, для чего-то он был еще нужен. На этот вопрос может ответить лишь один человек. Найдешь его — спросишь.
— Его или ее, — поправил Джулиан. — Сестра, с чего ты стала вдруг такой наивной?
Льювилла в упор посмотрела ему в глаза. ЕЕ глаза были как два айсберга, отражающие ледяную бесконечность.
— Насколько я помню, — заметила она, — когда они оказались в комнате, ты встал с кресла, повернул налево, обогнул стол и оказался чуть правее Жерара. Ты наклонился далеко вперед. Кажется, твои руки были опущены и их никто не видел.
— Насколько я помню, — парировал Джулиан, — ты сама стояла слева от Жерара, совсем рядом. И также наклонилась вперед.
— Тогда я должна была нанести удар левой рукой, а я правша.
— Может быть, поэтому он еще жив.
— Джулиан, почему ты так стремишься доказать, что виновен кто-то другой?
— Ну, хватит! — прикрикнул я на них. — Довольно! Все это бессмысленно! Виновен только один из нас, и так его на чистую воду не выведешь!
— Его или ее, — настаивал Джулиан.
Жерар встал, навис над всеми и свирепо уставился на нас.
— Прекратите беспокоить больного! — зарычал он. — Рэндом, мне показалось, что ты хотел разжечь огонь!
— Минутку, — ответил Рэндом и направился к камину.
— Перейдем в нижнюю гостиницу, — предложил я. — Жерар, я поставлю у дверей двух солдат.
— Нет уж! — возразил сердито Жерар. — Пускай уж тот, кому захочется попробовать, войдет сюда. Утром я принесу вам его голову.
Я кивнул.
— Ну что ж, если тебе что-нибудь понадобится, позвонишь или вызовешь нас по Картам. Утром расскажем тебе все, что нам удастся выяснить.
Жерар уселся, что-то пробурчал и принялся за еду. Рэндом разжег огонь и потушил часть свечей. Одеяло Бранда вздымалось и опадало медленно, но регулярно. Мы тихо вышли из комнаты, оставив их наедине с огнем, потрескиванием дров, пробирками и склянками.
6
Не раз я просыпался, иногда дрожа, но всегда в ужасе, когда мне снилось, что я вновь в своей старой камере в подземельях Эмбера и снова слепой. Не то, чтобы мне раньше не приходилось сидеть в тюрьмах. Меня сажали не раз и на разные сроки. Но одиночество плюс слепота и плюс никаких надежд — все это оставило глубокий след в моем мозгу. Когда я бодрствую, то мне обычно удается загнать эти воспоминания подальше, но ночью они изредка вырываются на свободу и начинают свою вакханалию: раз-два-три, раз-два-три… Вид Бранда в его камере снова пробудил их, меня била дрожь, хотя ночь была теплая, и на этот раз воспоминания нашли себе постоянную квартиру в моем черепе. Теперь, когда мои родственники сидели в гостиной, стены которой были увешаны щитами, я никак не мог избавиться от мысли, что один или несколько из них расправились с Брандом точно так же, как Эрик расправился со мной. Хотя в этом не было ничего удивительного, мне становилось не по себе при мысли о том, что преступник находится в одной комнате со мной, а я не имею ни малейшего понятия, кто он. Единственным утешением мне служило то, что по моим наблюдениям, остальным тоже приходилось несладко. Включая и виновника. Теорема была доказана. Я понял, что всех их до сих пор не покидала надежда, что виновен во всем кто-то другой, не из семьи. Теперь эта надежда исчезла, как утренний туман. С одной стороны, сейчас мне придется быть еще осторожнее со словами. С другой — было подходящее время для того, чтобы выкачать новую информацию, пока все они были не в своей тарелке. Их желание помочь устранить угрозу могло оказаться весьма полезным. Даже виновнику придется вести себя так же, как остальным. Кто знает, не оступится ли он от напряжения.
— Ну, что еще интересного у тебя на сегодня? — поинтересовался Джулиан, сцепив руки за спиной и растянувшись на моем любимом кресле.
— Пока ничего, — ответил я.
— Жаль, — произнес Джулиан. — А я-то надеялся, что ты предложишь тем же способом поискать отца. А вдруг нам повезет? Найдем и его. И кто-нибудь наверняка его уберет. А после этого поиграем в «русскую рулетку» твоим новым способом. Победитель получает все.
— Ты плохо обдумал свои слова, — заметил я.
— Ничего подобного, я обдумал каждое слово, — заявил он. — мы тратим так много времени на то, чтобы забить друг другу баки, что я решил для развлечения высказать то, что думаю. Может быть, кто-нибудь это заметит.
— Теперь ты знаешь, что мы заметили. И еще мы заметили, что теперешний Джулиан ничуть не лучше прежнего.
— Выбирай, кто тебе больше нравится. Нам обоим очень интересно, знаешь ли ты, что делать дальше.
— Знаю. В настоящее время я намерен получить ответы на некоторые вопросы: они имеют отношение к тому, что мучает нас. Начнем с Бранда и его судьбы, — повернувшись к Бенедикту, который сидел, пристально уставившись в огонь, я сказал: — Бенедикт, ты как-то в Авалоне упомянул, что Бранд был среди тех, кто искал меня после моего исчезновения.
— Это правда, — не стал возражать Бенедикт.
— Мы все искали тебя, — добавил Джулиан.
— Это было потом, — проронил я. — Вначале этим занимались Бранд, Жерар и ты сам, Бенедикт. Ты ведь так мне говорил?
— Да, но позже и остальные пытались тебя найти. Это я тоже говорил.
Я кивнул.
— Бранд в это время ни о чем необычном не упоминал?
— Необычном? Что ты имеешь в виду?
— Не знаю. Я ищу какую-нибудь связь с тем, что произошло с ним и со мной.
— Тогда ты ищешь не там, где надо. Он вернулся и сказал, что никого не нашел. После этого он много веков жил в Эмбере и никто его не трогал.
— Это я знаю. Но из рассказа Рэндома я понял, что он окончательно исчез где-то за месяц до моего выздоровления и возвращения. Здесь что-то не то. Скажи, может быть, он говорил о чем-то странном не сразу после возвращения, а перед своим исчезновением? Или между? Хотя бы что-то. Говорите, если что-нибудь знаете!
А, между тем, наступило молчание. Все переглянулись. Во взглядах было не столько беспокойство или подозрительность, сколько любопытство.
Наконец, высказалась Льювилла:
— Я не знаю… вероятно, это не имеет значения…
Все взоры устремились на нее. Она заговорила, медленно завязывая и развязывая концы пояса.
— Это произошло между возвращением Бранда и его исчезновением. Мне и вправду это показалось странным. Когда-то давно Бранд приехал в Рембу…
— Когда это «давно»? — спросил я.
Она сморщила лоб.
— Пятьдесят, может быть, шестьдесят или семьдесят лет назад. Точно не помню…
Я постарался вспомнить примерный коэффициент преобразования, выведенный мною в дни долгого заключения. День в Эмбере длится чуть больше двух с половиной дней теневой Земли, где я жил в ссылке. Когда это было возможно, я подгонял эмберское время под свое собственное, на случай, если выявится какое-нибудь интересное совпадение. Итак, Бранд приезжал в Рембу, когда для меня шел девятнадцатый век.
— Как бы это ни было, — продолжала Льювилла, — Бранд приехал навестить меня. Пробыл несколько недель, — она взглянула на Рэндома. — Он расспрашивал о Мартине.
