ОКТЯБРЬ
Пирс:
Не стыдно ль, Кадди, никнуть головой, Когда в медлительное время года Утех людская требует природа? Не ты ли пастухов сбирал толпой Для песнопенья, пляски, хоровода,— А ныне спишь, и игры спят с тобой.
Кадди:
Я так усердно утомлял свирели, Что Муза истощила свой запас. Я все богатства в играх порастряс, И с чем же оказался я на деле? Как стрекоза из басни, в зимний час Я должен дрогнуть в ледяной постели. Слагал я песни на прелестный лад, И юноши под них резвились прытко: Им — щедрый хмель любовного напитка, Мне — похвалы скупые невпопад. От их восторга мало мне прибытка: Я бьюсь о куст, а птицы к ним летят.
Пирс:
Но, Кадди, похвала ценней награды И слава много выше всякой мзды: Поверь, что нет счастливее звезды, Чем буйству юных возводить преграды, Советом отвращать их от беды И вдохновенья объяснять отрады. Настрой свирель на сладостный напев, И, покорясь, округа молодая К тебе прильнет, рассудок забывая: Так укрощал Орфей Плутонов гнев, Из Тартара подругу вызволяя, И самый Цербер слушал, присмирев.
Кадди:
Так Аргусовы очи дети славят, И птица, распуская хвост, горда; Но за красу павлину никогда Ни зернышка в кормушку не прибавят. Что слово? Дым и тает без следа. Что слава? Ветр и к ветру путь направит.
Пирс:
Певец, оставь пустое шутовство, Душой из бренной воспари юдоли: Воспой героев, иже на престоле Делили с грозным Марсом торжество, И рыцарей, врага разивших в поле, Не запятнав доспеха своего. И Муза, вольно простирая крылья, Обнимет ими Запад и Восток, Чтоб ты на гимн благой Элизе мог Направить вдохновенные усилья Иль пел медведя, что у милых ног Дары свои слагает в изобилье. Когда ж остынет гимнов жаркий звук, Ты воспоешь блаженство нежной ласки И будешь вторить мирной сельской пляске И прославлять хранительный досуг. Но знай, какие б ни избрал ты краски, Хвала Элизе и тебе, мой друг.
Кадди:
Да, я слыхал, что римлянин Вергилий Был Меценатом к Августу введен: Для бранных песен вмиг оставил он Смиренный звук пастушеских идиллий. Поныне отражает небосклон Набат его легенд и грозных былей. Увы, Октавиан давно почил, И Мецената прах оделся глиной; Не должно ль быть сие певцам причиной Великих славить, не жалея сил, Напоминать о доблести старинной И гнать забвенье от святых могил? Но днесь к упадку мужество клонится, И просится геройство на покой, И рой пиитов жалких вразнобой Твердит ученым судьям небылицы, И разум иссыхает, как изгой, И солнце чести замкнуто в темницу. И если твой, Поэзия, росток От корня старого пробьется снова, Ты потакаешь слуху сквернослова И поощряешь низость и порок: Так в поисках признания земного, Не расцветая, вянет твой цветок.
Пирс:
О Муза, где пребыть тебе по чину? Когда ты не допущена к дворцу (А он тебе всех более к лицу), В служанки ты идешь к простолюдину. Взмахни крылами, вознесись к Творцу; В презренном мире нет тебе притипу.
Кадди:
Ах, Пирс, не всякой Музе сей удел: Моей не хватит рвенья, и здоровья, И дара воспарять от многословья. Вот Колин бы взлететь не оробел: Не будь он злою поражен любовью, То лебедем бы взвился и запел.
Пирс:
Глупец, не от любви ль его усердье Стремиться дале звезд за горний свод, Не от любви ль он дерзко предпочтет Взирать с восторгом в зеркало бессмертья? Возвышенная страсть зовет в полет, И низкий ум парит над низкой твердью.
Кадди;
Куда там! Все как раз наоборот: Всевластная любовь певца тиранит, И силы гонит прочь, и ум туманит, И сякнет стих от горестных забот. Неволя вольной Музе крылья ранит. Немудрый ткач две ткани сразу ткет. Тому, кто ищет славы лирным звоном, Свобода ради грозных слов нужна С обильем яств и реками вина. Недаром Бахус дружит с Аполлоном: Когда в пирах мечта опьянена, Стихи бегут потоком оживленным. Ах, Пирс, певцы поют не для забав: Не знаешь ты терзаний наших бурных. О, как сменить позор венцов мишурных На славный плющ и хмель старинных прав, Чтоб Муза гордо вышла на котурнах, Себе Беллону в спутницы избрав! Увы! Нужда мешает песне звонкой: Угас, не разгоревшись, пламень мой. Хоть ты, мой друг, утешь певца зимой И дай приют его свирели тонкой.
Пирс:
