— Я понимаю, поначалу это зрелище ошеломляет, — слуга дона Маранцаллы мягко, но уверенно взял мальчика за плечо. — Подожди несколько мгновений, твои глаза привыкнут. Но, во имя всех Богов, будь осторожен! И помни: ни к чему нельзя прикасаться!
Действительно, через несколько секунд первый шок прошел, и Жеан смог более внимательно разглядеть это искрящееся и переливающееся зрелище. Прозрачные розы стояли рядами, самый ближний из них начинался в двух шагах от мальчика. Глядя на эти безукоризненные изваяния, Жеан вспомнил легенду, что якобы всемогущие Древние в один миг заморозили все великолепие летнего дня — каждый лепесток, каждую былинку. Однако безмятежное совершенство Сада-без-Ароматов нарушалось хаотически разбросанными яркими пятнами. То здесь, то там на стеклянных цветах — прямо внутри них — виднелись какие-то полупрозрачные буро-красные пятна, словно замерзшие облака ржавого дыма.
Этот дым был человеческой кровью.
Каждый лепесток, каждый шип и листок имели острейшие грани, которые резали лучше самых наточенных клинков. Одно неосторожное прикосновение — и человеческая плоть рвалась, как бумага, а стеклянная роза окрашивалась пролитой кровью. Если верить слухам, экспонаты Сада-без-Ароматов имели необычное свойство втягивать кровь внутрь своих стеклянных стеблей, обретая при этом краски. Наверное, если бы саду пожертвовали достаточно жизней, то каждый цветок окрасился бы в глубокий алый цвет. Кое-кто утверждал, что розы просто пьют кровь, текущую из раны. Но другие с ними спорили и доказывали, что сад ВЫСАСЫВАЕТ кровь из своей жертвы и способен осушить человека до дна, воспользовавшись самой мелкой царапиной.
Так или иначе, но, гуляя по этому саду, требовалось соблюдать предельную осторожность и сосредоточенность. Большинство дорожек было всего в два-три шага шириной. Отвлекись на миг — и поплатишься жизнью. Тот факт, что дон Маранцалла выбрал Сад-без-Ароматов в качестве идеального места для обучения молодежи боевым искусствам, многое говорил об этом человеке. Впервые в жизни Жеан проникся почтительным ужасом перед загадочным народом, который жил здесь многие века назад и создавал подобные вещи. Сколько еще таинственных и опасных подарков оставили они людям? И почему, по какой неведомой причине они покинули Каморр? Об этом Жеан боялся даже задумываться.
Привратник отпустил плечо мальчика и шагнул обратно в темный чулан над лестницей. Оглянувшись, Жеан увидел, что комнатка выступает из стены, словно лачуга садовника.
— Дон Маранцалла ждет тебя в центре сада, — напоследок сказал слуга.
Дверь захлопнулась, и Жеан остался в одиночестве. Он стоял под палящим солнцем и разглядывал стеклянные цветы, алчущие его крови.
Вскоре мальчик обнаружил, что он на крыше не один: в глубине стеклянного сада раздавался шум. До Жеана донеслись напряженные вскрики, скрежет стали, краткие властные команды. Еще совсем недавно он мог бы поклясться, что путешествие по «кошачьему мостику» стало самым страшным переживанием в его жизни. Но теперь, стоя перед Садом-без-Ароматов, мальчик осознал, что с радостью готов перенестись обратно в самую узкую точку моста на высоте пятидесяти футов над Анжевеной и сплясать там с закрытыми глазами.
Он бросил взгляд на пропуск, зажатый в правой руке. Этот кожаный футляр напомнил ему, что отец Цепп верит в него. По мнению священника, он способен преодолеть все ловушки Сада-без-Ароматов. Розы, невзирая на свой хищный блеск, были всего-навсего неодушевленными предметами, они не умели мыслить. Неужели Жеан с ними не справится? И сможет ли он претендовать на звание истинного бойца и убийцы, если побоится пройти через сад? Стыд погнал мальчика вперед, и он осторожно сделал первый шаг. Затаив дыхание, выверяя каждое движение, он начал свой путь по извилистым тропинкам. Пот ручьями катился по лицу, разъедал ему глаза, но подросток не сдавался.
— Я справлюсь… Я Благородный Подонок, — упрямо шептал он.
Эти тридцать шагов, пройденные меж рядов холодных, застывших во враждебном ожидании роз, стали самыми длинными в его столь недолгой жизни.
Жеан не позволил им прикоснуться к себе.
В центре сада располагалась круглая площадка тридцати футов в диаметре. Там шел бой: двое мальчиков примерно одних лет с Жеаном двигались по кругу с рапирами в руках. Они настороженно следили друг за другом и время от времени делали молниеносные выпады в сторону врага. Зрители — с полдюжины разгоряченных мальчишек — увлеченно наблюдали за поединком. Рядом с ними стоял высокий пожилой мужчина в изящном дублете все того же ярко-алого цвета. У него были длинные, до плеч, волосы и седые вислые усы. Бронзовое задубелое лицо выдавало в незнакомце бывалого воина, хорошо знакомого с превратностями походной жизни. О том же говорили потрепанные солдатские кожаные бриджи, совсем не сочетавшиеся с его богатым дублетом, и старые походные башмаки.
На площадке не было мальчишки, который не испытывал неловкости за такой невзрачный наряд своего наставника. Сами-то они были одеты, как подобает сыновьям знати — в нарядные камзолы и ладно скроенные бриджи, шелковые рубашки и изящные начищенные сапожки. Все мальчишки были облачены в превосходные кожаные доспехи, руки защищены специальными наручами, чтобы отражать удары учебных клинков. Рядом с ними Жеан почувствовал себя голым, и только страх перед смертоносными стеклянными розами помешал ему юркнуть обратно в укрытие.
При виде новичка, неожиданно вышедшего из хрустальных зарослей, один из поединщиков на долю секунды отвлекся. Его противник не замедлил воспользоваться открывшейся возможностью — рапира метнулась вперед и, пройдя сквозь шнуровку наруча, рассекла неудачнику мышцы предплечья. Тот взвыл, вызвав презрительные взгляды товарищей, и выронил оружие.
— Господин Маранцалла, — почтительно заговорил один из учеников. Голос у него был более масляный, чем хорошо смазанный клинок на полке склада. — Так нечестно! Лоренцо отвлекся на мальчишку, который вышел из сада.
Теперь все юные аристократы повернулись к Жеану с откровенным отвращением во взорах. Еще бы — к ним на площадку заявился мешковатый неуклюжий простолюдин без всяких доспехов и оружия! Только мальчик с расплывающимся по рукаву пятном крови не обратил на него внимания — он был слишком занят собственными проблемами.
— С твоей стороны, Лоренцо, было непростительной глупостью отводить взгляд от противника, — откашлявшись, произнес дон Маранцалла глубоким и низким голосом. Казалось, эта ситуация весьма забавляет его. — В некотором смысле ты получил по заслугам. Но, с другой стороны, истинно благородный человек не должен использовать в своих целях затруднительное положение соперника — это недостойно. Надеюсь, в следующий раз вы оба не ударите лицом в грязь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
