У входа в шатер король увидел Блонделя, игравшего на лютне. Здесь же сидели и африканские стражники Саладина, приставленные к королеве султаном в качестве телохранителей, и с видимым удовольствием внимали игре трубадура, весело улыбаясь и хлопая в ладоши.
– Что ты здесь делаешь, Блондель, с этим стадом черных скотов? – спросил король певца. – Отчего не идешь в шатер?
– Поскольку для моего ремесла, Ваше Величество, необходимы голова и пальцы, то я ими и дорожу. Эти негодяи обещали обратить меня в крошеное мясо, если я осмелюсь переступить порог.
– В таком случае следуй за мной. Я провожу тебя.
Африканская стража преклонила сабли и копья перед королем и опустила глаза в землю в знак того, что она не достойна лицезреть государя.
Войдя в шатер своей супруги, король застал здесь Томаса де Во, с которым Беренгария вела оживленную беседу. Содержание ее нетрудно было угадать, так как, подходя к шатру, король услышал имя рыцаря Спящего Барса, и слова: «великолепное вооружение», «статный конь», «превосходная арена». Король заметил своему верному барону, который почему-то находился в особенно словоохотливом настроении, чтобы он предложил Блонделю спеть, а сам, улучив удобную минуту, шепнул своей прелестной кузине:
– Скажите, прекрасная Эдит, неужели мы продолжаем быть врагами?
– Нет, государь, – тихо ответила принцесса, – да и кто может сердиться на короля Ричарда, когда мы видим его таким, какой он есть на самом деле: великодушным, благородным, доблестным и честным?
И принцесса, в знак полного примирения, протянула ему руку, которую король тепло пожал и поцеловал.
– Вы полагаете, прелестная кузина, – продолжал Ричард, – что наказание, которое я наложил на рыцаря Спящего Барса, было чересчур строгим и даже, может быть, несправедливым, но вы ошибаетесь. Подумайте беспристрастно, ведь он своим легкомыслием обманул мое доверие и как полководца, и как короля Англии. Впрочем, я очень рад, что завтра ему представится случай смыть позор, которым он так легкомысленно запятнал свою рыцарскую честь. Не спорю и знаю, прекрасная кузина, что потомство справедливо будет порицать сумбурную вспыльчивость короля Ричарда, но оно должно будет и признать, что Ричард как судья был строг, когда строгость являлась необходимостью, и милостив – когда мог.
– Никто не должен себя хвалить, мой царственный брат, – заметила принцесса Эдит, улыбаясь, – потомство может назвать ваше правосудие жестокостью, а милосердие – капризом.
– А что скажет со временем потомство о вас, прекрасная кузина? – возразил, тоже улыбаясь, король. – Признает ли оно принцессу Эдит Плантагенет умевшей с достоинством носить свое звание и не найдет ли оно ее слишком покорной своему сердечному влечению и чуждой самопожертвованию ради великой цели?
– В таком случае оно не будет знать принцессы Эдит Плантагенет, мой царственный брат!
– Вы слишком горды, кузина, но я бы вам посоветовал не гордиться раньше времени. Ваш прекрасный рыцарь пока что готовится к бою, а не возвратился с победой. Маркиз Монсерратский считается одним из искуснейших бойцов на копьях. Что вы скажете, если этот шотландец, выступающий за короля Англии, будет побежден?
– Этого быть не может! – вся вспыхнув от волнения, воскликнула Эдит. – Я видела сама, как Конрад Монсерратский изменился в лице, уличенный в своем преступлении. Судебный поединок взывает к правосудию Всевышнего, а маркиз, сознавая себя виновным, будет испытывать смущение и страх. Я лично готова вступить с ним в бой и уверена, что вышла бы победительницей.
– Клянусь святым Георгием, что твои слова искренни, и я уверен, что ты победила бы его. Да, в тебе течет кровь Плантагенетов и ты чудесная женщина!
Король на минуту смолк и затем с озабоченным видом обратился к ней:
– Эдит, прошу вас, не забывайте, что вы носите фамилию Плантагенет.
– Что значит такое предостережение в эту минуту и с таким важным видом? Разве вы, мой царственный брат, видели вашу кузину когда-нибудь легкомысленной и увлекающейся девушкой, чувство которой могло бы заставить ее забыть о величии своего рода и своем положении?
– Будем, милая кузина, откровенны друг с другом. Скажите, кем будет ваш шотландский рыцарь, если победит.
– Для меня? – повторила принцесса Эдит. – Не более чем может быть любой доблестный и храбрый рыцарь, который посвящает свою жизнь и подвиги даме своего сердца, хотя бы это была сама королева. Любой рыцарь может посвятить себя служению королеве, но блеск его избранницы, – сказала Эдит, гордо закинув голову, – должен быть его единственной наградой.
– Однако этот рыцарь совершил много для прославления вашего имени и тяжко пострадал из-за вас, – заметил король.
– За его подвиги я вознаградила его своим уважением и вниманием, за страдания – слезами, – ответила принцесса Эдит. – Если же он мечтал получить другую награду, то напрасно не избрал предмет своей любви и почитания в собственной среде.
– Итак, вы не надели бы для него «окровавленный плащ»? – спросил король, лукаво улыбаясь.
– Нет, так же как и не потребовала бы от него какой-либо безрассудной жертвы, не делающей чести ни тому, ни другому, – строго ответила принцесса Эдит.
– Так ли это? Так всегда говорят все молодые девушки, но когда влюбленный станет настоятельно требовать их руки, они сдаются и потом говорят, вздыхая, что не могли устоять против судьбы и влияния планет.
– Ваше Величество угрожает мне влиянием планет или судьбой, предназначенной свыше. Поверьте мне, государь, как бы ни было сильно влияние планет на судьбы людей, ваша бедная родственница никогда не выйдет ни за мусульманина, хотя бы он был и царь царей, ни за кого бы то ни было некоролевской крови, хотя бы он был храбрейшим рыцарем… Однако позвольте мне слушать пение Блонделя, которое, честно говоря, мне приятнее ваших предостережений.
Глава XXVIII
Слышите ли, как шумно идет битва, Как сверкают мечи воинов, как их кони ржут?
ГрэйИз-за невыносимой жары было решено, что судебный поединок, на который съехались все высшие лица как из лагеря крестоносцев, так и состоявшие при султане, начнется через час после восхода солнца. Арена была усыпана крупным песком и выровнена под наблюдением рыцаря Спящего Барса. Она тянулась на шестьдесят саженей в длину и двадцать саженей в ширину и была обнесена высокой оградой. Она шла в направлении с севера на юг так, чтобы лучи восходящего солнца освещали ее сбоку, а не слепили бы глаза тому или другому противнику. У самой ограды, с западной ее стороны, как раз против того места, где, как предполагалось, сойдутся противники, были устроены два трона рядом – один для султана Саладина, другой – для короля Ричарда. Направо и налево от них помещались троны других государей. На противоположной стороне была устроена за оградой галерея или, вернее, узкое одноэтажное здание, закрытое со всех сторон и с небольшими окнами, которые предназначались для дам и из которых, сами невидимые, они могли наблюдать за всем происходившим на арене.
