Надо полагать, мало кто из этих честных и увлеченных тружеников в ту пору сохранил способность спать спокойно.
Обстановка накалилась особенно в 1957 году, когда все возраставшие скорости полета потребовали от конструкторов решиться, как нам тогда казалось, на отчаянный шаг и от первоначального компромиссного, так называемого обратимого управления, в котором наряду с гидроусилителями, придаваемыми лишь в помощь летчику, сохранялась еще механическая связь штурвала и рулей посредством тросов или тяг, перейти к необратимому управлению, в котором эта связь уже вовсе не существовала, а рули приводились в действие исключительно гидросистемой.
Двигая штурвалом и педалями, летчик, по сути, управлял уже не рулями, а гидроусилителями.
В самом упрощенном виде устройство необратимого управления можно представить себе так. Отклонения штурвала вызывают перемещение клапанных пластинок — золотников — на гидроусилителе. Золотники приоткрывают доступ в цилиндр гидроусилителя рабочей жидкости, нагнетаемой под большим давлением. Давя на поршень (в зависимости от положения золотника с той или с другой стороны), жидкость и проделывает за летчика всю требующую титанических усилий работу, поскольку поршень жестко связан с кронштейном руля.
Вот, собственно, и все. Пока.
Теперь мне остается облегченно вздохнуть, глядя на гору бумаги, которую я исчеркал, ухитрившись в конце концов написать это пояснение. И да простят меня коллеги за необстоятельность и легкомыслие.
Впервые я увидел этот самолет в один из летних дней 1957 года. Он стоял далеко в поле и — уж такова была моя фантазия — напомнил мне почему-то…комара. Само собой, довольно крупного… Так и представилось: этакий длиннотелый, оперся на голенастые задние ноги, задрал хвост пистолетом, откинув назад крылышки, а тонким шильцем передней стойки шасси, как хоботком, самозабвенно пиявит бледную руку бетонной полосы.
Вскоре я, однако, убедился, насколько первое впечатление бывает субъективным.
Кто-то вбежал в летную комнату и крикнул:
— ЛА привезли ночью! Айда смотреть! Наши там собираются внизу.
Те, кто был свободен от полетов, зашевелились. Равнодушный ко всем новостям Амет-Хан Султан спросил:
— Кто летать будет?
— Кажется, Андрюшка Кочетков, — потянулся, вставая, Шиянов.
— Что, и приказ уже есть? — насторожился Казьмин. (Петр цеплялся иногда и за соломинку, надеясь ухватить интересную работу.)
— Позвони министру и спроси, — с усмешкой загудел Плаксин, — мол, Петр Васильевич, это вам тезка звонит… Узнали? Нет, Петька Казьмин! Вот что хочу спросить: вы на лавочкинскую машину летчика назначили? Уже?! Ах, какая досада! А я-то хотел предложить свою кандидатуру…
— А что, Васек, идея! — вовсе не обижаясь, рассмеялся каким-то невесомым смехом Петр. — Нужно будет — и спрошу!
Стали выходить.
Петр вспрыгнул на перила лестницы и мигом проскочил два марша, оставив позади всех.
Пока на стыках бетонки "газик"-автобус лязгал стеклами, Шиянов — он с войны был ближе всех у нас к лавочкинской фирме — сказал, что Семен Алексеевич Лавочкин «вусмерть» увлекся кибернетикой и прочей автоматикой и «начиняет» ими свои машины.
— Резонно: электронный мозг, — отреагировал Вася Плаксин. Он специализировался по тяжелым самолетам и машин поменьше, как казалось, всерьез не принимал. — Не наше серенькое студенистое вещество…
— С ничтожным количеством извилин, — не пропустил случая подначить его Петька, отодвигаясь на всякий случай.
— А что? — Шиянов взглянул солидно. — Скоро так и будет: стих нужен? Пжалста!.. Тисни только кнопку. Диссертация? Тисни другую!
— Поэтам и ученым будет малина, — мечтательно протянул Вася. — Потягивай коньячок!
— Поэты — шут с ними… Что тогда мне, серому пилотяге от штурвала, прикажешь делать? — пожалуй, не слишком естественно развеселился Богородский.
— Не боись! Красивые мужчины всегда будут нужны, — захохотал Вася, — особливо в сельском хозяйстве…
Все посмеялись.
Аркадий Богородский очень хорош был в военной форме, и он знал это. Правда, и штатский костюм ему тоже был к лицу. Вообще к задорной, обаятельной улыбке молодого лица все идет.
Аркадий, отличный летчик, статный, высокий, подвижный, с шевелюрой мягких светлых волос, мог бы шагать по пути к славе куда активней, не занимайся он иногда очень некстати самоуничижением.
Однажды на совещании в присутствии министра он на какой-то важный вопрос высказался в своей обычной псевдовеселой манере: мол-де он что, ему как прикажут, он — "серый пилотяга от штурвала"!
Многим присутствующим стало в этот момент не по себе. Мне кажется, что с той минуты досада на него так и осталась у многих в сердце.
Подкатили. Повыскакивали, стали обходить вокруг самолета.
Фюзеляж самолета, сильно расширенный к хвосту, резко обрывался двумя кругами сопл мощных двигателей. Не скажу, чтобы продолговатый и приопущенный нос всем понравился, но впечатление он произвел.
— Ба! Да у него башкенция как у анаконды! — сказал Аркадий.
— Действительно похоже, — подхватил кто-то.
В носу помещался радиолокационный прицел, он и расширял и удлинял нос машины. За ним начинался фонарь летчика и оператора — самолет оказался двухместным, — а по бокам вспучились отверстые «глазищи» воздухозаборников.
За крыльями у двигателей столпились люди. Никто не обратил на нас внимания, а мы заметили синюю (с золотом) офицерскую фуражку набекрень Андрея Кочеткова.
— Кочетков! Андрей Григорьевич!
Он обернулся.
— Здравия желаю! — поднес руку к козырьку. Тень козырька почти скрывала улыбку прищуренных глаз, зато контрастней горели щеки.
— Андрей Григорьевич, — в своей обычной мягкой манере застенчиво заговорил Анохин, — говорят, ты летать будешь?
— Кажется, да, Сергей Николаевич, — снова прищурился Андрей, — Семен Алексеевич просил меня испытать….
— Вот что! — помялся Сергей. — Ты не мог бы нам рассказать о самолете?
— Могу… Но постойте, — Кочетков вдруг изменил первоначальное решение, — сейчас мы это устроим лучше.
Андрей подошел к фюзеляжу и стукнул по обшивке:
— Михаил Львович!
В кабине со сдвинутым фонарем показалась узкая, будто слегка стиснутая с боков физиономия ведущего инженера Барановского.
— А?.. Я вас слушаю, Андрей Григорьевич… О! Товарищи… Я сейчас.
Завидев летчиков, Барановский просиял весь, заторопился из кабины.
— Сергей Николаевич просит, чтобы мы рассказали о самолете? Не возражаешь?
— Ну что за вопрос! Здравствуйте, здравствуйте, други!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
